Философия грамматики 
Глава III. Систематическая грамматикаСинтаксис. Универсальная грамматика? Различия между языками. Какие категории признавать. Синтаксические категории. Синтаксис и логика. Понятийные категории. СинтаксисВторой основной раздел грамматики, как мы уже говорили, занимается рассмотрением тех же самых явлений, что и первый, но с другой точки зрения, а именно изнутри, или с точки зрения значения (3>Ф). Мы называем этот раздел синтаксисом. Его подразделения устанавливаются в соответствии с грамматическими категориями, значение и употребление которых в речи и дается в этом разделе.Одна из глав синтаксиса рассматривает число; сначала перечисляются различные способы образования множественного числа (dogs «собаки», oxen «волы», feet «ноги», we «мы», those «те» и т.д.); это можно сделать без большого труда и в самом общем виде путем ссылок на соответствующие параграфы морфологии, в которых были уже рассмотрены все окончания и другие формативы. Затем описываются особенности, свойственные всем формам единственного числа и всем формам множественного числа независимо от способа их образования, например: употребление множественного числа в сочетании a thousand and one nights «тысяча и одна ночь» (в датском и немецком ввиду наличия числительного «один» употребляется форма единственного числа), единственного числа в сочетании more than one man «более одного человека» (== more men than one), родовое употребление единственного или множественного для обозначения всего класса (a cat is a four-footed animal «кошка - четвероногое животное», cats are four-footed animals «кошки - четвероногие животные») и многие другие явления, которые не могли найти себе места в разделе морфологии.Под заголовком «Падеж» мы рассматриваем наряду с другими явлениями родительный падеж и его синоним - предложное сочетание с of (которое часто ошибочно называют родительным падежом): Queen Victoria's death == the death of Queen Victoria «смерть королевы Виктории». Следует выделить те случаи, где невозможно заменить одну из этих форм другой (I bought it at the butcher's «Я купил это в мясной лавке», с одной стороны, и the date of her death «дата ее смерти», с другой). В главе о степенях сравнения сопоставляются такие формы, как sweetest «сладчайший», best «наилучший» и most evident «самый очевидный», которые в морфологии рассматриваются под различными заголовками; здесь дается также употребление сравнительной и превосходной степени, когда речь идет о двух лицах или предметах. Одна глава посвящается различным способам выражения будущности (I start to-morrow «Я отправляюсь завтра»; I shall start to-morrow «Я отправлюсь завтра»; Не will start to-morrow «Он отправится завтра»; I am to start to-morrow «Мне предстоит отправиться завтра», I may start tomorrow «Может быть, я отправлюсь завтра», I am going to start to-morrow «Я собираюсь отправиться завтра»). Этих указаний достаточно для того, чтобы вскрыть сущность синтаксического рассмотрения грамматических явлений. Те же самые факты, о которых уже шла речь в морфологической части, рассматриваются здесь с другой точки зрения; мы сталкиваемся здесь с новыми проблемами более всеобъемлющего характера. Наш метод двустороннего подхода дает нам возможность составить более ясное представление, чем прежние методы, о сложной грамматической системе такого языка, как английский. Чтобы сделать это еще более очевидным, мы попытаемся изобразить в схематическом виде одну из частей этой системы с ее многочисленными пересечениями форм и функций.Если теперь сравнить две стороны грамматики и вспомнить то, что было сказано выше о двух сторонах словаря, то можно обнаружить, что эти две точки зрения являются в действительности точками зрения слушателя и говорящего соответственно. В диалоге слушатель имеет дело с определенными звуками и формами и должен выяснить их значение; таким образом, он отправляется от внешней стороны и приходит к внутренней (Ф > З). Говорящий, напротив, отправляется от определенных мыслей, которые он собирается сообщить; для него заранее данной величиной является значение, и он должен найти средства для выражения этого значения: таким образом, говорящий совершает путь от внутренней стороны к внешней (З > Ф). Универсальная грамматика?В отношении категорий, которые следует установить в синтаксической части нашей грамматической системы, прежде всего необходимо поставить чрезвычайно важный вопрос, а именно: какими являются эти категории - чисто логическими или чисто лингвистическими категориями? Если остановиться на первом решении, тогда категории окажутся универсальными, т.е. общими для всех языков. В случае же второго решения, категории, или по крайней мере некоторые из них, будут характеризовать один или несколько языков в отличие от остальных. Поставленный нами вопрос, таким образом, сводится к старому вопросу: может ли существовать так называемая универсальная (или всеобщая) грамматика?