Происхождений цивилизации

современного типа, очевидно, начал бы историю единого Египта с нулевой

династии, представители которой, по Палермскому камню, уже владели обоими

венцами двух египетских царств, хотя и не были датированы. Однако

египетские историографы пошли совсем иным путем. За основателя

общеегипетского государства был признан первый датированный фараон

списков, послуживших основой для Палермской летописи, — Хор Аха Мина,

который выступил основателем I династии манефоновской традиции[117].

Следовательно, историческая концепция древнейших египетских историографов

явилась механическим отражением стихийно сложившихся до них царских

списков, а не результатом критических самосознательных усилий по

осмыслению своей истории. Отсюда следует единственный возможный вывод:

сперва появилась стихийно сложившаяся писаная история, а затем

историческое самосознание, которое, слепо интериоризировав стихийно

сложившийся исторический материал, в дальнейшем исходило из него как из

данности. Содержание исторического самосознания появилось, таким образом,

ранее него (в писаной истории), а затем стало отправной точкой генезиса

исторической самосознательной способности человека. Как можно видеть,

обстоятельства ранней египетской историографии хорошо согласуются с

концепцией Дж.Джейнса о позднем генезисе человеческого самосознания.

В шумерской историографии исходными были памятники, в принципе близкие

египетским: списки правителей, датировочные формулы, эпический материал.

“Царский список” состоит из последовательности местных династий:

легендарных “допотопных” и в основном исторических из городов Киш, Урук,

Ур, Акшак, Умма, Аккаде и др., дополненных династией кутиев. Заканчивался

“Список” поначалу III династией Ура, возглавлявшей государство Шумера и

Аккада (общемесопотамская монархия). Став основой исторического сознания

шумерских историографов, этот материал внушил им определенную

историческую концепцию, существо которой состояло в том, что династии

“Царского списка” были последовательны и обладали сходным государственным

статусом. Конкретнее, эта концепция привела к представлению, что

общешумерская царственность, аналогичная статусу III династии Ура,

последовательно переходила из города в город, от одной династии к другой.

Как и в египетском случае, выросшее из содержания механически

скомпонованного “Царского списка” историческое сознание, точно отражая

“Список”, неточно отразило историческую реальность. Причем составителям

“Царского списка”, наверное, был известен синхронизм двадцать третьего

царя I династии Киша (Аги) и пятого царя I династии Урука (Гильгамеша),

вытекающий из эпоса. Синхронизм означал, что названные династии не могли

быть одинаково последовательными и общешумерскими. Отсюда следует, что

создатели “Царского списка” не обладали критическим историческим

самосознанием и слепо интериоризировали в качестве его основы

подготовительный материал для “Царского списка”. В этом случае можно

видеть параллель генезису исторического самосознания в Египте: наличное

состояние писаной истории формировало начало ее осознания. Сказанное

касается фактологической стороны проблемы. Кроме нее, с ранней

историографией связана своя социально–философская проблематика.

Стержнем ранних исторических памятников, как правило, выступал

перечень правителей. Независимо от своего конкретного происхождения

подобный перечень представлял собой зримое воплощение социальной связи,

которая через вереницу посредников объединяла самых ранних правителей с

позднейшими своими наследниками. Конечными пунктами названных памятников

были династии крупных единых государств (общеегипетское государство,

царство Шумера и Аккада III династии Ура), однако истоки царственности

этих династий восходят к правителям более скромных государственных

образований: в Египте это — нижнеегипетское и, вероятно, верхнеегипетское

царства, а в Шумере — царства отдельных округ.

В ранних исторических памятниках речь идет, таким образом, о том, что

средства социальной интеграции, применявшиеся в малодифференцированном

обществе (например, нижнеегипетском царстве или округе Киша), являются

важнейшим наследием и достоянием, которые более дифференцированное

общество (общеегипетское государство и царство Шумера и Аккада) сохранило

для своей собственной интеграции. Подобная фактическая концепция

раннеисторических памятников отвечает нашим представлениям о природе

наследования социальной связи в истории.

