: Основы кантовской этики 
познать”.[7] Это означает, что рассудок
“не может познать вещи в себе посредством категорий, стало быть, может мыслить
их только как неизвестное нечто”.[8] Тем
не менее это «нечто» не так уж неизвестно: штудируя кантовские тексты, можно
набрать немало сведений о нем. В первую очередь, это важные негативные данные о
мире ноуменов. Кант, говоря об отсутствии у нас знаний о ноуменах, имел в виду
лишь положительные знания и запрещал те ассерторические суждения о ноуменах,
которые сделаны в положительном смысле. Негативные суждения о них он разрешал:
“...то, что мы назвали ноуменами, мы должны понимать исключительно лишь в
негативном смысле”.[9] Так что такие
существенные негативные сведения о мире ноуменов, как то, что в нем нет ни
времени, ни пространства, ни природной причинности, мы, наверное, можем
воспринимать вполне ассерторически. Да и кое-какие положительные данные о
ноуменах Кант нам сообщает вопреки собственному запрету. Сюда относится,
например, то фундаментальное положение, что всякая сущая во времени и
пространстве вещь есть не что иное, как явление соответствующей вещи в себе.
Иначе говоря: всякому феномену соответствует свой ноумен, и, следовательно, по
крайней мере некоторые ноумены проявляют себя в виде феноменов.
Если всякая вещь, имеющая феноменальную сторону, имеет и ноуменальную, то и
человек - это не просто природное явление: он укоренен также и в мире вещей в
себе. Каждый из нас причастен ноуменальному миру. Однако в этом качестве мы
себе непосредственно не даны; мы воспринимаем самих себя только в качестве
феноменов, в качестве природных существ, функционирующих во времени и
пространстве. Интроспективно мы тоже воспринимаем себя только как явления: Кант
пишет, что “душа созерцает себя... не так, как она есть, а так, как она
является себе”.[10] Тем не менее то
обстоятельство, что человек не представляет собой целиком и полностью
принадлежность природы, но есть также и ноумен, имеет для Канта решающее
значение в вопросе о свободе. Ведь если, согласно его учению, в природе
человек не имеет никакой свободы, будучи безоговорочно подчинен природной
необходимости, то единственным шансом не потерять надежду на то, что человек
все-таки свободен, является предположение о том, что его свобода коренится в
его ноуменальной глубине. И Кант начинает искать ее там.
Природа и свобода
Теоретический разум не дает положительного ответа на вопрос о том, существует
или нет наряду с причинностью природы еще и «причинность свободы». Но он не
дает и отрицательного ответа на этот вопрос. Он оказывается не способным решить
третью (как, впрочем, и все остальные) из числа сформулированных Кантом
антиномий: “Тезис. Причинность по законам природы есть не единственная
причинность, из которой можно вывести все явления в мире. Для объяснения
явлений необходимо еще допустить свободную причинность. - Антитезис.
Нет никакой свободы, все совершается в мире только по законам природы”.
[11] Но уже и это - обнадеживающий результат: хотя спекулятивный разум
отказывается сделать какое-либо ассерторическое заключение по поводу свободы,
он не запрещает ввести в рассмотрение проблематическое понятие о ней. Ведь
теоретический разум не усматривает противоречия в том, чтобы просто
предположить наряду с природной наличие также и «свободной» причинности. В
«Критике чистого разума» читаем: “Действительно, так как явления не вещи в
себе, то в основе их должен лежать трансцендентальный предмет, определяющий их
как одни лишь представления, и поэтому ничто не мешает нам приписывать этому
трансцендентальному предмету кроме свойства, благодаря которому он является,
также причинность, которая не есть явление, хотя результат ее
находится тем не менее в явлении”.[12]
Далее у Канта говорится о том, что в действующем субъекте мы, во-первых, должны
были бы находить эмпирический характер, а во-вторых, приписывать ему
еще и умопостигаемый характер. Причем “...этот субъект как явление был
бы по своему эмпирическому характеру подчинен всем законам определения
согласно причинной связи и поэтому был бы лишь частью чувственно
воспринимаемого мира, действия которой, подобно всем другим явлениям, неизбежно
вытекали бы из природы... Но по своему умопостигаемому характеру (хотя мы
можем иметь только общее понятие о нем) этот субъект должен был бы тем не
менее рассматриваться как свободный от всех влияний чувственности и определения
посредством явлений; и так как в нем, поскольку он ноумен, ничего не
происходит и нет никакого изменения, которое бы требовало динамических
временных определений, стало быть, нет связи с явлениями как причинами, то
постольку такая деятельная сущность была бы в своих поступках свободна и
независима от всякой естественной необходимости как встречающейся исключительно
в чувственности. О ней совершенно правильно можно было бы сказать, что она
самопроизвольно начинает свои действия в чувственно воспринимаемом мире,
хотя сама деятельность начинается не в ней самой; и такое утверждение
было бы правильным, хотя это не означало бы, что действия должны начинаться в
чувственно воспринимаемом мире самопроизвольно, так как в этом мире они
всегда заранее определены эмпирическими условиями предшествующего времени,
однако лишь посредством эмпирического характера (который составляет лишь
явление умопостигаемого характера), и возможны только как продолжение данного
ряда естественных причин. Таким образом, в одном и том же действии, смотря по
тому, относим ли мы его к его умопостигаемой или к его чувственно
воспринимаемой причине, имелись бы в одно и то же время без всякого
противоречия свобода и природа, каждая в своем полном значении”.
