История освоения Дальнего Востока

Ускоренный прирост населения с I по IV ревизию можно объяснить как заселением этого района, так и, в первую очередь, повышенным естественным приростом. Советский историк А. Д. Колесников на основании широкого круга источников (ревизских и церковных) убедительно показал, что в XVIII --начале XIX в. население Западной Сибири увеличивалось преимущественно за счет повышенного естественного прироста, а переселения играли вспомогательную роль1. Та же картина наблюдалась и в Восточной Сибири. Этому способствовало наличие плодородных неосвоенных земель на юге Сибири, почти полное отсутствие крепостного права и татаро-турецкой угрозы. Характерно, что в XVIII в. в Сибири обосновалось немало неземледельческого населения и что подавляющая масса переселенцев направлялась сюда из северных губерний России, Архангельской и Вологодской.

Сохранились данные о количестве переселенцев, прибывших в Иркутскую губернию между III и IV ревизиями (с 1762 по 1782 г.). Всего их оказалось 1867 душ м. п., в том числе из Вологодской губернии пришло 744, а из Архангельской -- 394 души м. п.2. Это составило всего 1,35% населения губернии по III ревизии и свидетельствует о подчиненном значении миграций.

С IV по VI ревизию резкое замедление в темпах прироста сибирского населения, по-видимому, объясняется усиленной колонизацией Юга России (Новороссии, Северного Кавказа и Нижнего Поволжья). С VI ревизии прирост населения в районе снова увеличивается, так как к этому времени освоение Юга России вступает || завершающую фазу и ведущие колонизационные потоки устремляются в Сибирь, Южное и Северное Приуралье.

Однако темпы заселения Сибири нарастали постепенно, в течение первой половины XIX в. так и не превысив абсолютных показателей естественного прироста. Всего с V по X ревизию (с 1795 по 1857 г.) в Сибирь прибыло около 520 тыс. переселенцев, из которых примерно 350 тыс. приходится на долю ссыльнопоселенцев и членов их семей, а 170 тыс. -- на свободных переселенцев -- крестьян. В 1795--1815 гг. в Сибири осело 33 тыс. новоселов (все ссыльные), в 1815--1833 гг. -- 140 тыс. (120 тыс. ссыльных и 20 тыс. -- свободных), в 1834--1850 гг. -- 233 тыс. (140 тыс. ссыльных и 93 тыс. -- свободных) и в 1851--1857 гг. -- 114 тыс. (57 тыс. ссыльных и 57 тыс. -- свободных)1.

Хотя Сибирь и не стала в дореформенный период основным заселяемым районом России, но по темпам переселенческого движения она уступала только Северному Кавказу, Южному Приуралью, Новороссии и Южному Приуралью (Оренбургской губернии).

Губернаторские отчеты показывают, что подавляющая часть переселенцев прибывала в Тобольскую и Томскую губернии Сибири из Псковской, Смоленской, Курской, Витебской, Орловской и Калужской губерний2.

Материалы церковной статистики свидетельствуют о том, что уровень естественного прироста населения в Сибири был значительно выше, чем в среднем по России, и что в Западной Сибири он характеризовался более высокими показателями, чем в Восточной. Даже в годы национальных бедствий естественный прирост в Сибири оставался высоким. В 1813 г. в среднем по стране на 100 умерших приходилось 100 новорожденных, в большинстве центральных и западных губерний смертность намного превысила рождаемость, а в Сибири на 100 умерших пришлось 207 новорожденных. В 1830 г., когда вспыхнула эпидемия холеры, в России на 100 умерших приходилось 139 новорожденных, а в Сибири -- 188; в 1831 г. -- соответственно 113 и 195, в 1833 г. -- 121 и 195; в 1848 г. -- 89 и 143 и т. д.1. В течении 804--1849 гг. естественный прирост в Сибири был почти всегда выше среднего по стране (кроме 1837, 1843 и 1844 гг.)2. Здесь надо иметь в виду, что Сибирь не только располагала огромными излишками плодородной земли, но и практически не знала помещичьего землевладения. Кроме того, в XIX в. в Сибири почти не было эпидемий и голода, а последствия эпидемии холеры 1830 и 1848--1849 гг. сказались не так ощутимо. Все это не могло не способствовать более высокому естественному приросту, чем в большинстве районов Европейской России.

