Лекции по культурологии

христианского вероучения, расколовшие монашество на три основных

направления – ордена: бенедиктинцев, утверждавших, что главной добродетелью

человека должен быть неустанный физический труд, что соответствовало

известной заповеди о том, что каждый “должен возделывать свой сад”;

доминиканцев, которые, вспоминая другие слова Христа “не мир я вам принес,

но меч”, брали их за основу своей “цивилизаторской деятельности”,

направленой на искоренение инаковерующих и изыскивание всевозможных ересей;

и, наконец, францисканцев, проповедовавших, в первую очередь, добро и

активное сострадание. При этом веротерпимость францисканцев просто

поразительна.

Вообще, канонизация образа самого Франциска – совершенно

исключительного по всем дошедшим до нас сведениям и фактическим, и

легендарным, – человека, всей сутью своего вероучения восстававшего против

догматического агрессивного начала в католицизме, показывает, насколько

непросто выделить какую-то одну, определяющую линию в культурообразующей

функции католической церкви. Франциск проповедовал “бедную церковь”,

богатую духовностью своей, отличался необычайной приветливостью,

открытостью нрава (монахи-францисканцы всегда ходят с откинутым назад

капюшоном и открытым лицом), обогревал и привечал сирых и убогих, не

спрашивая, какой они веры и из какой страны. В нем начисто отсутствовало

показное величие и помпезность, свойственная официальной церкви, папскому

престолу. Подобное сословное неединообразие высшего сословия отражало и

разнообразную сословную ориентацию христианства, ориентированного на самые

различные слои общества и к разным категориям обращавшегося разными своими

сторонами.

Культура второго сословия – дворянства носила значительно более цельный

характер. В основу дворянской морали эпохи был положен так называемый

рыцарский кодекс чести.

Понятие чести играло системообразующую роль в структуре духовных

ценностей сословия, причем сама честь понималась чрезвычайно широко и

многопланово.

В понятие чести входили верность слову, обету, клятве, сеньору (вообще

верность, преданность, и физическая сила), отвага и благородство в бою, на

турнире, благородство происхождения, обязательная щедрость и, разумеется,

служение Прекрасной даме, которое отнюдь не сводилось к платоническим

чувствам, мелодическим и словесным их излияниям, но подразумевало и

конкретную цель – непременное обладание предметом обожания. Столь

прозаическая подоплека одного их самых романтических рыцарских культов

имеет сугубо житейское обоснование: законы того времени ради предотвращения

возможных конфликтов и дробления наследства запрещали женитьбу всем

сыновьям феодала, кроме старшего.

Детей, как правило, и в зажиточных семьях тогда рождалось много, и

рыцарям-холостякам ничего другого не оставалось, как добиваться взаимности

прекрасных дам, которые, однако, по тем же неписаным законам чести, должны

были далеко не сразу отвечать взаимностью, а по возможности медлить и

играть роль недоступности в своеобразном спектакле, роли в котором были

распределены заранее. Добиваться же взаимности надо было, демонстрируя свои

рыцарские добродетели, главные из которых завоевывались в прямом смысле в

боях. Когда же войн и значительных конфликтов в округе не было, рыцарю

приходилось пускаться в странствия и искать подвигов на чужой стороне, в

неустанных походах за воинской славой – вот откуда появилась фигура

“странствующего рыцаря”.

Художественные достоинства рыцарской средневековой культуры огромны.

Здесь и эпические повествования, вспомним хотя бы “Песнь о Роланде”, и

лирическое творчество миннезингеров и трубадуров, и светская

инструментальная музыка, дошедшая до нас, к сожалению, в немногих

образцах, но представляющая несомненный интерес, как первые образцы

светской музыкальной культуры христианской Европы. В своих основных чертах,

типологически, рыцарская культура предвосхитила дворянскую европейскую

культуру более позднего времени.

“Третье” сословие включало в себя все прочее население, то есть

крестьян, горожан, простолюдинов, разбойников, ремесленников, купцов, людей

самых различных профессий, объединенных (в условиях гшородской культуры) в

цеха и отличавшихся также своей “цеховой”, узкосословной, внесословной

моралью.

Народная культура эпохи наименее нам известна, ибо чаще всего анонимна

и безгласна. Таланты же мастеров получали свое наиболее выразительное

воплощение в пластических искусствах – в прекрасных базиликах романского

стиля, в сложно организованных технически и эффектно вписывавшихся в

природный ландшафт неприступных замках-крепостях и, прежде всего,

строительстве храмов.