[13]
Такова спекулятивная основа кантовского учения о свободе и, стало быть, его
этики. Как видим, в «Критике чистого разума» Кант высказывается о соотношении
природы и свободы в сослагательном наклонении, т. е. проблематически. На
большее, по его мнению, теоретический разум претендовать не может. Заканчивая
комментарии к своей третьей антиномии. Кант замечает, что отнюдь не собирался
спекулятивно доказывать ни действительность свободы, ни даже ее
возможность. “Что эта антиномия основывается лишь на видимости и что природа
по крайней мере не противоречит свободной причинности - вот то
единственное, что мы могли решить и что было важно для нас”.
[14] К счастью, согласно Канту, кроме теоретического, у нас имеется еще и
практический разум, который способен по вопросу о существовании свободы
высказаться более решительно.
Разум Практический разум и стремление к счастью
Что понимает Кант под практическим разумом? Сфера действия этого разума -
деонтика. Ведь помимо проблематических, ассерторических, аподиктических
суждений существуют всевозможные приказы, предписания, запреты, разрешения,
рекомендации и т. п. Все это и представляет область применения практического
разума. Он определяет правила поведения людей в тех или иных конкретных
ситуациях, равно как и общую стратегию их поступков. Именно основоположения
человеческого поведения интересуют Канта, поскольку действия человека в каждой
данной ситуации зависят от того, какую максиму поведения он для себя
принял. Кант отличает максимы от практических законов. Первые суть
чисто субъективные основоположения: они различны у разных людей; вторые имеют
объективный характер и обязательны для всех людей или даже шире - для всех
разумных существ. По Канту, максимы могут определяться императивами,
причем всякий императив - это “правило, которое характеризуется
долженствованием, выражающим объективное принуждение к поступку”,
[15] как сказано в самом начале «Критики практического разума». Императивы
суть продукт разума, и только разума; между тем максимы определяются у людей
как существ, причастных природе, еще и «способностью желания».
Эта независимая от разума способность характеризуется Кантом, как чувственная
способность, т. е. «низшая» по сравнению с разумом. Всякое определяемое ею
желание направлено на какой - либо существующий или могущий существовать во
времени и пространстве объект («материю» способности желания) . “Под материей
способности желания, - отмечает Кант, - я разумею предмет, действительность
которого желают”.[16] Руководствуясь
способностью желания, человек ставит перед собой такие цели, которые надеется
осуществить в окружающем его реальном мире. Индикатором достижения человеком
какой-либо цели служит удовольствие, которое возникает у него по этому поводу.
Можно сказать, что, преследуя на протяжении своей жизни различные цели, человек
постоянно стремится к удовольствию. Удовольствие можно испытывать и просто от
жизни, даже не стремясь ни к каким определенным достижениям; удовольствие можно
испытывать и от простой «действительности» тех или иных окружающих предметов.
“А сознание приятности жизни у разумного существа, постоянно сопутствующее ему
на протяжении всего его существования, есть счастье”, - пишет Кант.
[17] Стремление к счастью - вот основной жизненный принцип людей. Каково же
отношение практического разума к этому принципу?
У людей либо разум подчинен способности желания, либо она подчинена ему; в
первом случае единственным принципом, определяющим поступки человека,
является принцип счастья, во втором - в его распоряжении есть более «высокое»
основоположение, на которое он опирается, их совершая. Не все философы
согласны с тем, что разум способен самостоятельно выдвинуть некое
практическое основоположение, такое, что оно может противостоять принципу
счастья, да еще и быть «выше» него. С античных времен известны гедонизм и
эвдемонизм, полагающие, что выше удовольствия и счастья ничего не может быть.
Шопенгауэр не был ни гедонистом, ни эвдемонистом, но считал, что разум может
играть только инструментальную роль. Кант же отстаивал ту точку зрения, что
хотя разум и может быть инструментальным, но бывает таким отнюдь не всегда.