В то время как Сибирь заселялась и осваивалась русским народом и коренным населением этого района, Приамурье и Приморье оставались в таком же диком и безлюдном состоянии, как и в конце XVII в.

По данным второго Сибирского комитета, в середине 'XIX в. во всей Маньчжурии насчитывалось не более 2 млн. жителей, а северная ее провинция Хэйлунцзян почти пустовала. Численность аборигенов, обитавших по обоим берегам Амура, определялась комитетом всего в 15 тыс. человек, причем проживали они на пространстве «от Сунгари до Уссури по обоим берегам Амура»1 и далее на северо-восток от Уссури. Столь же редкое население было и на территории Уссурийского края2. Характерно, что численность местного населения на Среднем Амуре сильно сократилась: ороков, орочей и удэгейцев -- с 4,0 до 1,7 тыс. чел., а тунгусов -- с 4,0 до 2,1 тыс. чел. В то же время общее количество гольдов (нанайцев) и гиляков (нивхов), проживавших главным образом на не размежеванной территории, осталось почти неизменным.

Русское правительство не могло примириться с навязанными ему силой территориальными статьями Нерчинского договора 1689 г. Уже с начала XIX в. оно предпринимает ряд мер по пересмотру этого договора. В результате опросов крестьян и казаков, неоднократно бывавших на Амуре3, и исследований А. Ф. Миддендорфа в 1844 г.4 и Г. И. Невельского в 1849--1855 гг.5 удалось окончательно установить, что племена, обитавшие по нижнему и среднему течению Амура, никаких податей китайскому правительству не платили и в зависимости от него не находились.

Русские казаки и крестьяне доносили, что по верхнему течению р. Амура постоянного населения нет, а обитает «один малочисленный род тунгусов манягирей, которые в образе жизни очень сходны с якутами. Ма-нягири занимают правый берег р. Амура, а левый необитаем. Сюда заходят для звериных промыслов тунгусы Якутской области и частью нерчинские жители, не встречая ни малейшего стеснения от подданных Китая»1. В 1817 г. крестьянин А. Кудрявцев побывал на Амуре у гиляков2, причем выяснилось, что «народ этот никому не подвластен», как и его соседи натки, негидальцы и др. В 30-е гг. об этом же поведал беглый старовер Г. Васильев3.

И не случайно Второй Сибирский комитет пришел к такому заключению: «Сколько раз было совершено нашими казаками плавание по р. Амуру с начальных его притоков до устья и отсюда морем до Удского острога, они никогда не встречали господствующего народа и имели дело единственно с бродячими туземцами»4.

Располагая такими сведениями, Россия в 50-е гг. XIX в. вновь возбудила перед Китаем вопрос об окончательном разграничении в Приамурье. В 1854 г. в Пекин были посланы предложения приступить к переговорам. Исследования Амурской экспедиции (1850-- 1855 гг.) и политическая ситуация, сложившаяся на Тихом океане в середине XIX в., создавали основу для их проведения5.

16/28 мая 1858 г. был заключен Айгуньский договор. Согласно ему территория по левую сторону р. Амура, начиная от р. Аргуни до устья Р Амура, признавалась владельцем России. Земли же по правую сторону р. Амура, вниз по течению до р. Уссури, отныне считалось принадлежащими Китаю. Приморья временно оставалось в общем владении Китая и России. («от реки Уссури далее до моря находящиеся места и земли, впредь до определения по сим местам границы между двумя государствами, как ныне да будут в общем владении Дайцинского и Российкого государств»)1. (Айгуньский договор предусматривал необходимость дальнейшего разграничения территории Уссурийского края.

