Крупная феодальная вотчина в России конца ХVI-ХVII века (По архиву Троице-Сергиевой Лавры)

Во второй четверти ХVI в. в крупном бежецком селе Присеки (в 10 верстах к югу от уездного центра) появился Спасо-Преображенский монастырь, официально даже признанный за Троицей в настольной грамоте митрополита Макария 1561 г. Во второй половине ХVI - первой четверти ХVII в. Спасский монастырек находился под Управлением игумена и насчитывал 8-10 жилых и 3-5 пустых келий 76. Был он безвотчинным.

Примером ктиторского вотчинного монастырька может служить обитель Рождества Христова в селе Рождественном в Дмитровском уезде. Ее ктиторами были прежние владельцы села И.А. и Ф.А.Рябчиковы, дававшие некоторые из своих деревень. Попав в состав мощной духовной корпорации в 1544 г по их вкладу, Рождествеский монастырек в дальнейшем получал содержание (фактически ругу) от троицких властей: “дают оброку из монастыря по чети ржи да по чети овса”. О существовании монастырька в конце 1620-х гг. напоминали лишь церковь Рождества Христова с приделом Николы Чудотворца да при ней несколько келий “нищих бобылков” 77.

Наличие ктиторских монастырей в вотчинных селах в момент перехода их по вкладам к троице -- явление, которое нередко фиксируется в поземельных актах. Для позднейшего времени у нас не всегда имеются данные, что происходило с такими обителями, всегда ли корпорация заменяла им прежних светских ктиторов, поддерживала их? В московском селе Новленском (Шеренский стан) по вкладу Авдотьи Бреховой-Ощериной был получен монастырек-погост Николы Чудотворца, в переславских селах Дерюзине и Стогове также известны монастырьки во имя этого святого, а в селе Сваткове - Покрова Св. Богородицы, в кашинском селе Фроловском “церковь Покров Пречистые монастырек” и т.д. 78

Примером общинного по происхождению сельского монастырька может предположительно являться обитель Флора и Лавра в муромском селе Дубровы на р.Ушне. Наиболее раннее упоминание о ней находим в данной грамоте муромского посадского человека А.К.Родионова 16 января 1580 г. на двор в Муроме на белом месте. За этот вклад он просил руководство Сергиевой корпорации постричь его “в Троицком монастыре у Флора Великого в Дуброве”. Следующее по времени упоминание находим в писцовой книге 1593/94 г. - здесь были игумен, 6 братов-старцев и нищенская слободка, населенная, помимо нищих, еще и “приходцами”. На возможные земельные вклады крестьян в свой монастырь указывают дозорные книги 1612 и 1616 гг. - у него отмечено “данных крестьянских жеребьев по душам пашни паханые средние земли 10 четей да данных жеребьев перелогу 10 четей”, а в конце 1620-х гг. пашни показано уже 50 четв. 79 Судя по описанию конца 1620-х гг., монастырек имел ограду, которая к тому времени уже “обвалялась”, и только 3 кельи. Во главе крохотной общины стоял уже не игумен, а черный поп. Вообще особенностью малых сельских монастырей было предельно простое их внутреннее устройство, почти полное отсутствие иерархии должностей, если не считать редко упоминаемых игуменов и черных священников. Никаких больше келарей, казначеев и пр. здесь не было. По-видимому, на средства Сергиевой корпорации в монастырьке была возведена деревянная шатровая церковь во имя Живоначальной Троицы с приделом Чудотворца Сергия дополнительно к уже существовавшей там “древяной клетски” церкви Флора и Лавра. Дальнейшая его судьба в источниках не отражена. Скорее всего, он просто запустел, как и названные выше монастыри в Присеках и Прилуках.

