Происхождений цивилизации

(например, праегиптяне в пустыне Негев) имели скорее склонность к

патрилинейной иерархической эндогамии (с тенденцией к организации

гаремов), послужившей архетипом организации, вероятно, традиционных

семейных отношений египетских фараонов (патриархальная гаремная семья с

элементами эндогамии). Центрально–семитские племена, переселившиеся из

Леванта в пустынные районы Аравии, где низкая биопродуктивность

благоприятствовала патрилинейной гаремной структуре кровно–родственных

отношений, усвоили именно такую организацию, доставшуюся в наследство

историческим арабским племенам. Протоэламиты, обитавшие в субтропиках

Восточной Месопотамии, имели дело с относительно высокобиопродуктивной

экосредой, благоприятной для матрилинейной эндогамии. Кровно–родственные

традиции в царских семьях Элама (браки на сестрах и левират, т.е.

женитьба на вдове брата, что одновременно свидетельствует об эндогамии и

матрилинейности) сохраняли преемственность с вероятными кровно-

родственными обычаями протоэламитов. Шумеры доцивилизованной эпохи уже

имели, возможно, патриархальный уклад жизни[84], который должен был

развиться в регионе с меньшей биопродуктивностью среды, чем та, что была

свойственна Южной Месопотамии, где шумеры без признаков местного развития

появились уже на стадии древнего керамического неолита. В Южной

Месопотамии шумерам предшествовал народ “прототигридского” или

“бананового” языка, послужившего субстратом для языка шумеров, откуда

следует, что шумеры не были аборигенами Южного Двуречья.

С установлением господства сельского хозяйства в экономике

экологическая зависимость цивилизующихся общин от окружающей экосреды

сокращалась. В этих условиях сохранение прежнего разнообразия кровно-

родственных отношений было невозможно, и в принципе ранние цивилизованные

общества, обладающие сходно производительным хозяйством, должны были

прийти к похожим кровно–родственным отношениям и общественным структурам

в целом. Носители ранних цивилизаций жили в стационарных городах,

структура которых служила средством регламентации их жизни. Оседлые

городские сообщества отличаются от первобытных сельских общин резким

ограничением своего выбора образа действия: он практически целиком

декретируется структурой городского образа жизни. От склонных к миграциям

первобытных общинников ранние носители цивилизации отличались, таким

образом, тем, что их городской образ жизни в чем-то напоминал обитание в

неволе (собственно, в условиях ограничения свободы выбора образа

действия: привязка к местности, однообразные занятия, снижение роли

стереотипа поведения, связанного с естественной добычей пищи типа охоты

или собирательства). Из наблюдений над приматами в неволе известно, что

ограничение своей свободы, абсолютно независимо от наличия пищи, они

воспринимают как попадание в малопродуктивный пустынный биотоп и ведут

себя в соответствии с законом Дж.Крука (см. гл. I, 2), т.е. начинают

конкурировать из–за пищи (несмотря на то, что ее хватает) и организуют

патрилинейные иерархические структуры сообщества. Приматы в данном случае

реагируют на отсутствие постоянного свободного доступа к источникам

корма, что действительно эквивалентно условиям малопродуктивного биотопа

или биотопа, в котором доступ к пище ограничивают хищники (ситуация с

павианами в открытой саванне).

Человеческое поведение при переходе к жизни в ранних городах

столкнулось с аналогичной проблемой и можно было бы ожидать, что

типичными кровно-родственными отношениями в городской цивилизации станут

патрилинейные, а общегородская социальная структура приобретет

иерархические черты. Именно так и произошло в условиях ранних

цивилизаций. В обыденной жизни Египта, Шумера и Элама матрилинейность

была элиминирована (если допускать, конечно, ее существование ранее —

например, в Эламе). Добавим, что в истории вообще не известно ни одной

матриархальной цивилизации. Кроме того, социальная организация

цивилизованных обществ стала вполне иерархичной и ориентированной на

перерастание в классовое общество.

На первый взгляд может показаться, что иерархическое устройство

раннецивилизованного общества было удачным изобретением для регуляции

экономических и общесоциальных взаимоотношений подразделений труда. Такая

функция иерархической общественной структуры действительно существовала,

однако объяснение генезиса социальной иерархии из этих нужд

представляется неисторичным. В самом деле, нет никаких оснований

утверждать, что иерархия в социальной организации является новацией

цивилизованной эпохи, поскольку элементарные аналоги иерархического

устройства сообщества известны у приматов в малобиопродуктивных биотопах,

в биотопах, где добыча пищи осложнена присутствием хищников (что

эквивалентно малопродуктивности — упоминавшаяся ситуация в открытой

саванне), а также в неволе (типологический аналог городских условий с

вышеприведенными оговорками). Следовательно, у первобытных людей в

соответствующих экологических условиях начала иерархической организации

вполне могли присутствовать еще до цивилизации.