Из текста Айгуньского договора следует, что в 1858 г. все земли, отошедшие к Цинской империи по Нерчинскому договору 1689 г., возвращены России не были. Так, земли по правому берегу р. Аргуни и Амура остались в составе Цинской империи, хотя во второй половине XVII в. здесь существовали русские крепости и земледельческие поселения (Аргунский, Кумарский остроги и др.). Договор 1858 г. возвратил России лишь часть утраченной территории, так. как в 50-е гг. XVII в. в состав Русского государства входили не только Приамурье, но и низовья Уссури и часть долины р. Сунгари «до гор». Вместе с тем Айгуньский договор был заключен в интересах обеих сторон, так как был направлен против возможных посягательств западноевропейских держав на какие-либо части Дальнего Востока или Маньчжурии. Это обстоятельство нашло свое отражение в преамбуле договора и в статье первой. В преамбуле говорится, что договор заключен «...ради большей, вечной, взаимной дружбы двух государств, для пользы их подданных и для охранения от иностранцев». В статье первой указывалось, что «по рекам Амуру, Сунгари и Уссури могут плавать только суда Дайцинского и Российского государств, всех же прочих иностранных государств судам по сим рекам плавать не должно»1.

«В подписанном две недели спустя, 1/13 июня 1858 г., русско-китайском Тяньцзиньском договоре признавалась необходимость уточнения границы между обоими государствами в ряде местностей... Во исполнение этой договоренности русский посланник в Китае Н. П. Игнатьев, выполнявший посреднические функции при переговорах между великим князем Гуном и англо-французскими представителями в Пекине осенью 1860 г., заключил с великим князем Гуном новый договор, подписанный в Пекине 2/14 ноября. По этому договору цинское правительство подтвердило условия Айгуньского договора 1858 г. и признало владением России территорию, расположенную к востоку, на которой, кстати сказать, не было ни постоянного маньчжурско-китайского населения, ни цинских властей»2.

Таким образом,(до Пекинскому договору 1860 г. восточная граница между Россией и Китаем была определена окончательна (по p. Амуру, Уссури, оз. Ханка и пространству от оз. Ханка до устья р. Тумыньцзян).

«Заключение Пекинского договора явилось огромным шагом вперед к установлению точной и постоянной границы между Россией и Китаем. Положен был конец вековому спору о Приамурье и неразграниченных землях. Достигнутое соглашение способствовало развитию мирных отношений между народами обеих стран, несмотря на агрессивный колониальный характер политики царизма и реакционную сущность цинского владычества в Китае...

Воссоединение Приамурья и Южно-Уссурийского края с Россией явилось центральным событием дальневосточной политики России в XIX в. Оно упрочило положение России на Тихом океане.

Политику России на Дальнем Востоке основоположники марксизма считали весьма гибкой и успешной. Энгельс писал, что на Дальнем Востоке Россия взяла реванш «за свое военное поражение под Севастополем». Основоположники марксизма подчеркивали, что вопрос о Приамурье возникал еще в XVII в. и был решен Россией мирным путем. Ф. Энгельс признавал положительное влияние России на присоединенные к ней области Азии и писал, что «Россия действительно играет прогрессивную роль по отношению к Востоку»1.

Характерно, что при заключении Пекинского договора цинское правительство не знало, имеются ли у него подданные в Приморье. Поэтому русское правительство взяло на себя следующее обязательство: «Если бы в вышеозначенных местах оказались поселения китайских подданных, то русское правительство обязуется оставить их на тех же местах и дозволить по-прежнему заниматься рыбными и звериными промыслами»2. Из этого следует, что цинское правительство лишь предполагало наличие в Уссурийском крае какого-то незначительного количества своих подданных, но не имело о них определенных сведений.

Таким образом, по Айгуньскому и Пекинскому договорам 1858--1860 гг. Россия вернула себе Приамурье, которое уже за 200 лет до того являлось частью Русского государства, и получила Приморье, фактически никогда не принадлежавшее Китаю.

На отошедшей к России территории Дальнего Востока во второй половине XIX в. образовались две области, Амурская и Приморская. К Приморской области были присоединены также северо-восточные районы Сибири, издавна принадлежавшие России. Без их территории ' площадь Приморской области составляла 515 343,8, а Амурской -- 396 976,4 кв. верст -- всего 912 320,2 кв. верст1. Проживало здесь менее 20 тыс. чел. об. п. -- ничтожная величина по сравнению с такой огромной территорией. По существу, к России в 50-е гг. XIX в. отошли незаселенные и неосвоенные территории, находившиеся в гораздо более запущенном состоянии, чем в XVII в.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Заселение и освоение Приамурья и Приморья в 1850-1882 гг.