Храм был центром всей общественной жизни эпохи, средоточием ее

культурного мироощущения, символом, знаком, стилевой доминантой. В эпоху

классического средневековья храмы возводились, как правило, на средства

городской общины, т.е. буквально “всем миром”. Храмы строились и

перестраивались веками – для Миланского собора срок строительства

растянулся до 300 лет, примерно столько же строились и достраивались

знаменитые соборы в Реймсе и Шартре, а Кельнский собор или Вестминстерское

аббатство и вовсе целых восемь веков. Долгострой этот был вызван не какими-

то производственными или творческими причинами. Дело в том, что основное

внимание уделялось считавшемуся самым богоугодным делом самому процессу

постройки, а не результату.

Многослойные напластования эпох и стилей порою уродовали внешний облик

собора, придавали ему известную эклектичность. Так, например, собор в

Севилье (Испания) поражает как изумительными масштабами и богатством своего

трудно обозримого и даже обходимого интерьера – для того, чтобы бегло

пройтись по всем внутренним коридорам и закоулкам этого величественного

дворца требуется не менее полутора часов! – но и несколько странным внешним

обликом, где влияние Арабского халифата мирно уживается с классической

готикой и даже барокко. Создатели храмов, как и многих других скульптурных,

литературных произведений эпохи большей частью нам неизвестны и по той

причине, что ни сами они, ни, тем более, церковь не считали себя творцами в

области художественного творчества, но лишь исполнителями Воли Божьей. Сам

дух эпохи и ее художественный настрой принижал естественное, человеческое в

человеке и абсолютизировал сферу чисто духовности – устремленные ввысь

своды готических соборов подчеркивали ничтожность всего земного и величие

небесного. В науке торжествовал схоластический идеал, догматическое

богословие и чуть приукрашенное внешне замысловатой, но внутренне

бессодержательной риторикой официальное мракобесие. И все-таки именно в эту

эпоху растут и развиваются города как центры торговли, очаги относительно

независимой социальной и культурной жизни, появляются первые европейские

университеты – к исходу XIII в. их в Европе уже было 19! Уже в XI в.

П.Абеляр сформулировал свой знаменитый тезис: “Понимаю, чтобы верить”,

утверждавший в культуре мышления примат рационального начала над

иррациональным.

Серьезным противодействием церкви как основному наставнику в духовной

жизни общества стала так называемая “смеховая культура” третьего сословия,

воплощавшаяся прежде всего во всевозможных праздничных шествиях,

процессиях, карнавалах, где торжествовало возникшее еще во времена

античности “дионисийское начало”. В этой параллельной культуре

средневековья все традиционные ценности как бы выворачивались наизнанку –

литургии противостояло “идольное богослужение”, всевозможные “праздники

дураков”, торжественным представлениям на религиозные темы, на протяжении

многих часов разыгрывавшимся в праздничные дни у стен Храма («ауто»–

площадные, балаганные веселья, носившие подчеркнуто партийный характер.

Критическое отношение к господствующей официальной идеологии характерно

было и для нарождавшейся из того же “третьего сословия” светской

интеллигенции. Очень интересны в этом отношении песни вагантов – школяров,

студентов, бродившим по дорогам не слишком благоустроенной Европы из города

в город, из страны в страну и распевавших что-то наподобие – “наша вольная

семья – враг поповской швали”, воздававших хвалу дружбе, дружеской пирушке,

свободным развлечениям свободного от предрассудков и достаточно

образованного человека.

Дошедшие до нас шедевры творчества вагантов датируются уже IX веком,

что показывает, насколько условны все общие характеристики разнообразного и

в культурном отношении чрезвычайно многопланового, отнюдь не только

«мрачного» средневекосья.

Современное обращение к наиболее загадочным и художественно-

эстетическим страницам культуры эпохи доказывает, что понятия

“прогрессивного” и “реакционного” в истории культуры весьма относительны.

Более того, наследующая классическому средневековью знаменитая и

прославленная эпоха Возрождения многое растеряла и зачеркнула из наследия

средневековой культуры весьма ценного и продуктивного и в некоторых

отношениях упростила, приземлила общекультурную ситуацию в Европе. Но это

уже новая тема для разговора.

Литература

Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М.,

1990.

М.Гофер Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.

Хейхигша Й Лсегбсоевгевеклвбя М 1988.

Ястребицкая А.Л. Западная Европа XI-XIII вв. Эпоха. Быт.Костюм. М., 1978.

Тема 7. Становление европейской культуры нового времени (от Возрождения к

Просвещению)

Лекция 1. Европейская культура эпохи Возрождения

Основные вопросы темы

1. Открытие мира и человека.

2. Лицевая и оборотные стороны европейского гуманизма.

3. Титаны эпохи Возрождения. Титанизм как культурный феномен.

4. “Барокко” – культура роскоши и смятения. Кризис возрожденческих идеалов

– причины и следствия.

