скачать рефераты

скачать рефераты

 
 
скачать рефераты скачать рефераты

Меню

Норма, образец в русской культуре второй половины XVIII века скачать рефераты

следование образцу идеального человека – гражданина. Т. В. Артемьева,

исследуя специфику и особенности философской системы XVIII века, делает в

качестве одного из заключений следующее: «В систему философии

(мировосприятия) входит не только производство знания, но и сама его

широкая реализация – пропаганда, образ жизни, личный пример. Российский

философ … мог почти уподобляться Творцу и стать Демиургом, слово которого

могло организовать практическое пространство и воплотить в жизнь некоторую

идеальную мысль» /5, с. 22/. Национальная же специфика этих интенций

заключается в мысли – слове – действии, обращенном в конечном итоге через

«общее благо» (как благо государства) к человеческому миру.

Эпоха Просвещения в целом и мифология государства как одна из

составных частей мировоззренческих основ этого периода имеет довольно

сложный генезис.

При Петре концепция надконфессионального государства, в котором монарх

распоряжается общественным благом, являлась исходным моментом

государственных преобразований. Европейские идеи попадали в Россию в

контекст сложившейся культурной традиции. Потому трансплантируемые идеи

преображались и получали новую жизнь. Идея монарха как установителя

социальной гармонии и блюстителя общественного блага соединилась здесь с

традиционными представлениями, сформулированными в концепции Москвы –

Третьего Рима. Соответственно из медиатора космического порядка монарх

превращается здесь в демиурга, в творца нового царства, которое должно

преобразить мир. То, что наново создается царем, и есть начаток этого

нового мира и вместе с тем – в соответствии с европейской мифологией

государства – восстановление изначального благого порядка. В этом контексте

понятно, что Петр и его приближенные могут называть Петербург «Раем» и

«Святой землей».

Созданная Петром новая страна оказывается, таким образом, землей

утерянного изначального блаженства, а Петр – спасителем мира,

восстанавливающим рай на земле /24, с. 663/.

Таким образом, европейская концепция монарха как распорядителя

всеобщего блага приводит в России к беспрецедентной сакрализации царя со

времен Алексея Михайловича и характеризует весь императорский период

русской истории.

Развитие императорского культа имело решающее значение для построения

и формирования образцов XVIII века. Именно этот культ оказывается тем

камнем, который обеспечивает синтез двух совершенно разнородных традиций,

формирующих русскую культуру XVIII века. Это, с одной стороны, традиционная

русская духовность, а с другой – рационалистическая культура европейского

абсолютизма.

Поскольку петровская государственность вводит перевоспитание

населения в число важнейших политических задач, этот синтез превращается в

основное идеологическое задание, полученное культурой от преображенной

империи.

Основные моменты новой государственной идеологии, мифологии

государства и императорского культа врастают в самую ткань российского

самодержавия /24,с.667 /,- полагает Живов В. М.. Они сохраняют свою полную

значимость к началу екатерининского царствования и составляют тот

мифологический фон, на котором вырастают екатерининские начинания. Как

строитель нового мира и Мессия, русский монарх был заинтересован в самых

радикальных для своего времени идеях. В России XVIII века отсутствовала

непосредственная связь между идеологией государства и реальным механизмом

государственного управления. Примером может служить тот факт, что в 1767 г.

Екатерина издает свой знаменитый «Наказ», в большей своей части

воспроизводящий суждения Ш.Л.Монтескье, Ч.Беккариа и других

энциклопедистов. Как пишет в своей работе Живов В. М.: «В одной из статей

«Наказа» говорится, что «В России Сенат есть хранилище законов», а в другой

статье за Сенатом закрепляется право «представляти, что такий-то указ

противен Уложению, что он вреден, темен, что нельзя по одному изполнить»

/24, с. 669/. Под «Уложением» подразумеваются здесь основные законы, таким

образом, оказывается, что русское самодержавие самым просвещенным образом

ограничивает себя Основным законом. Никакого Уложения в России XVIII века

не было, и за все время екатерининского царствования Основной закон так и

не успели составить. «Наказ», будучи самым прогрессивным в России по

содержанию юридическим памятником XVIII-го столетия, был вместе с тем

законодательной фикцией, не имевшей никакого практического значения; этот

факт общеизвестен и многократно анализировался исторической наукой.

«Наказ», как и вся идеология государства, входил в мифологическую сферу и

выполнял мифологическую функцию, он был атрибутом монарха, устанавливающего

всеобщую справедливость и созидающего гармонию мира.

В этом мифологическом действе императрица была хотя и главным, но

отнюдь не единственным участником, его действующими лицами становились все,

кто приближался ко двору.