Отношение грамматистов к этому вопросу в различные эпохи было разным. Несколько столетий назад было распространено мнение, что грамматика представляет собой прикладную логику и что поэтому можно установить принципы, лежащие в основе различных грамматик существующих языков; исходя из этого, делались попытки устранить из языка все, что не соответствовало точно законам логики, и измерять все в языке согласуясь с канонами так называемой общей или философской грамматики. К сожалению, грамматисты слишком часто находились под влиянием иллюзии, считая, что латинская грамматика - идеальный образец логической последовательности, и поэтому в каждом языке они всячески отыскивали различия, существующие в латыни. Нередко априорные рассуждения и чистая логика побуждали грамматистов находить в языке такие вещи, о которых они никогда не помышляли бы, если бы не находились под влиянием латинской грамматики, изучением которой они занимались с первых дней школы. Это смешение логики и латинской грамматики с вытекающими отсюда последствиями, этот прокрустов метод трактовки всех языков стал источником многочисленных ошибок в области грамматики. Когда-то Сэйс в своей статье «Грамматика» в девятом издании «Британской энциклопедии» писал: «Попытки найти в английской грамматике соотношения, свойственные латинской грамматике, привели лишь к нелепым ошибкам и к полному непониманию строя английского языка». Эти слова и сейчас не утеряли свою актуальность, и их не следует забывать грамматистам - независимо от того, какой язык они изучают.В XIX столетии в связи с развитием сравнительного и исторического языкознания и расширением кругозора усилился интерес к различным экзотическим языкам. Прежние попытки создания философской грамматики были отброшены, так что высказывания, подобные приведенному ниже высказыванию Стюарта Милля, стали редкими:«Представьте на минуту, что такое грамматика. Это самая элементарная часть логики. Это начало анализа мыслительного процесса. Принципы и правила грамматики служат средством, при помощи которого формы языка приводятся в соответствие с универсальными формами мышления. Различия между разными частями речи, между падежами существительных, наклонениями и временами глаголов, функциями причастий являются различиями в мышлении, а не только в словах… Структура каждого предложения - это урок логики» («Rectorial Address at St. Andrews», 1867).Такие представления менее всего должны быть свойственны филологам и лингвистам; в этом отношении, пожалуй, последним является Балли: «Грамматика есть не что иное, как логика в приложении к языку» (Ваllу, Traitй de stylistique franзaise, Heidelberg, 1909, стр. 156).Значительно чаще высказывается следующая точка зрения: «Универсальная грамматика так же невозможна, как универсальная форма политической конституции или религии или универсальная форма растения или животного. Единственная наша задача поэтому состоит в установлении категорий реально существующих языков и при этом мы не должны отправляться от готовой системы категорий» (Steinthal, Charakteristik der hauptsдchlichsten Typen des Sprachbaues, стр. 104 и сл.). Бенфей говорит, что в результате успехов современного языковедения универсальная и философская грамматика исчезла внезапно и полностью, так что методы и взгляды лингвистов той эпохи можно проследить лишь по книгам, которые не имеют ничего общего с подлинной наукой («Geschichte der Sprachwissenschatt», 306). Мадвиг же заявляет, что грамматические категории не имеют ничего общего с реальными отношениями самих вещей (1856, стр. 20; «Kleine philologische Schriften», стр. 121).Несмотря на отрицательное отношение современных лингвистов к идее грамматики, созданной путем дедуктивного рассуждения и применимой ко всем языкам, мысль о существовании грамматических понятий или категорий всеобщего характера время от времени проскальзывает в лингвистической литературе. Так, Альфонсо Смит (С. Alphonso Smith) в своей интересной работе «Studies in English Syntax» (стр. 10) пишет, что существует своего рода единообразие языковых процессов, которое проявляется, однако, не в отдельных словах, звуках или флексиях, а в отношениях между словами, т.е. в синтаксисе. «Полинезийские слова, например, не похожи на наши, но у полинезийцев есть свое сослагательное наклонение, свой страдательный залог, своя система времен и падежей, поскольку принципы синтаксиса являются психическими и поэтому универсальными». И далее, на стр. 20: «Приходишь к мысли, что нормы синтаксиса не поддаются уничтожению, так упорно они проявляются вновь и вновь в самых неожиданных местах».Боюсь, что сказанное выше о полинезийцах не является результатом тщательного изучения их языка; скорее оно основано на априорном предположении, что никто не может обойтись без упомянутых синтаксических средств; точно таким же образом датский философ Кроман (Kroman), установив на логической основе систему девяти времен, заявляет: «Само собой разумеется, что язык каждой мыслящей нации должен иметь средства выражения» для всех этих времен. Знакомство с реально существующими языками убеждает нас в том, что временных форм в одном языке гораздо меньше, а в другом гораздо больше, чем мы бы ожидали; то, что в одном языке выражается с необычайной точностью в каждом предложении, в другом языке остается вообще невыраженным, как будто оно не имеет никакого значения. Это можно наблюдать на примере такой категории, как «сослагательное наклонение»: языки, имеющие для сослагательного наклонения специальную форму, вовсе не используют ее для одних и тех же целей. Поэтому, несмотря на то, что это наклонение одинаково названо в английском, немецком, датском, французском и латинском языках, оно не является строго идентичным в каждом из них. Совершенно невозможно дать такое определение сослагательному наклонению, которое позволило бы нам решить, когда следует употребить в том или ином из упомянутых языков сослагательное наклонение, а когда - изъявительное. Еще сложнее дать такое определение, которое годилось бы для всех языков одновременно. Поэтому нет ничего удивительного, что существует множество языков, не имеющих ничего похожего на то, что можно назвать сослагательным наклонением, как бы