Монастырь, подобный только что описанному, при всем лаконизме известий, можно понимать как проявление общинной и церковной благотворительности, как способ поддержания мизерабельных слоев деревни. В литературе больше известно о существовании малых монастырей у черносошного крестьянства на Севере России (М.М.Богословский, С.В.Юшков, А.В.Камкин). Как пишет А.В.Камкин, такие монастыри могли формироваться вокруг некоторых приходских храмов. Здесь образовывались своеобразные общины “старцев” или “стариц”. Постригаться могли местные бобыли и нищие, а постригали их строители каких-нибудь расположенных по соседству монастырей. Малые сельские монастыри выполняли роль богадельни для крестьянской общины. В них могли получить пищу и кров обедневшие, одинокие и престарелые 77. Явление малых монастырей этим же автором отмечается как преходящее. С.В.Юшков считал, что на начальном этапе в управлении такими, монастырями преобладал приходской сход, а в дальнейшем -возвышался черный совет из монастырской братии. По поводу распоряжения собственностью малых монастырей А.В.Камкин высказывает суждение, что право это могло принадлежать местным церковным старостам 80.

Вопрос о статусе земельных владений приходских церквей и сельских монастырей в центре России в ХV-ХVII вв. требует специального изучения и по законодательным актам, и по массовой писцово-переписной докуметации. В приговорах 1572 и 1580-1584 гг. разделялись большие монастыри, у которых вотчин много, малые монастыри, у которых их мало, и “места убогие”, у которых земли или совсем нет, или очень мало. О последних царь и митрополит должны были позаботиться и “устроить их землею, как будет пригоже, как бы им мочно прожити”. В законодательстве 1625-1636 гг. проводится линия на то, чтобы не допустить превращения оброчных земель у приходских церквей в их вотчины и поступления выслуженных вотчин по- вкладам бездетных вдов в приходские церкви. Но необходимо специальное выяснение того, кто распоряжался землями - поп, церковный староста как доверенное лицо общины или монашество сельской обители?

Не перечисляя здесь всех случаев (в источниках их множество) келейничества-монашества при приходских церквях, отметим, что, наряду с чересполосно называемыми кельями с мужчинами и женщинами, фигурируют и более строго выдержанные мужские и женские “старчества”. Со стороны Троицкой корпорации предоставлялась денежная и хлебная руга-дотация некоторым женским старчествам в ряд околомонастырных и более отдаленных сел. Эта руга была как бы “вписана” в поминально-культовую практику монастыря, широкомасштабно осуществляемую им поминально-религиозную деятельность по увековечению памяти ряда московских великих и удельных князей, множества других своих вкладчиков самого различного социального ранга. Организация подобных старчеств нередко предусматривалась самими дарителями как способ посмертного устроения собственной души. Так, по душе удельного кн.Юрия Ивановича Дмитровского (ум. 1536) женские старчества в московских и переславских селах Клементьеве, Благовещенском. Зубачеве, Дерюзине, Шарапове получали дважды в год милостыню деньгами. В бежецком селе Сукромное Никольское в конце ХVI в. жили “оброчные старицы черноризицы”, также получавшие ругу-дотацию по душе рода Головкиных, прежних вотчинников этого комплекса83. Если мужские сельские монастыри имели, как говорилось выше, элементарную внутреннюю организацию, то в женских старчествах таковой не было вовсе.

В составе приписных к Троице монастырей нередко имелись свои, пусть микрокопические, зависимые обители. Вологодский Авнежский монастырь, судя по Описи 1641 г., расположил на р.Нозме вотчинный погост с церквями Троицы и Рождества Иоанна Предтечи, где находились кельи нескольких стариц-черниц. В некоторых костромских селах переписная книга 1678 г. отмечает такое количество лиц, живущих в кельях (до 58-60 чел.), что взгляд на келейничество, помимо всего прочего, и как на дополнительный фактор “многолюдства”, населенности не покажется сильным преувеличением 85.