Среди сочинений, посвященных человеческой истории, можно выделить два

основных методологических типа. С одной стороны, начиная с эпохи ранней

цивилизации возникают и получают распространение исторические сочинения

преимущественно описательной направленности. Объяснительная составляющая

таких трудов никогда не выявляет собственно исторических закономерностей

и ограничивается (там, где она есть) исключительно феноменологическим

уровнем: сакральное происхождение царской власти (начиная с шумерского

“Царского списка”), личность как двигатель исторических событий (мотив

появляется в Египте, широко представлен у Геродота и др.).

Другая группа сочинений исторической направленности, напротив,

посвящена главным образом объяснению природы исторического процесса и

отличается целенаправленным поиском исторических закономерностей. Речь

идет о сочинениях философско–исторической традиции, среди создателей

которой можно назвать Н.Макиавелли (1469–1527), Ж.Бодена (1530–1596),

Ф.Бэкона (1561–1626), Дж.Вико (1668–1744), Ж.А.Кондорсэ (1743–1794),

И.Г.Гердера (1744–1803), Г.В.Ф.Гегеля (1770–1831) и др.

Последовательное появление этих двух стадий развития исторической

мысли не представляется случайным при сравнении социально–исторических

обстоятельств их возникновения. В эпоху раннецивилизованных государств

социум поэтапно испытывал нарастание своей социальной дифференциации. В

Египте исторический процесс сопровождался очевидным нарастанием

социальной дифференциации следовавших друг за другом государственных

образований. Он начался с создания двух царств — верхнеегипетского и

нижнеегипетского, которые объединяли локальные социумы основного течения

Нила и его дельты. Это были образования определенной степени социальной

сложности, которая, однако, уступала степени сложности грядущего

общеегипетского государства. Последнее, объединив Верховье и Низовье,

стало гораздо более дифференцированным социальным организмом, состоящим

из хозяйственно обособленных социумов Верховья и Низовья, специфика

которых получила многочисленные отражения в структуре древнеегипетского

общества и его идеологии.

В Шумере наблюдалась довольно близкая картина. В раннединастический

период (2900/2750–2315 до н.э.) страна была разделена на округи, в каждой

из которых имелись свои институты управления. Ранняя царская власть в

Шумере отвечала социальным образованиям слабой степени

дифференцированности. Начиная с династии Аккаде (2316–2137 до н.э., на

определенном этапе — Царство четырех стран света) и III династии Ура

(2112–2003 до н.э., царство Шумера и Аккада) появляются образцы единого

месопотамского государства, несравнимо более дифференцированного по

сравнению с раннединастическими шумерскими округами.

Общество на каждом новом этапе своей дифференциации, внешне

проявляющейся в новых способах его интеграции (два египетских царства —

общеегипетское государство, государства округ Шумера — царства четырех

стран света и Шумера и Аккада, например), переставало быть тождественным

самому себе, с точки зрения внутренней структуры. В этих условиях члены

общества (главным образом, представители подразделения умственного труда)

вставали перед проблемой: что представляет собой их социум, является ли

он органичным продолжением своего менее дифференцированного и, значит,

более социализированного состояния, или он представляет некий новый

общественный организм, адекватность которого человеческому существу зримо

отличается от состояния предшествующей эпохи. Судя по характеру ранних

исторических памятников, их составители видели органичную связь прошлого

менее дифференцированного состояния общества с современным себе более

дифференцированным общественным состоянием. Следовательно, пусть

бессознательно, первые историки отражали то обстоятельство, что архетип

организации прошлой мало дифференцированной жизни по–прежнему применяется

для интеграции нового более дифференцированного общественного состояния.

Эти несколько отвлеченные суждения, неизбежные при социально–философском

анализе, находят вполне конкретные исторические приложения.

Царская власть в двух великих ближневосточных обществах (Египет и

Шумер) отнюдь не была достижением их высокодифференцированных и,

соответственно, интегрированных стадий развития в эпоху общенациональных

государств. Строго говоря, у нас нет никакой уверенности, что царская

власть была органично связана со структурой общенациональных государств.

