: Основы кантовской этики
[58] Однако таков единственный выход: “необыкновенно важно это обособление
времени (как и пространства) от существования вещей в себе, сделанное в
критике чистого спекулятивного разума”.[59]
Ведь, “если не признают идеальности времени и пространства, остается один
только спинозизм, в котором пространство и время суть неотъемлемые
определения самой первосущности, а зависящие от нее вещи (следовательно, и мы
сами) не субстанции, а только присущие ей акциденции. Дело в том, что если бы
эти вещи существовали только как ее действия во времени и время было бы
условием их существования самих по себе, то поступки таких существ должны были
бы быть лишь ее поступками, которые она где-то и когда-то совершала. Поэтому
спинозизм, несмотря на нелепость его основной идеи, делает гораздо более
последовательный вывод, чем тот, который можно сделать согласно теории о
сотворении мира, если существа, принимаемые за субстанции и
существующие во времени сами по себе, рассматривать как действия высшей
причины и не как нечто принадлежащее этой причине и ее деятельности, а как
субстанции сами по себе”.[60]
“Несвободная” свобода
Итак, человеческая воля абсолютно свободна. Человек абсолютно ответственен
за свои поступки. Он не подчинен с необходимостью ни природе, ни даже божьей
воле. Пусть, по Канту, бытие Бога проблематично. Однако и в том случае, если
бы он существовал в действительности, воля человека все равно была бы
свободна: Кант отвергает все концепции, согласно которым человеческое
поведение безоговорочно определяется божьей волей - от христианского учения
о предопределении до спинозизма, в соответствии с которым человеческие
поступки суть в конечном счете поступки самого Бога. Вот как далеко заходит
философ, отстаивая учение о человеческой свободе! К сожалению, кантовское
обоснование этого учения действительно «таит в себе много трудного»; тут он
прав. Причем это трудное связано с самой сущностью кантовской философии: оно
вызывается не чем иным, как «обособлением времени и пространства от
существования вещей в себе». Однако суть дела состоит не в том, что это
обособление слишком радикально и с трудом приемлемо Для людей, привыкших
мыслить традиционно и «некритически». Наоборот, дело в том, что концепция
Канта в ряде моментов недостаточно радикальна, что она недостаточно хорошо
обосновывает декларируемую им абсолютность человеческой свободы. До сих пор
мы анализировали кантовскую этику в апологетическом ключе теперь пришло время
внести в наш анализ элементы полемики. В упрек Канту следует поставить то
обстоятельство, что его «обособление времени и пространства от существования
вещей в себе» оставляет открытой возможность построения такого учения о
человеческой свободе, в котором она оказывается абсолютной только на словах;
на деле же оно представляет собой своеобразный квази-абсолютный детерминизм,
неожиданное сочетание концепций свободы и предопределения, такое, что хотя
поведение человека фактически полностью детерминировано и не зависит от его
воли, но ответственность за содеянное все же возлагается исключительно на
него, а не на Бога или природу. В явном виде такого учения не содержится в
сочинениях Канта, однако в них нет ничего, что противоречило бы ему, а
некоторые кантовские высказывания можно и прямо истолковать в соответствующем
ему духе. Данное учение известно в двух вариантах, один из которых
принадлежит Шеллингу а другой Шопенгауэру, причем оба философа представляют
дело так что они во всем следуют Канту, лишь разъясняя, выявляя и уточняя то,
что он сам хотел сказать. Создавая свои концепции, тот и другой ссылаются на
кантовское учение об эмпирическом и умопостигаемом характерах человека. В чем
оно состоит?