В заключение рассмотрения проблемы сельского расселения и населения в вотчине Троице-Сергиева монастыря суммируем основные наблюдения. В ХVI-ХVII вв. у корпорации сложилась и успешно функционировала развитая система сельского расселения. Она включала различные виды сельских поселений, отличалась иерархичностью, динамичностью, богатством форм и сочетаний населенных пунктов. Проанализированные в главе виды сельских поселений (села, деревни, погосты, слободки и др.) нередко отличались амбивалентностью, текучестью, переходя один в другой.

Важнейшим фактором ее развития была земледельческая база - качество почв (например, в Суздальском и Юрьевском уездах), наличие пригодных для хлебопашества земельных массивов, делавшее возможным земледельческое освоение. Первичный его этап во внутренних районах великорусского центра к середине ХVI в. уже был завершен, но в ряде центральных уездов и тем более окраинных регионах он продолжался еще и в 1670-1690-е гг. Приведенные в главе материалы писцовых описаний ХVI-ХVII вв. показывают неравномерность распределения сельского населения на пространстве огромной вотчины. Основные его сгустки, образующие своего рода “несгибаемый каркас” всего социального организма латифундии, ее крестьянской основы были представлены наиболее старинными и многодворными селами в Московском, Переславском, Юрьевском, Суздальском, Костромском, Муромском, Угличском, Бежецком и др. уездах. Эти вотчинные центры, опорные узлы упомянутого каркаса не прогнулись от всех потрясений второй половины ХУ 1 - начала ХVII в. - опричнины, хозяйственного кризиса 1560-1580-х гг., смуты и ее разорительных последствий.

До конца ХVI в. существенным фактором в развитии системы сельского расселения был и троицкий домен, его масштабы и способы размещения. Внедрение барской пашни в села влияло на количественное распределение крестьянских дворов в рамках данного вотчинного комплекса, на размеры наделов “сельчан” и “деревенщиков”. По мере сокращения домена в конце ХVI - первой четверти ХVII в. распределение дворов выравнивалось, размеры сельских поселений унифицировались, становились более соотнесенными друг с другом. Домен играл и организующую население роль в окраинных регионах (юго-запад, юг, Поволжье, отчасти даже север). Он был важен для монастыря и как средство закрепления своих владельческих прав на новых землях, стимул их первичного хозяйственного освоения. Роль домена как способа повторного заселения пустых деревень отчетливо проявилась и в восстановительные 1620-е годы. Здесь тематика одной главы буквально “наползает” на другую, поскольку к этим же наблюдениям и выводам придется вернуться в главе о феодальной ренте, когда речь пойдет о полевой барщине.

В рассматриваемый период сильно проявились и внешние, и естественные факторы развитии демографических процессов - набеги крымских и казанских татар. Военные действия в годы польско-шведской интервенции. Особенно страдающими, несущими большие демографические потери были в конце ХVI - начале ХVII в. монастырские вотчины окраинных и пограничных уездов - юго-западных, отчасти поволжских. После смуты и преодоления ее тяжелых последствий набирает силу демографический рост огромной вотчины, наиболее ярко выразившийся в центральных и поволжских уездах. Моровое поветрие 1654-1655 г. тоже следует учитывать как неблагоприятный фактор процессов народонаселения, хотя в- полном объеме количественные потери среди троицкого крестьянства установить по имеющимся источникам не представляется возможным. Более или менее полные данные известны по Околомонастырской округе, а по отдельным уездам обнаруживаются в переписных книгах 1678 г. Они были приведены в главе.

Важным фактором демографического развития Троицкой корпорации в ХVI-ХVII вв. были внутривотчинные крестьянские переходы и другие виды внутривотчинных миграций.

На их основе совершалось постоянное внутреннее земледельческое освоение огромной латифундии, резервы которого, как говорилось выше, и до конца ХVII в. еще не были исчерпаны. В рамках обширной латифундии отчетливо вырисовываются два очага наиболее интенсивных миграционных потоков - это Подмонастырная округа и Алатырский уезд. Если в первой сходились все их географические направления ( с юга, севера, запада и востока - к центру), то второй стал как бы крайним восточным форпостом вотчинной территории, в котором оседали и организованно переведенные сюда монастырскими властями троицкие крестьяне, и прибывшие по своей воле и инициативе из центральных троицких сел и деревень поселенцы.