Их систематические распады (как в Египте, так и в Шумере) показывают, что

дело обстояло именно так. В самом деле, царская власть в указанных

странах была органичным достижением локальных, а не общенациональных

государств: она появилась в Нижнеегипетском царстве и в отдельных округах

Шумера (где титулатура далеко не всегда была собственно царской, что в

данном случае не существенно) и изначально не рассчитывалась на более

крупные социальные образования. Тем не менее, общеегипетское и

общешумерские государства использовали древние институты царской власти,

рассчитанные на микросоциумы. Следовательно, египетские и шумерские

макросоциумы использовали для своей интеграции государственные институты,

рожденные предшествующими им микросоциумами. Это, собственно, и означает,

что социум использовал для интеграции своего нового дифференцированного

состояния средства интеграции, рассчитанные на менее дифференцированное

состояние. Как отмечалось выше, всякие более древние институты социальной

интеграции были общеупотребительными в своих малодифференцированных

социумах. Именно это их свойство общеупотребительности и позволяло им

функционировать в более дифференцированных обществах, опередивших в

развитии те условия, которые породили архетипы их интеграции (в данном

случае, царскую власть).

Можно заметить, что средства интеграции, применяемые социумом, нередко

бывали древнее того дифференцированного состояния, которое они были

призваны интегрировать. Так, предметная форма цивилизации (город —

средство коллективного непроизводительного потребления сакрального,

административного, жилищного и фортификационного типа) было древнее

опредмечивающегося ею общества разделенного труда (примеры см. гл. II,

2–3), а царская власть общенациональных государств Египта и Шумера была

древнее этих социальных образований. Причина такого положения вещей

заключалась в том, что архетипы, порожденные менее дифференцированным

обществом, имели более выраженный интегративный характер, что объясняет

их живучесть на более дифференцированной стадии социума.

Ранние историографы, проводя линию родства между современной себе

царской властью и царственностью более древних эпох, не только отражали

реальную социальную связь в истории, но и, ограничиваясь этой социальной

связью, интегрировали осознание своей социальной реальности при помощи

древнего архетипа. Если царственность (во всяком случае, централизованное

правление) была органичным средством отражения целостности локального

общества типа шумерских округ, то применительно к общенациональному

государству это было далеко не так. Царственность общенационального

государства (и Египта, и Шумера) не являлась его порождением, а

наследовалась им из прошлого (отдельная область навязывала свою

царственность всей стране). Следовательно, отражение общенационального

социума через призму царственности (типичный метод первых историографов)

означало использование понятия прошлого менее дифференцированного

состояния (отдельной округи или нома) для интеграции представлений о

новом более дифференцированном состоянии общества (общенациональном).

Здесь наблюдается, таким образом, типичная социальная связь в истории,

перенесенная из сферы материальной жизни в сферу идеологии. Поскольку

такая идеологическая направленность является типичной для ранней

историографии, можно сделать вывод о ее генезисе. В генезисе

историография, на наш взгляд, представляла собой использование средств,

адекватных прошлому менее дифференцированному состоянию общества, для

отражения его нового более дифференцированного состояния. Отсюда

проистекал шумерский тезис о том, что царственность, сошедшая с небес в

раннединастическую эпоху (или “до потопа”), закономерно поступила в конце

концов в распоряжение царства Шумера и Аккада. Проще сказать, шумерская

историография отражала царство Шумера и Аккада так, словно это была

округа, вроде Киша, а понятие царской власти, которая была там и там,

служило средством мотивации такого отождествления. Реальные существенные

отличия названных социальных образований при этом игнорировались (или не

были известны историографам, что далеко не обязательно, см. выше).

Генезис другой более поздней формы исторического самосознания —

философии истории — может быть связан с похожими социально-историческими

условиями. Хронологически начала современной светской философии истории

(см. выше) совпадают с концом первого этапа современного демографического

взрыва в Западной Европе (XI — середина XVI в.). Это демографическое

событие, по нашей гипотезе, послужило предпосылкой промышленной революции

и очередного этапа общественного разделения труда, в результате которого

западноевропейское общество претерпело значительную социальную

дифференциацию. Начало этого процесса (появление наемных рабочих и буржуа

в Италии) в общем синхронно появлению очень ранних начал философии

истории, которые, следуя за распространением капиталистических

отношений[118], последовательно проявляются в Италии, Франции, Англии и

Германии. В этой связи возникает вопрос: почему дифференциация

западноевропейского общества сопровождалась появлением новой

западноевропейской формы осмысления истории?

Если мы сравним два последовательных состояния западноевропейского

общества — позднефеодального и раннекапиталистического, то, при социально-

философском взгляде на них, первым делом бросаются в глаза их различные

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31