Кризиc официального христианского вероучения и самой Церкви,

выразившийся в широко известной Реформации, университетская наука, где

“семь свободных искусств” средневекового образца все более уступали место

естествознанию и вообще опытным наукам, географические открытия и

астрономические наблюдения, кардинально переменившие представления человека

о мире и вселенной, наконец, широко известные успехи техники, развитие

экономических, хозяйственных, культурных связей – все это не только ломало

устои сословного, замкнутого, самодостаточного феодального общества, но и,

что для нас особенно важно, кардинально изменило представления человека о

самом себе. Человек, наконец, обнаружил свои возможности и способности как

самостоятельной и далее самодовлеющей творческой силы. На наш взгляд,

именно эти глубинные факторы, а не по-своему значительные, но все же

второстепенные явления типа новых переводов античных классиков,

способствовали неизбежному в такой ситуации обращении через голову

отбрасываемого и изживаемого средневековья к наследию Греции и Рима.

Появились совершенно новые по характеру поведения и складу мышления

люди, которые стали называть себя “гуманистами” и проводили время в

многочасовых прогулках по садам и городским дворикам прекрасной Флоренции,

услаждая свои неторопливые путешествия бесконечными беседами на самые

разнообразные темы, обсуждая проблемы науки и веры, жизни и смерти,

искусства и общества, прошлого и настоящего. Сам термин “гуманизм”,

приписываемый Л.Бруни, употреблялся в те времена (конец XIV – начало XV

вв.) не совсем в том смысле, в каком мы говорим о гуманизме, гуманности

сегодня.

Для итальянских гуманистов в центре мироздания стоял не человек как

божье творение, но скорее человек естественный, во всем многообразии его

чувств, помыслов, желаний и страстей. Позже, отмечая эту ограниченность

ренессансного понимания гуманизма, Ф.Ницше вздохнет и скажет свое

знаменитое: “Человеческое, слишком человеческое”. Эпоха культивировала и

воспитывала, с одной стороны, человека образованного, учтивого, утонченного

ценителя красоты и всего изящного, свободно рассуждающего и мыслящего

неординарно, но одновременно именно такого человека конституировала как

“идеального придворного” (Б.Кастильоне). В частной жизни вообще

торжествовал аморализм – впрочем, как и в общественной. Причины тому были

естественны и просты: средневековая классическая христианская мораль

оспаривалась или попросту отвергалась, а новые нормы еще не были утверждены

как общеобязательные, Кроме того, исчезало с процессом смешения сословий и

понятие сословной морали, сословных добродетелей.

Крайний аморализм сочетался с искушенным практицизмом и цинизмом (идеал

политика по Маккиавелли – помесь шакала и лисицы и т.д.). Индивидуальность

утверждалась через индивидуализм. Гуманизм обрачивался антигуманностью. Но

в то же время во многом эта неповторимая, свойственная именно эпохе

Ренессанса многосложность составляющих в системе ценностей порождала

невиданный взлет талантов, титанов, дерзнувших соревноваться с Богом и в

науках, и в ремеслах, и в литературе, и в художественном творчестве.

Классические шедевры Леонардо, Микеланджело, Бруналлески, Тициана,

Рафаэля поражают не только гармоническим совершенством – прекрасно

усвоенными уроками античности, но и невиданным ни в античные времена, ни в

какие другие масштабом и дерзновенностью замыслов и свершений – совершенно

исключительной работоспособностью. Имеется в виду и чисто физические

колоссальные усилия вплоть до истощения сил. Столетний Тициан все писал и

писал свои превосходные портреты, так и умерев за работой, равно как и

Микеланджело, который практически ослеп, трудясь в течение нескольких лет в

подвешенном состоянии вниз головой, расписывая потолок Сикстинской капеллы.

Это было время когда человек брал по максимуму от жизни и требовал по

максимуму от себя и в работе, и в развлечениях, и в делах, и в проектах.

Конечно же, дело вовсе не в том, что Колумб открыл не то, что хотел

открыть, а Коперник не совсем правильно рассчитал форму движения планет –

ошибки и заблуждения эпохи лишний раз подчеркивали ее неисчерпаемый

творческий дух. Универсализм мастеров эпохи Высокого Возрождения вовсе не

был дилетантским, он означал лишь стремление вырваться на просторы мысли и

оттолкнуться от средневековой схоластики.

Зарождающаяся наука ориентировалась на опытное знание, чувственное

восприятие, доверяла человеческому разуму, глазомеру, вкусу, таланту.

Открывавшийся мир поражал своей непредсказуемостью, многогранностью,

бесконечными тайнами и загадками, которые чрезвычайно интересно было

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12