Характер причинности
Как мы помним, свобода воли, по Канту, заключается в том, что мы можем
предпочесть причинность свободы причинности природы Казалось бы, это может
означать только то, что мы всегда способны предпочесть добро злу, всегда в
силах определить свою волю в соответствии с нравственным законом, а не в
соответствии с принципом себялюбия и личного счастья. В таком случае, если
выражение «причинность природы» следовало бы понимать буквально, т. е. как
физическую необходимость, то выражение “причинность свободы” естественно было
бы посчитать метафорой, поскольку сам же Кант говорит о том, что категорический
императив действует не на манер физической необходимости, а лишь как повеление,
которое хотя и является настоятельным, но не влечет за собой немедленного и
автоматического исполнения того, что повелевается. Однако когда знакомишься с
учением Канта об эмпирическом и умопостигаемом характерах, создается
впечатление, что он относится к выражению «свободная причинность» отнюдь не как
к простой метафоре. Все таки он был сыном своего времени и галилеевская идея
детерминизма была прочно укоренена в его сознании: мало того, что она
господствует в его учении о природе, но она, насколько это для нее возможно,
пропитывает и его концепцию свободы. В «Критике чистого разума» Кант следующим
образом вводит понятие эмпирического и умопостигаемого характеров: “Но всякая
действующа; причина должна иметь какой-то характер, т. е. закон своей
каузальности, без которого она вообще не была бы причиной. Поэтому в субъекте
чувственно воспринимаемого мира мы должны были бы во-первых, находить
эмпирический характер, благодаря которому его поступки как явления стояли бы
согласно постоянным законам природы в сплошной связи с другими явлениями и
могли бы быть выведены из них как их условий и, следовательно, вместе с ними
были бы членами единого ряда естественного порядка. Во-вторых, мы должны были
бы приписывать этому субъекту еще умопостигаемый характер, который,
правда, составляет причину этих поступков как явлений, но сам не подчинен
никаким условиям чувственности и не относится к числу явлений. Первый можно
было бы назвать также характером такой вещи в явлении, а второй - характером
вещи в себе”.[61] Но что собой
представляет этот умопостигаемый характер субъекта и в каком смысле он
составляет причину поступков субъекта как явлений? Решающим фактором здесь
выступает то кантовское «обособление времени и пространства от существования
вещей в себе», о котором мы говорили. Кант продолжает: “Этот действующий
субъект по своему умопостигаемому характеру не был бы подчинен никаким
временным условиям, так как время есть условие только явлений, а не вещей в
себе”.[62] Из того, что умопостигаемый
характер не подчинен никаким условиям времени, можно сделать вывод о том, что
он обладает такими общими свойствами, как изначальная заданность, неизменность
и постоянство. Сам по себе умопостигаемый характер нам неизвестен, поскольку
является «характером вещи в себе». О его конкретных особенностях мы узнаем
опосредованно, знакомясь с эмпирическим характером, который представляет собой
не что иное, как явление умопостигаемого характера. Поскольку всякая вещь в
себе - это умопостигаемая причина своего явления, постольку и умопостигаемый
характер - трансцендентная причина эмпирического и, следовательно, поступков
обладающего им субъекта как явлений. Кант пишет: “Этот эмпирический характер в
свою очередь определен в умопостигаемом характере (в способе мышления). Однако
умопостигаемого характера мы не знаем, а обозначаем его посредством явлений,
которые, собственно, дают непосредственное знание только о способе
чувствования (об эмпирическом характере)”.
[63] Таким образом, умопостигаемый характер человека выступает в виде
некоего скрытого постоянно действующего фактора, определяющего поступки
человека независимо от протекающего во времени потока природных причин и
следствий. “Итак, разум есть постоянное условие всех произвольных поступков, в
которых проявляется человек. Каждый из этих поступков, еще до того как он
совершается, предопределен в эмпирическом характере человека. Для
умопостигаемого характера - эмпирический характер составляет лишь его
чувственную схему - нет никакого прежде или после, и всякий
поступок независимо от временного отношения, в котором он находится с другими
явлениями, есть непосредственное действие умопостигаемого характера чистого
разума, который, стало быть, действует свободно, не определяясь динамически в
цепи естественных причин ни внешними, ни внутренними, но предшествующими по
времени основаниями”.[64] Умопостигаемый
характер действует свободно. Значит, этот скрытый постоянный фактор,
определяющий наши поступки, и есть носитель нашей свободы? Да, и притом
единственный, поскольку только он, пребывая вне времени, не зависит от
природной необходимости.
Причинность и свобода
Этот вывод подтверждается тем, что, по Канту, именно на умопостигаемом
характере и только на нем лежит ответственность за свободно совершаемые
человеком поступки. В «Критике чистого разума» он рассматривает в качестве
примера “произвольный поступок, например злостную ложь, посредством которой
какой-то человек внес известное замешательство в общество”,
[65] и делает вывод: “Поступок приписывается умопостигаемому характеру
человека; теперь в тот момент, когда он лжет, вина целиком лежит на нем; стало
быть, несмотря на все эмпирические условия поступка, разум был совершенно
свободен, и поступок должен считаться только следствием упущения со стороны
разума”.[66] Кант добавляет, что “нельзя
спрашивать, почему разум не определил себя иначе, можно только спрашивать,
почему разум своей причинностью не определил явления иначе. Но на этот
вопрос невозможно ответить. В самом деле, другой умопостигаемый характер дал бы
другой эмпирический характер; и когда мы говорим, что виновник, несмотря на
весь свой прежний образ жизни, все же мог бы не солгать, то это означает
только, что его поступок непосредственно находится под властью разума и разум
не подчинен в своей причинности никаким условиям явления и течению времени...”.