широко ни понимался этот термин. И действительно, история английского и датского языков показывает, как постепенно увядало когда-то процветавшее сослагательное наклонение и как с течением времени оно превратилось в нечто, напоминающее рудиментарный орган, употребление которого либо весьма сомнительно, либо в высшей степени ограниченно. Различия между языкамиЗанимаясь сравнительной лексикологией, мы наблюдаем, как предметы, представленные словами, группируются самым различным образом соответственно капризам данного языка. То, что сливается воедино в одном языке, различается в другом. Там, где английский язык различает clock «(стенные, настольные, башенные) часы» и watch «ручные часы», а французский - horloge «(башенные) часы», pendule «(висячие, настольные) часы» и montre «(карманные) часы», немецкий язык имеет одно слово Uhr «часы» (он компенсирует это положение с помощью сложных слов, которые дают возможность выразить гораздо больше оттенков: Turmuhr «башенные часы», Schlaguhr «часы с боем», Wanduhr «стенные часы», Stubenuhr «комнатные часы»; Stutzuhr «настольные часы», Taschenuhr «карманные часы»); в английском языке существует только одно слово prince «принц, князь» (немецкий же различает Prinz «принц» и Fьrst «князь»); во французском языке слово cafй соответствует английскому coffee «кофе» и cafй «кафе»; франц. temps соответствует англ. time «время» и weather «погода», а англ. time - франц. temps «время» и fois «раз»; список подобных случаев можно было бы значительно продлить. То же наблюдается и в грамматике: между любыми двумя языками существуют расхождения в группировке грамматических явлений и в выражаемых различиях. Таким образом, при исследовании грамматики того или иного языка необходимо как можно тщательнее выяснить различия, реально существующие в данном языке. При этом нельзя выделить ни одной категории, не подтвержденной реальными языковыми фактами, установленными на основе языкового чувства данного коллектива или нации. Как бы ни настаивали логики, что превосходная степень является необходимой категорией, которую каждая мыслящая нация должна уметь выражать в своем языке, все же во французском языке нет формы превосходной степени, хотя ie plus pur «самый чистый», le plus fin «самый тонкий», le meilleur «лучший» и передают подлинные английские фермы превосходной степени the purest, the finest, the best; эти формы представляют собой не что иное, как формы сравнительной степени, которым придано значение определенности путем прибавления артикля; нельзя сказать и то, что во французском языке есть форма превосходной степени, состоящая из фермы сравнительной степени с предшествующим артиклем, так как часто определенный артикль отсутствует, но зато имеется другое слово, благодаря употреблению которого достигается тот же результат: mon meilleur ami «мой лучший друг» и т.п.С другой стороны, в то время как во французском языке существует подлинная форма будущего времени (je donnerai «я дам» и т.п.), было бы неправильным включать особую форму будущего времени в систему времен английского языка. Будущность в английском языке часто или вообще не выражается (I start tomorrow at six «Я уезжаю завтра в шесть часов»; ср. также if he comes «если он придет») или выражается при помощи сочетаний, которые обозначают не просто будущность, а выражают ещё какой-нибудь оттенок: в слове will (Не will arrive at six) заключен элемент воли, в выражении am to (The Congress is to be held next year «Конгресс должен состояться в будущем, году») - элемент предначертания, в слове may (Не may come yet «Он может еще прийти») - элемент неуверенности и в слове shall (I shall write to him to-morrow «Я напишу ему завтра») - элемент обязательства. Правда, первоначальные значения часто бывают почти стертыми, но не в такой степени, как во французском, где первоначальное значение инфинитива + ai (have to…) будущего времени полностью забыто. Процесс стирания значения особенно сильно сказывается в глаголе shall, который не носит никакого оттенка обязательства, например в предложении I shall be glad if you can come «Я буду рад, если вы сможете прийти»; кроме того, едва ли shall употребляется теперь где-либо в своем первоначальном значении (ср. библейское Thou shalt not kill «Ты не должен убивать», «не убий» с современным You mustn't walk there «Ты не должен ходить туда»); таким образом, глагол shall стоит ближе всего к подлинному вспомогательному глаголу будущего времени, и если бы он употреблялся so всех трех лицах, можно было бы без колебаний сказать, что в английском языке есть будущее время. Далее, если мы принимаем за будущее время he will come «он придет», то с таким же основанием мы можем признать за формы будущего времени и he may come, he is coming, he is going to come и другие сочетания. Следовательно, главное не в том, что will является отдельным «словом», а в том, что для признания «времени» налицо должна быть форма глагола, представляющая собой неразделимое единство корневой части и флективного окончания; ничто не помешало бы нам сказать, что в данном языке существует будущее время, если бы он имел вспомогательное слово (глагол или наречие), которое действительно служило бы для указания на будущее время; но тогда это слово рассматривалось бы в той части морфологии, которая трактует слова, а не в разделе, посвященном компонентам слов, где рассматривается французское будущее время; в синтаксисе, в том смысле, как мы понимаем его в этой книге, это обстоятельство не играло бы никакой роли.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60
|
|
