Норма, образец в русской культуре второй половины XVIII века 
сознания эпохи, показательной становится одна из ее характерных экспликации
– присвоение Екатерине Второй патриотически-настроенными современниками
«звания истинно просвещенной государыни», «устанавливающей всеобщую
справедливость и созидающей гармонию мира». Общественное и художественное
сознание эпохи мгновенно откликнулось на мифологизировано – идеологический
запрос времени воспроизведением просветительских мечтаний о новой
государыне. Появление ее на троне было сопровождено рядом программных
произведений, реализующих идею просвещенной мудрой императрицы, готовая
даровать государству новые справедливые законы. И в этом ряду появилось
живописное полотно «Екатерина Законодательница в храме богини Правосудия»
Д. Г. Левицкого. В них Екатерина – Минерва предстала мудрой и справедливой
правительницей «нового века», «века златого». Как писал В. М. Живов: «Над
Невой нависали сады Семирамиды, Минерва после торжественного молебна
отверзала храм Просвещения, Фонвизин обличал пороки, и народ блаженствовал»
/24, с. 670/.
Другая мифологема «Фелица» имеющая античную традицию, появилась и
выделилась, когда сын своего века Державин Г. искренне выразил свои
монархические чувства в оде «Фелица», где прославил Екатерину Вторую как
образец «просвещенного монарха». Для своей оды он воспользовался сюжетом и
персонажами ее аллегорической «Сказки о царевиче Хлоре», написанной в
условно «восточном» стиле. От туда он взял имя Фелица, которым в сказке
была названа богиня добродетели. В оде Фелица – это сама Екатерина Вторая.
На фоне скромного образа жизни Фелицы еще более выигрышным для
создаваемого Державиным идеального образа правительницы становится
перечисление круга ее забот. Фелица, прекратив войны, призрела «сирых» и
«убогих», разрешила «свободно» «в чужие области искать», позволила частным
лицам «с ребра и золота искать», разрешила рубить леса, заводить всякого
рода мануфактуры и фабрики, заботиться о просвещении и здравии народа.
Это внимание Фелицы к насущным интересам «своего» народа представлена
в оде Державина как полная противоположность тираническому правлению Анны
Иоанновны. В «Фелице» раскрывается державинская формула «будь на троне -
человек»:
Едина ты лишь не обидешь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачествы сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного …
Как и его предшественники Ломоносов и Сумароков – Державин находился
во власти представлений о просвещенной абсолютной монархии как идеальном
для России государственном строе. Державин пытался показать, что в основе
положительных качеств Екатерины Второй как правительницы лежат ее
человеческие свойства. Его «Фелица» потому так успешно справляется со
своими государственными обязанностями, что она сама человек, а не бог, не
сверхъестественное существо и понимает все человеческие потребности и
слабости. Державин не ограничился «Фелицией»: мысли и образы этой оды
развивались и в «Изображении Фелицы», и в «Видении Мурзы», и в оде «На
счастье».
Сама Фелица – Екатерина Вторая была личностью довольно незаурядной,
она во многом превосходила своих предшественников и предшественниц на
русском троне (за исключением Петра Первого) умом, проницательностью,
хитростью, образованностью. «Никто из занимавших русский престол до нее,
кроме Петра Великого, не мог бы подумать о сочинении «Наказа»; никто из них
не решился бы вести переписку с известнейшими мыслителями Европы» /60, с.
60/.
У дворянского общества были достаточные основания для идеализации и
прославления Екатерины Второй как «матери отечества».
Образ идеальной правительницы – Фелицы – в одах Державина меняется, у
него появляется критическое отношение к императрице, которую он так
опоэтизировал прежде.
В «Изображении Фелицы», одна диагностическая деталь этой
екатерининской Аркадии заслуживает особого внимания. В число ее обитателей
не редко попадают «дикие народы». Так, например, в том же «Изображении
Фелиции» в описании того, как Екатерина дарует народам свой «Наказ». Это
описание Державина соотносится с сервизом Рашета, в котором так же
прославлялась Екатерина и особую характеристику составляли фигурки «народов
Востока» - финнов, калмыков и т.д. В обоих случаях этот этнографический
набор, несомненно, выполняет панегирическую функцию. Их появление в
императорской Аркадии имеет двоякий смысл.
Во-первых, перечни «диких народов» представляют собой этнографический
коррелят географических атрибутов торжествующего монарха: распространение
могущества и благодеяний империи может быть обозначено географически, так и
этнографически. При этом, если географические вехи указывают на военно-
политическое могущество монарха, этнографические приметы означают шествие
императорского просвещения: в географическом пространстве монарх выступает
в качестве ипостаси Марса, тогда как в этнографическом пространстве он
выступает в ипостаси Минервы.