Кроме того, теоретически вероятные взаимоотношения между

подразделениями труда в принципе должны были бы быть отнюдь не

иерархическими. Так, К.Маркс логично предполагал, что отношения между

подразделениями труда базируются на обмене опредмеченной

деятельностью[85], способном стать основой экономических и социальных

отношений. Если бы такая модель реализовалась, мы имели бы раннюю

цивилизацию с развитым внутренним обменом. В действительности же

сколь–нибудь значительный товарообмен в Шумере отсутствовал[86], а

экономические отношения между подразделениями труда, как и в Египте,

носили распределительный централизованный характер. Следовательно,

иерархия общественных групп была не только древнее разделения труда, но и

наложилась на последнее несколько искусственно. Вероятно, социальная

иерархия возникла в цивилизации по вышеуказанным поведенческим причинам

независимо от генезиса разделения труда и наложилась на него в целях

социальной интеграции, поскольку делала взаимоотношения профессиональных

групп централизованными (имеются довольно подробные сведения о

централизованной регламентации поведения представителей различных

отраслей производства и других родов деятельности в Лагаше, Шумер,

времени Энентарзи и Лугальанды, ок. 2340–2318 до н.э.[87], где

существовала патриархально ориентированная общественная структура).

Социально–интегративная природа цивилизации объясняет не только

сущность ее предметной городской структуры, но и социально–экономическое

использование патриархальной иерархической организации, имеющей

неэкономическое происхождение. По форме эта организация имела древнее

этологическое (естественное поведенческое) происхождение. Однако в

условиях цивилизованного общества, потенциально дезинтегрируемого

специализацией труда, иерархическая патриархальная структура стала

функционировать за рамками кровно–родственных отношений и обусловила

конкретный централизованно–распределительный характер экономических

связей подразделений труда. В данном случае в объяснении нуждается не сам

генезис иерархической структуры, а ее социально–экономическое приложение,

причина реализации которого видна в пригодности иерархической структуры

для социально–интегративных функций.

Будучи социально–консолидирующим феноменом и реализуя свои

интегративные свойства стихийно, конкретная цивилизация должна была

вовлекать в сферу своей активности и окружающие социумы, поскольку

основным свойством цивилизации была тенденция объединения людей тем или

иным способом. В этой связи немалый интерес представляет торговая

активность ранних цивилизаций.

Совершенно аналогично объясняется и другая форма внешней активности,

которую с поправкой на отдаленность эпохи можно назвать

внешнеполитической. Потенциально ранние цивилизации Египта, Шумера, Элама

и Хараппы были вполне автаркичны, поскольку все жизненно необходимое с

избытком производили на месте. Так что, с рациональной точки зрения,

внешнеторговая и внешнеполитическая деятельность для них была практически

не обязательна (единственное исключение составлял импорт меди, олова и

леса, однако нет основания утверждать, что благосостояние ранних

цивилизаций было немыслимо без этих товаров). В действительности все

происходило не в соответствии с рациональными установками, и древний

Египет, Шумер и Элам не только вели обширную внешнюю торговлю, но очень

рано предпринимали акции военно-внешнеполитического свойства. Подчеркнем,

что ни грабеж чужих богатств, ни территориальные притязания нельзя, с

точки зрения здравого смысла, объяснять удовлетворением жизненно важных

нужд ранних цивилизаций.