[67] Таким образом, вся ответственность за произвольные поступки человека
лежит на его умозрительном характере, причем у каждого человека свой
умозрительный характер, который порождает соответствующий эмпирический
характер. Получается, что то, как я поведу себя в той или иной ситуации,
полностью зависит, в конечном счете, от того, какой у меня умозрительный
характер; сам же умозрительный характер есть нечто цельное и постоянное. Таким
образом, он определяет все мои поступки от дня рождения до дня смерти.
Вырисовывается и в самом деле некая причинность свободы отнюдь не в
переносном смысле слова. Вырисовывается некий ноуменальный детерминизм, во всем
похожий на детерминизм природы и дополняющий его: мой умозрительный,
ноуменальный характер жестко и однозначно управляет моими поступками. Но
все-таки это детерминизм свободы, это причинность свободы. Где
же тут свобода? Вот как в «Критике практического разума» Кант развивает эту
тему: “Бывают случаи, когда люди с детства, даже при воспитании, которое на
других имело благотворное влияние, обнаруживают столь рано злобность, которая
усиливается в зрелые годы до такой степени, что их можно считать прирожденными
злодеями и, если дело касается их образа мыслей, совершенно неисправимыми; но и
их судят за проступки, и им вменяют в вину преступления; более того, они (дети)
сами находят эти обвинения вполне справедливыми, как если бы они, несмотря на
присущие им неисправимые естественные свойства души, остались столь же
отвечающими за свои поступки, как и всякий другой человек. Этого не могло бы
быть, если бы мы не предполагали, что все, что возникает на основе
произвольного выбора (как, несомненно, каждый преднамеренно совершаемый
поступок) , имеет в основе свободную причинность, которая с раннего детства
выражает характер человека в его явлениях (поступках); а эти явления ввиду
однообразия поведения показывают естественную связь, которая, однако, не делает
необходимыми дурные свойства воли, а представляет собой, скорее, следствие
добровольно принятых злых и неизменных основоположений, от чего человек
становится еще более достойным осуждения и наказания”.
[68] И еще: “В этом отношении разумное существо может с полным основанием
сказать о каждом своем нарушающем закон поступке, что оно могло бы и не
совершить его, хотя как явление этот поступок в проистекшем времени достаточно
определен и постольку неминуемо необходим; в самом деле, этот поступок со всем
проистекшим, что его определяет, принадлежит к единственному феномену его
характера, который он сам создает себе и на основании которого он сам
приписывает себе как причине, независимой от всякой чувственности, причинность
этих явлений”.[69]
Что тут можно сказать? Приведенные тексты, как и все кантовское учение об
умозрительном и эмпирическом характерах человека в целом, подталкивают к
выводу, что человеческая свобода непосредственно действует не ежемгновенно, а
один-единственный раз: при выборе или «создании» ноуменального характера.
Свобода действует в течение всей жизни человека при совершении им всякого
добровольного деяния, но уже не непосредственно: в качестве посредника
выступает ноуменальный характер. Когда же происходит этот таинственный выбор
ноуменального характера? Ведь последний имеется уже у детей. Ясно, что
некорректно спрашивать, когда он происходит: ведь он относится к
ноуменальному измерению, где время отсутствует. Если воспользоваться
теологической терминологией, то, вероятно, он совпадает с актом творения
человека Богом. Как мы видели выше, согласно Канту, Бог творит человека
свободным: философ решительно отвергает возможность того, что люди суть
автоматы Вокансона в руках Бога. Так что выбор осуществляется, причем реально и
свободно; сам человек и только он один несет полную ответственность за него. Но
какой-то странный это выбор и поистине таинственный. Во-первых, я делаю его на
некоем бессознательном или «досознательном» уровне. Ведь Кант неоднократно
разъясняет, что я не могу знать непосредственно, что такое мой умозрительный
характер. Я могу судить о нем только по его явлению, т. е. по моему
эмпирическому характеру; однако и последний не известен мне наперед, так как
дан мне не априорно, а лишь апостериорно. Как в этом выборе участвует разум?
Ведь выбор должен быть разумным, в противном случае, как я могу быть
ответственным за такой выбор? Он же должен быть сделан в здравом уме и твердой
памяти. Во-вторых, дело усугубляется тем, что этот выбор осуществляется раз
навсегда и не может быть изменен. Я не могу изменить свой умозрительный
характер просто потому, что для него «нет никакого прежде или
после», поскольку время «обособлено» от вещи в себе. Но, следовательно, я не
могу изменить и свой эмпирический характер, так как он не имеет никакого
самостоятельного существования и «составляет лишь чувственную схему»
умозрительного характера. Получается, что все мое поведение заранее задано
моим единственным изначальным выбором. Можно ли в таких условиях сказать, что я
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
|