Императивы
Кант делит императивы практического разума на два вида: “Первые - это
гипотетические императивы и содержат в себе только предписания умения; вторые,
напротив, будут категорическими и исключительно практическими законами”.
[18] Инструментален разум только тогда, когда вырабатывает гипотетические
императивы, каковые суть не что иное, как предписания, каким образом следует
поступать для того, чтобы достигнуть уже намеченных способностью желания
целей. Такие императивы не имеют самодовлеющего характера; они хотя и
представляют собой продукты практического разума, но лишь обеспечивают средства
для достижения не им поставленных целей. Они суть чисто материальные принципы,
поскольку полностью зависят от материи способности желания, т. е. от тех
предметов, на которые наше желание в тот или иной миг направлено. Кроме того,
они - чисто субъективные принципы, поскольку желания и предметы желания у
каждого из нас свои; в таких императивах нет ничего общеобязательного, ничего
не зависящего от нашего хотения. В качестве примера гипотетического императива
Кант приводит житейское правило: “в молодости надо работать и быть бережливым,
дабы в старости не терпеть нужду”.[19] В
нем предписание усердно трудиться и копить деньги в молодости находится в
зависимости от желания человека терпеть лишения в настоящем ради туманной и
неопределенной перспективы не иметь их в будущем, в старости. И еще одно: быть
инструментальным для практического разума естественно. Ведь жизнь человека
протекает в предметном мире, в котором нельзя существовать, не думая о том,
желателен каждый из окружающих предметов или нежелателен. Жизнь ставит перед
человеком те или иные цели, заставляет его решать те или иные задачи; он
вынужден придумывать средства для достижения этих целей, для решения этих
задач. Для человека естественно жить как можно лучше, жить так, чтобы его
окружали только желательные предметы, чтобы все цели были достигнуты, а задачи
- решены. Субъективными критериями хорошей жизни являются чувство удовольствия
и переживание счастья. Поэтому главным жизненным принципом человека как
существа, обитающего в природе, является принцип счастья. Он полностью
соответствует природному «закону причинности», как соответствуют ему и те
гипотетические императивы, те «материальные принципы», которые измышлены
практическим разумом во имя осуществления принципа счастья. В «Критике
практического разума» читаем: “Быть счастливым - это необходимое желание
каждого разумного, но конечного существа и, следовательно, неизбежное
определяющее основание его способности желания”.
[20] И еще: “Все материальные практические принципы, как таковые, суть
совершенно одного и того же рода и подпадают под общий принцип себялюбия или
личного счастья”.[21]
Нам, теперешним, кантовская терминология, если сознаться, · слегка режет ухо.
Такие слова, как «удовольствие», «счастье», «себялюбие» или - еще хуже -
«принцип себялюбия», «принцип личного счастья», звучат как-то фальшиво. Мы
отвыкли думать о себе в подобных категориях. Мы весьма невысокого мнения о
наших возможностях, перспективах и о том, чего мы заслуживаем. “Какое там
счастье? Не до жиру, быть бы живу”, - рассуждаем мы. Между тем современниками
Канта упомянутые слова воспринимались спокойно. То, что значения этих слов
сместились, и то, в какую сторону они сместились, говорит кое-что о характере
эволюции человечества со времен Гоббса, Руссо и Канта до наших дней. Мы уже
не мечтаем о счастье, а мечтаем только о том, чтобы выжить. В собственных
глазах мы стали выглядеть крайне убогими существами. О каком себялюбии может
идти речь? Никто из нас себя не любит, а, постоянно брюзжа и жалуясь, с
трудом волочет свою персону по жизни. Но, несмотря на все это, то, о чем
пишет Кант, имеет смысл и для нас. Давайте заменим слово «счастье» на слово
«благополучие», слово «удовольствие» - на выражение «забота о самом себе», и
все встанет на место. Тогда не будет соблазна истолковывать кантовский
принцип себялюбия и личного счастья как принцип грубого асоциального эгоизма.
Его мы будем правильно понимать как естественную необходимость заботиться о
себе для того, чтобы иметь возможность жить на свете, и как естественное
стремление жить так, чтобы как можно меньше страдать. И вот если бы так
понятый кантовский принцип счастья (т. е. понятый как природная
необходимость) был единственным и определяющим человеческое поведение, то
человек был бы существом, полностью погруженным в природу, целиком
подчиняющимся природной причинности. Жить в соответствии с принципом счастья
- значит жить в соответствии с природой. Но, согласно Канту, жить в
соответствии с природой - не значит жить разумно. Согласно Канту, человек
может и должен жить не по принципу себялюбия и личного счастья, а следуя
практическим законам, которые разум формулирует в виде категорических
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
|