Таким образом, ранняя цивилизация, получив в наследство от

первобытного общества начала производящего хозяйства, ремесла, торговли,

архитектуры и предпосылки иерархической организации общества, поместила

все эти общественные достижения в определенную социально–интегративную

матрицу, что обусловило возможность их дальнейшей специализации и

развития без ущерба для целостности социума. Исходным проводником

социальной интеграции для цивилизации послужили средства коллективного

непроизводительного потребления, выступающие в форме поселения городского

типа. Принципиальная схема планировки города, содержание его

инфраструктуры и метаструктуры были заложены в эпоху ранней цивилизации и

существуют по сей день (административные, культовые, культурные,

производственные, торговые сооружения, объединенные фортификационными

конструкциями и дополненные различного рода предметными формами сельского

хозяйства). Генезис городской структуры объясняется ее природой,

понимаемой как предметная форма общества разделенного труда. Будучи

социально–интегративным фактором, ранняя цивилизация закономерно

направляла свою консолидирующую активность вовне, что вело к формированию

целостных государств различной степени сложности. Образование

государственных организмов, выходящих далеко за пределы отдельных

городов, таким образом, является прямым следствием реализации потенций

цивилизации, понимаемой как городское образование. В этой связи нет

оснований отказываться от принятой нами дефиниции ранней цивилизации,

поскольку существование цивилизованных государств является прямым

следствием возникновения локальных городских цивилизаций и объясняется из

особенностей их социально–интегративной природы.

3. ДИНАМИКА РАННЕЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Классические цивилизации типа древнего Египта и Шумера не исчерпывают

вариантов реализации общества производящего хозяйства. Некоторые

связанные с ним социумы не создали подлинных городских цивилизаций, но

породили значительные предметные формы, обнаруживающие существенные

социально-интегративные аналоги с ранними цивилизациями городского типа

(мегалитическая культура Западной Европы).

В материковой Европе городские цивилизации появляются позже, чем на

Ближнем Востоке. Причина европейского отставания в развитии по сравнению

с Передней Азией имеет, вероятно, демографическое и

социально–экономическое объяснение. Ближневосточный демографический взрыв

происходил в условиях относительно высокобиопродуктивной среды, что

создавало предпосылки для производящего хозяйства и цивилизованного

общества. В менее биопродуктивной Европе демографические процессы шли

медленнее, а производящее хозяйство было, вероятно, интродуцированно из

Азии. Местные европейские природные условия давали почву только для его

весьма медленного развития.

Одним из древнейших протогородов на европейском континенте была Лерна

III (Пелопоннес, Греция, древнеэлладский период II, ок. 5000–4770 лет

назад). Это поселение и целый ряд других, родственных ему, были разрушены

в результате вторжения носителей более примитивной культуры

(древнеэлладской III, около 4770–4540/4150–3950), как полагают[88],

говоривших на индоевропейском языке анатолийской группы

(хетто–лувийские). В историческое время достоверно известным

хетто–лувийским народом в Греции были карийцы[89], поэтому не исключено,

что древнеэлладская культура III принадлежала именно им. Два века спустя

Греция пережила еще одно вторжение, разрушившее остатки протоцивилизации

типа Лерна III. В Лерне новое население появилось незадолго до даты 4480

(3898±117 14С) лет назад и принесло среднеэлладскую культуру средней

бронзы, не слишком отличающуюся от культуры древней бронзы

предположительных карийцев. В лингвистическом отношении среднеэлладское

население, возможно, было уже греческим.

В эпоху среднеэлладского периода III — позднеэлладского периода I–II

(1700–1400 до н.э.) греки создали начала своей микенской цивилизации,

которая пережила расцвет в позднеэлладский период III (1400–1100 до

н.э.). Между микенской цивилизацией и протоцивилизацией Лерны III,

Тиринфа (древнеэлладский II) и др. прямой исторической связи не

существовало. Однако, поселившись на территории, обладающей древними

культурными традициями, и став соседями цивилизаций Крита и Хеттского

царства (в Малой Азии), греки подверглись определенному влиянию. У

догреческого населения они позаимствовали планировку здания в форме

мегарона. Художественное решение Львиных ворот Микен (1250 до н.э.) было

подсказано оформлением ворот хеттской столицы Хаттусас, которую ахейцы

(микенские греки) посещали. Свое линейное письмо В ахейцы получили от

минойцев (критян), приспособив их линейное письмо А к нуждам греческого

языка (1400–1200 до н.э.). Микенское искусство в определенных чертах

продолжало критские традиции[90].

Сравнительно поздний возраст микенской цивилизации и ее культурные

связи с более древними очагами средиземноморских цивилизаций как будто

подсказывают мысль о производном характере цивилизационного процесса в

микенской Греции. Однако социально–исторические факты (в том числе и

поздний возраст микенской цивилизации) при их социально-философском

истолковании не подтверждают мысль о вторичности цивилизации ахейцев.

Если бы греки были простыми потребителями древней средиземноморской

культуры, они бы начали организацию собственной цивилизации по

средиземноморскому образцу непосредственно по прибытии на территорию

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31