Рассмотрим подробнее, каковы были численность и состав населения Приамурья и Приморья в момент их присоединения к России и как затем осуществлялось освоение и заселение этого края до 80-х гг. XIX в., когда правительством были приняты новые, более энергичные и действенные меры для ускоренного развития края и, следовательно, началась уже, новая фаза в его истории1.

60--70-е гг. были тем начальным периодом, когда Приамурье и Приморье осваивались и заселялись небольшим количеством переселенцев. Тем не менее и в эти годы русские люди много сделали для развития края: было построено несколько городов, основано много поселений, освоены (главным образом в Амурской области) значительные посевные площади и т. д. Развитие края, безусловно, проходило бы более ускоренными темпами, если бы царские власти сразу же приняли решительные меры для облегчения положения всех желающих переселиться из Центра страны на Дальний Восток.

Население Приамурья и Приморья в 1858--1860 гг. можно разделить на:

1) коренных жителей края: тунгусов, гольдов (нанайцев), гиляков (нивхов), орочей и удэгейцев;

2) русских поселенцев, осевших в низовьях р. Амура (в Николаевском округе) с начала 50-х гг., т. е. до окончательного присоединения Приамурья к России, а также тунгусов и якутов, закочевавших сюда из соседних уездов Сибири.

Общая численность всего населения Приамурья и Приморья в середине XIX в. до начала русской колонизации края составляла всего около 17,7 тыс. чел. об. п.

По Нерчинскому договору 1689 г. территории Среднего (в значительной своей части) и Нижнего Амура и Уссурийского края остались не разграниченными. Местные племена -- гольды (нанайцы)-и гиляки (нивхи) -- считали себя совершенно независимыми. Не имея власти над этими народностями, маньчжуры ни в XVIII в., ни в момент подписания Айгуньского и Пекинского договоров не принимали мер к их выселению в глубь Маньчжурии. Проживавшие в Уссурийском крае орочи и гольды также не считались китайскими подданными, ибо их земли рассматривались цинскими властями как «внешняя территория».

После возвращения России низовьев Амура там было образовано два округа -- Николаевский и Софийский, а на территории Уссурийского края -- Уссурийский казачий округ и Южно-Уссурийский округ. На этой территории к началу 60-х гг. проживали 3873 гиляка, 3666 гольдов и 1656 орочей и удэгейцев, всего 9195 чел. об. п.1, не являвшихся китайскими подданными.

Кроме того еще до заключения Айгуньского и Пекинского договоров 1858--1860 гг. на Нижнем Амуре и в Приморье начали образовываться русские поселения и селиться переселенцы из Иркутской губернии и Забайкальской области (т. е. на землях будущей .Приморской области). В верховьях же Амура (то есть на территории будущей Амурской области) кочевало примерно 320 чел. об. п. тунгусов и якутов, состоявших в русском подданстве и зашедших сюда из Забайкальской и Якутской областей. В 1850 г. были основаны селения Петровское и город Николаевск, позднее -- Александровский пост в зал. Чихачева, Мариинский пост нa оз. Кизи и Константиновский пост в Императорской гавани. Тогда же возник Муравьевский пост на Южном Сахалине, в 1855 г. -- села Мариинско-Успенское, Сабах, Табах, Тыр, Воскресенское, Мало-Михайловское, Большое Михайловское, Хера (Георгиевское), Богородское, Иркутское на Нижнем Амуре. Здесь проживало 3456 чел. об. п. русских переселенцев и регулярных войск. Большая их часть размещалась в г. Николаевске -- 2045 чел. (1915 м. п. и 130 ж. п.). Крестьяне, переселившиеся в 1855 г. на Амур, еще не успели освоиться на новых местах и «были заняты постройкою домов, так что ими было расчищено под пашню мест весьма недостаточно»2. К 1858 г. численность русского населения в низовьях Амура, образовавших Николаевский округ Приморской области, вследствие перемещения войск несколько снизилась и составила 3399 чел. об. п. (2578 м. п. и 821 ж. п.). В то же время на территории округа по сравнению с 1856 г. значительно возросло количество женщин (с 433 до 821 чел.), что свидетельствует об известных успехах переселенческой политики.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16