И именно здесь раскрывается второй смысл появления «диких народов».
Они олицетворяют те концы вселенной, которые охватывают собой созданные
императрицей Аркадии.
В светской культуре эмансипация освободила религиозно-мифологический
потенциал, он был перенесен теперь на саму культуру, и поэт получил те
мироустроительные харизматические полномочия, которые ранее усваивались
императору.
Самый географический размах поэтической славы – это географический
размах оды: поэтическая слава занимает в точности тоже пространство, что и
могущество торжествующего монарха, и описывается той же самой традиционной
формулой – «от … до …». И от монарха же, от Фелицы, переходит в «Памятник»
несчётные народы – это те самые «дикие люди», которые раньше преображала
благодать государственного просвещения.
Мифологема матерь отечество появилась тогда в русской культуре, когда
в Москве 30 июля 1967 года в присутствии Императрицы состоялось открытие
Комиссии об Уложении, коей надлежало обсудить «Наказ» Государыни местные
наказы. 31 июля депутаты, заседавшие в Грановитой палате, постановили
поднести Екатерине титул Премудрыя и Великая Матере Отечества.
12 августа Императрица приняла депутатов во дворце. Председатель
комиссии генерал А. И. Бибиков просил ее «принять титло как приношение всех
верных твоих подданных». Государыня ответила: «О звания же, кои вы желаете,
чтобы я от вас приняла на сие ответствую: 1) на Великая – о моих делах
оставляю времени и потомках беспрестрасно судить; 2) на Примудрыя – никак
себя таковою назвать не могу, ибо един Бог премудр, и на; 3) Матерь
Отечества – любить Богом врученных мне подданных я за долг звания моего
почитаю, быть любимой от них есть мое желание». /50,с.400/ Председателю
комиссии Императрица сказала с неудовольствием: «Я им велела сделать
рассмотрение законов, а они делают анатомию моим качествам». /52, с. 324/
«Двор ее (Екатерины Второй), - писал граф Д. Сегюр в 1780-х гг., - был
местом свиданий всех государей и всех знаменитых лиц ее века. До нее
Петербург, построенный в пределах стужи и льдов, оставался почти
незамеченным, и, казалось, находилось в Азии. В ее царствование Россия
стала державою европейскою. Петербург занял видное место между столицами
образованного мира, и царский престол возвысился на череду престолов самых
могущественных и значительных». /52, с. 230/.
Ориентиром в мирской жизни становится учение о Царстве Божием, но
созидаемом людьми на земле. На смену мечтаниям о Третьем Риме приходит
идеал великой России. В обществе растет жажда образования и образования
именно светского, а главным делом жизни человека провозглашается
благородное служение государству.
Культура XVIII века характеризуется небывалым интересом к личности
человека. Человек – вот тот герой, венец творения, которого воспевали в
стихах, живописи, музыки, которому покланялись в XVIII столетии.
Екатерина Вторая умела окружать себя умными и деловыми людьми. Именно
в ее эпоху выдвинулся ряд крупнейших, государственных, политических,
военных деятелей, и творцов культуры, поддерживаемых и вдохновляемых
монархиней. Галерея портретов дает полное представление о русском обществе
того времени. С живописных полотен А. П. Антропова, Ф. С. Рокотова, Д. Г.
Ливицкого, В. Л. Боровиковского, других художников на нас смотрит сама
Екатерина со всеми императорскими знаками власти, являющаяся образцом этой
эпохи, диктующая свои нормы, и представители высших аристократических
кругов, военные, чиновники, духовенство, писатели, поэты, актеры,
музыканты, провинциальные помещики, мастеровые, крестьяне.
Выдвижение на историческую арену ярких, деятельных людей привело к
развитию портретного жанра в живописи, скульптуре, графике. Глядя на эти
портреты, невольно вспоминаешь стихи Г. Р. Державина, посвященные рождению
внука Екатерины Второй, в которых поэт обращается к царственному младенцу:
Будь страстей твоих владыка,
Будь на троне человек!
Мотив гуманизма в период правления Екатерины Великой становится
характерным для всех сфер культуры. Для новой идеологии главной становится
проблема утверждения подлинной человечности во всех областях жизни. Вот,
например, образ идеального человека, как он представлялся Н.Новикову:
«Разумный и добродетельный господин; он делает добро всем, кому только
может. Он думает, что разум ему дан, чтобы служить государству, богатство –
чтобы помогать бедным, и для того он родился человеком, чтобы быть полезным
всем людям». /46, с. 95/
Характеристика личности, данная Новиковым, во многом созвучна
портретным образам, созданным в то время. Человек с атрибутами
деятельности – таков герой живописных портретов Д. Г. Левицкого. Архитектор
А. Ф. Кокоринов изображен демонстрирующим свое творение – план Академии
художеств; П. А. Демидов предстает на фоне Воспитательного дома,
основателем и опекуном которого он был; императрица («Екатерина в храме
богини Правосудия», 1783 г.) выступает в лавровом венке, со знаками святого
Георгия на груди, у ног ее лежат книги, а на щите помещено изображение бога
торговли Меркурия – все говорит о радении на благо Отечества.