Существовали определенные точки зрения отрицания русского Просвещения,

недооценку его функций и это имело давнюю традицию.

Г.Г. Шпет в своей статье «Очерк развития русской философии» утверждал,

что в России не было ни своей просветительской философии, ни собственно

своего просвещения. Он полагал, что русское Просвещение не стало, как это

должно было быть, движением к наукам и собственно знаниям. Оно, по его

утверждению, явилось идеологическим оправданием социально-бюрократического

стремления части русского общества к чинам и жизненным благам. Отрицание

русского Просвещения мотивировано ошибочным пониманием философом того, что

«… Россия вообще прошла свой культурный путь без творчества» /14, с.

252/. Безусловно, с такими тотальными отрицаниями русского Просвещения и

его социокультурных итогов согласиться трудно, так как именно в XVIII веке

сформировался особый статус русской интеллигенции, побуждающий ее к

нравственно-просветительской деятельности.Унификация русской интеллигенции,

к которой прибегает Г. Г. Шпет, не возможны, у нее свое предназначение и

своя национальная специфика.

Ограничения социокультурной энергии и культурного потенциала русского

Просвещения было предпринято в статье М.С.Кагана «чем же был XVIII век в

истории русской культуры», он выделил две ипостаси русской культуры,

которые обусловили формирование двух разных по значению и культурно -

просветительской наполненности, центров: петербургского и московского.

Социокультурное пространство Просвещения, на его взгляд, исчерпывается

Петербургом. На долю Москвы он относит традиционалистское сопротивление

«новому», неприятие рационализма и Просвещения в широком смысле этого

слова. Он говорил, о глубоком расколе в русской культуре, о несоединимости

двух ее начал, воплощенных Москвой и Петербургом. Возможно, правильнее было

бы говорить о разной степени вовлеченности русских людей в процесс

просветительского преобразования, о проявленности «Московского» и

«Петербургского» человека в культурном пространстве Просвещения, о

специфике самоопределения в системе смыслов, ценности и значений эпохи. Но

в каждом человеке происходило постепенное накопление «просвещенного»

потенциала, потом в человеке возникает и то состояние «культурного

напряжения», которое заставляет его действенно определяться во времени и

пространстве эпохи. И не всегда это самоопределение было оппозиционным по

отношению к основной тенденции развития.Просвещения как явление

человеческой самоорганизации, движущая сила, не может однозначно

классифицировано или разведено по «географическим» локальным пространствам.

В. М. Живов в статье «Государственный миф в эпоху Просвещения и его

разрушения в России конца XVIII века» писал, что «культура русского

Просвещения была государственной культурой, непосредственным воплощением

варианта государственной мифологии, …мифологическим действом

государственной власти» /24, с. 670/. И поэтому вполне закономерно автор

приходит к выводу: «Русское Просвещение – это мираж. Одни деятели русского

Просвещения искренне верили в его реальность, другие были его невольными

участниками, но это не меняло его мифологического существа» /24, с. 671/

.Нам представляется это утверждения не совсем справедливым. Наличие самих

исключений неизбежно разрушает предлагаемую автором цельность состояния

«миражности» русского Просвещения; В.М. Живов в значительной мере сузил

хронологические рамки эпохи Просвещения; автор неправомерно оценивает

просветительскую энергию и культурный ареал той самой государственной

идеологии, которую он признает в качестве действительной силы исторического

движения движения России; понятие «миражности» связано с семантикой

призрачности, иллюзорности. Если же признать справедливой основную мысль

автора статьи, то необходимо признать весь русский XVIII век глобальной

мифологической государственной иллюзией, «не-бытием». На наш взгляд надо

помнить, что всякие идеи имеют под собой действительную силу, обладают

энергетикой, вовлекающей людей в свою культурную сферу. Процесс

распространения просветительских идей – процесс действительности. Помимо

этого, следует иметь в виду, что в мифологическое действо государственной

власти вступал человек, уже обладающий новым типом сознания, верящий в

преобразовательную силу разума, знания, наук, закона и сознательно

выстраивающий свою жизнь как служение отечеству и общему благу. Особую

модель формирования образа жизни, типа поведения или деятельности содержат

«Записки» Екатерины II.

Как отмечал К. Масон, что все «язвы и злоупотребления» в ее

царствования не бросали темной тени на «личный характер этой государыни.

Она казалась глубоко человечной и великодушной. Все те, кто к ней

приближались, испытывали это; все те, кто узнавали ее близко, были

восхищены чарами ее ума … Ее обманывали, ее обольщали, но она никогда не

была под игом господства. Ее деятельность, правильность образа жизни, ее

умеренность, ее мужество, ее постоянство даже ее трезвость – таковые

моральные качества, которое было слишком несправедливо приписать лицемерию»

/55, с. 38/.