Фактор общественного разделения труда, наряду с земледельческим, также должен быть учтен для более глубокого понимания развития системы сельского расселения.

Появление непашенных (бобыльских в массе своей) дворов в селах и деревнях и чисто бобыльских (непашенных) поселений (слободок в первую очередь) объяснялось как потребностями монастырской ремесленной специализаций, так и углублением специализации внутри самого крестьянства.

Особую специфику системе сельского расселения Троицкой корпорации придавало обилие у нее зависимых монастырей, а также наличие малых сельских обителей. В сложении их сети сыграли свою роль и политические (высокий церковно-государственный статус Сергиева монастыря), и морально-религиозные факторы. Дочерние филиалы в ХVI -середине ХVII в. служили дополнительными связующими узлами локальных миров сельской жизни в рамках огромной по территории вотчины, приближали администрацию к управляемым селениям, структурировали всю систему сельского расселения под эгидой единого центра, которому они подчинялись.

Рассмотренный в главе материал служит убедительным подтверждением магистрального процесса в развитии системы сельского расселения в России ХVI-ХVII вв. - постепенного исчезновения массы мелких деревень, укрупнения остающихся, в которых и сосредотачивалась основная масса крестьянства. В Троицкой латифундии этот процесс к концу ХVII в. сказался и в сфере вотчинного управления, привел к сокращению поселкового штата слуг, ключников и приказчиков, к наибольшей концентрации административно-судебных функций в самом монастыре. Этот сюжет, в свою очередь, связан с более общей проблемой монастырского иммунитета и его финансовые основ, и будет рассмотрен нами в последней главе работы.

ГЛАВА V. ЗЕМЛЕУСТРОЙСТВО ВОТЧИНЫ ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВА МОНАСТЫРЯ В КОНЦЕ ХVI - ХVII В

5.1 Структура и динамика пашни и перелога

Сведения об основных хозяйственных (пашня, перелог) и социальных (домен и крестьянские наделы) градациях земли систематизированы в табл.5-7. Произведенные на основе комплекса писцовых книг 1592-1594 гг. подсчеты показали, что в конце ХVI в. один только земельный фонд монастыря (без сенокосов) составил в абс. выражении 146.755 четв. в 1 поле, или 220 тыс. дес. в 3 полях. Другие данные приведены Н.А.Рожковым -200 тыс. дес. в 3 полях, Ю.В.Готье -210 тыс.дес. и Е.И.Колычевой -143 тыс.дес.1 Отмеченное расхождение, как и в случае с населением (гл.4), объясняется меньшим количеством писцовых книг, которые привлекали названные авторы, опиравшиеся в основном на Калачовскую публикацию. В табл.20 из книги Е.И.Колычевой отсутствуют сведения по пашне и перелогу в Бежецком, Балахнинском, Звенигородском, Тверском, Нижегородском уездах.

Указанная нами цифра -220 тыс дес. в 3 полях - также не может считаться исчерпывающей, поскольку в ходе “валового описания” оказались пропущенными отдельные вотчинные комплексы монастыря в Коломенском. Костромском. Ростовском, Юрьевецком, Гороховецком уездах, о чем нам уже приходилось писать 3. Пашня в целом по вотчине на конец ХVI в. составляла 63.813 четв. в 1 поле, или 43,4 % (в абс.95,7 тыс.дес.). Остальные 82.942 четв. в 1 поле занимали перелог и лесная поросль (56,5 %). Нами эти категории угодий всюду даны нерасчлененно, поскольку именно так - суммарно - они и приводятся в большинстве изученных нами писцовых книг.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66