Одна из самых известных работ художника – серия портретов воспитанниц
Смольного института, исполненная по заказу Екатерины. В них каждая из
девушек представлена на фоне пейзажа или интерьера, окружена предметами,
которые говорят о ее увлечениях и талантах.
Таковы и скульптурные портреты Федота Шубина. Понятно, что скульптор
использует иные художественные средства, но идея здесь та же. Осанка
портретируемого в работах Шубина, как правило, полна гордого достоинства,
взгляд – благородства. Деятельность натуры подчеркнута динамикой
композиции, задающийся асимметричным движением больших форм: торс повернут
вправо, а голова дана в резком развороте в лево. Диагональные складки одежд
дополняют и усиливают ощущение энергичности образа, а ритм линий и подобие
пластических элементов работают на выявление особенностей лица
портретируемого.
Скульптор любуется человеком как прекрасным творением, умеет
подчеркнуть в нем лучшие стороны. Во внешнем, видимом облике он воплощает
достоинство человеческой души. Один из самых знаменитых портретов Шубина –
«Портрет неизвестного». В нем ощутимы лучшие черты гражданина России XVIII
века. Спокойное, благородное лицо, умный, уверенный взгляд, достоинство в
позе …
Биография такого человека, как Ф. Шубина становится типичными для
эпохи. Они наглядно показывают отношение к таланту и человеку в
царствовании Елизаветы Петровны и Екатерины Великой.
Подобно Шубину, Г. Р. Державин прошел путь от солдата, сына бедного
дворянина, до крупнейшего государственного деятеля – статс-секретаря при
императрице Екатерине Второй, сенатора, президента Коммерц-коллегии, члена
верховного совета и государственного казначея при императоре Павле,
действительного тайного советника при императоре Александре, кавалера
разных орденов. Как и Шубин в скульптурных портретах, Державин в своих
стихах не устает восхищаться человеком – вершиной творения. Так в оде «Бог»
мы видим по мере того как перед поэтом открывается предмет вдохновения,
поэта все более и более занимает отражение Бога в человеке:
… А я перед тобой – ничто.
Ничто!- Но Ты во мне сияешь
Величеством Твоих доброт;
Во мне Себя изображаешь.
Как солнце в малой капле вод.
Я связь миров, по всюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь – я раб; я червь – я Бог /18, с. 79/
Вспомним что идея воспитания просвещенного монарха через науки и
искусства популярна в это время. И идея – иллюзия возможности и
обязательности при троне учителей – философов – писателей. Через эту
иллюзию прошли практически все просветители, она определила во многом и тип
их гражданского личностного служения, и тип творчества, и неизбежное
разочарование, зачастую трагически сказывающиеся на их судьбах.
Программу «философа на троне» поддержали в литературе Г. Державин,
написавший в 1782 году оду – рекомендацию «Фелиция», И. Богданович в «Оде
государыни Екатерине Алексеевне на новый 1763 год» и Д.Левицкий, создавший
в 1883 году картину - декларацию о мудрой императрице – законодательнице
«Екатерина Законодательница в храме богине Правосудия».
И ода Державина, и полотно Д. Левицкого – не портрет Екатерины, а
скорее художественно реализованная программа того, какой должна быть
просвещённая государыня в просвещённом отечестве. Сам Левицкий в ответ на
восторженный отклик И. Богдановича по поводу картины писал: «Середина
картины представляет внутренность храма богини Правосудия, перед которой в
виде Законодательнецы ее императорское величество, сжигая на алтаре маковые
цветы, жертвует драгоценным своим покоем для общего покоя. Вместо
обыкновенной императорской короны увенчана она лавровым венком, украшающим
гражданскую корону, возложенную на голову ей. Знаки ордена Св. Владимира
изображают отличность знаменитую за понесенные труды для пользы отечества,
коих лежащие у ног Законодательнецы, законы свидетельствуют истину.
Победоносный орел покоится на законах, а вооруженный Перуном страж рачит о
целости оных. В дали видно открытое море, а на развевающемся флаге
изображенный на военном щите Меркуриев Жезл означает защищенную торговлю»
/47, с. 115 /
Словесное описание картины Левитского дает в стихотворении «Видение
мурзы» Державин:
Простертой на алтарь рукою
На жертвенном она жару
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
|