Но оценивая плоды правления Екатерины II в целом (а в XVIII века она

оставалась на троне дольше, кто-либо чем из коронованных особ), приходим к

выводу, что то была эпоха славы и могущества России, закрепившей за собой

статус великой державы. Как признается Екатерина II в своих «Записках», что

рано или поздно «станет самодержицей российской империи», и шаг за шагом, с

замечательной последовательностью, шла к этой цели. Такая задача была в тех

обстоятельствах под силу, пожалуй, только ее характеру /34, с.30 /.

Екатерина очень последовательно и целенаправленно шла к тому, чтобы

слыть «просвещенной монархией» и добивалась этого своим трудом и терпением.

Ее государственная политика приобретала охранительный характер, тем самым

как писал В.М. Живов: «Эмансипация культуры освободила здесь огромный

религиозно-мифологический потенциал, который прежде всего – в русском

Просвещении – был отнесен к государству и монарху как устроителем

космической гармонии на земле …».

1.2 Идеологемы просвещенного абсолютизма, и просвещенной монархини в

русской культуре второй половины ХVIII века

Популярной в обществе становится идея воспитания просвещенного монарха

– гражданина через науки и искусства. На первом витке общественного

развития складывались идеи «философа на троне» как идеального правителя и

«просвещенного абсолютизма» как идеальной государственной системы.

Формирование и пропаганда просветительских идеологем становится

прерогативой государственной идеологии и государя, как бы ранее ставшим

пресвященным, «философом на троне». Функции просвещенного учителя нации

переходят к монарху, он задаёт и просветительскую конфигурацию

«проводникам» - подданным, слугам отечества, определяя статусное положение

дворянства.

Явные и скрытые парадоксы просвещенного екатерининского века, его

внутренняя раздвоенность всегда интриговало русское общественное сознание.

Вспомнить хоть А.С. Пушкина Екатерина для него, с одной стороны - «Тартюф

в юбке и короне», с другой – мудрая матушка – государыня «Капитанской

дочки». Но тем не менее как конструировал Карамзин: Русский народ никогда

не чувствовал себя так счастливо, как в годы царствования Екатерины» /40,

с.4 /.

Екатерина соморекламировала, самоутверждала себя в качестве

просвещенной монархии. Она была честолюбива настолько, что с первых дней

своего пребывания в России готовилась стать русской самодержицей,

воспитывала себя в уважении к русским нравам, обычаем, русской истории.

Сразу сроднившись с новым отечеством, жадно самоучкой впитывая

всесторонние знания и изучая все касающееся России, она самодержавно

правило столь расширившейся в ее царствования империй. Особенности ее

характера, внешность и ее данные помогли стать императрицей. Вот как описал

ее К. Рольер: «Приятный и благородный стан, гордая поступь, прелестные

черты лица и осанка, повелительный взгляд, все освещало в ней великий

характер» /55, с.32 /.

Характер Екатерины, ее стремления, духовные запросы и потребности с

самого начала были иными, чем у ее мужа. За семнадцать лет, прошедшие с

приезда в Россию до восшествия на престол, она постаралась и сумела

приблизить к себе людей, которые помогли в дальнейшем. Довольн рано

Екатерина пристрастилась к чтению и вскоре от французских романов перешла

к трудам философов – просветителей – тех, кто были в то время властителями

дум образованной Европы. Как писал лорд Бекингхэмилер «От природы способная

к всякому умственному и физическому совершенству, она вследствие вынужденно

замкнутой ранее жизни, имела досуг имела развить свои дарования в большой

степени, чем обыкновенно выпадает на долю государям, и приобрела умение не

только пленять людей в веселом обществе, но и находит удовольствие в более

серьезных делах» /55, с.33 /.

Екатерина Вторая занималась самообразованием, хотела себя просветить

и делала все, чтобы стать «просвещенной монархиней», она формирует свой

имидж, для того, чтобы стать Великой императрицей и быть образцом эпохи.

Английский посланник Уильямс так описывает Екатерину в 1755 году: «Как

только она приехала сюда, то, начала всеми средствами стараться приобрести

любовь русских. Она очень прилежно училась их языку и теперь говорит на нем

в совершенстве. Она достигла своей цели и пользуется здесь большой любовью

и уважением. Ее наружность и обращение очень привлекательны. Она обладает

большими познаниями Русского государства, которое составляет предмет ее

самого ревностного изучения. Ни у кого нет столько твердости и

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7