Партикулы и языковая таксономия

слабыми, т.е. краткими формами типа, we, те, го, му и т.п.;

сильными, т.е. полными, типа мене, тебе, него, нему, на него и т.п.;

усиленными, состоящими из сочетания первых двух форм: мене ме, тебе те, мене ми, нему му, на мене ми и т.п.

М. Димитрова-Вулчанова также имеет ряд работ по болгарским и македонским клитикам, и она также считает, что южнославянские клитики тяготеют к глаголу. Об этом она пишет в уже упоминавшейся коллективной монографии «Клитики». По ее мнению, болгарский и македонский языки в принципе отличаются от сербо-хорватского и чешского, которые являются простыми «ваккернагелевскими» языками. В болгарском и македонском же языках клитики тяготеют не к позиции в высказывании, а к положению глагола-сказуемого:

Той я видя вчера; Видя я вчера.

Хотя на самом деле определить «хозяина» в этих языках сложно:

Той го купи; Купи го;

Книгата му бете дадена.

Естественно, что из славянских языков наиболее подходящими для «клитиковедов» были болгарский и македонский языки, как правило, не различавшиеся исследователями в типологическом плане. Однако, применяя некую операционную процедуру, он приходит к выводу, что у болгарского и македонского языков существует ряд типологических различий между собой. Прежде всего отмечается некий вид «классности» в македонском языке при постановке клитики при имени, а именно: существование клитики дательного падежа, которая употребляется при именах «терминах родства, названиях частей тела, абстрактных понятий типа ум, душа и др.». То есть в македонском литературном языке возможны такие модели конструкций с именами родства: ма] ка му, ма] ка. му иегова, неговата ма] ка, ма] - ката иегова. Болгарский язык в этом отношении более толеран-тен к лексическому «хозяину», см.: Взех балтона му; Той посрами името му; Взех му балтона, но и там «местоименная клитика дат. падежа сочетается только с членной формой имен существительных, исключение составляют имена существительные - термины родства, ср.: майка ми, но старата ми майка». Как видно, абсолютно иную модель представляет собой конструкция с русским «посессивным дательным»: Я им сосед; Слуга царю, omeif солдатам. В этом случае дательный является чем-то вроде сентенциального дополнения, а не только приименным дополнением-посессивом, поскольку нельзя сказать, например, Им сосед пришел. Однако все-таки сходную ситуацию для балканских славянских языков отмечает и Г.А. Цыхун: «Возможна своеобразная нейтрализация функций местоименной клитики дат. падежа, ср. Писмата му взех, где краткая форма в равной степени может рассматриваться как входящая в именную (писмата му) и глагольную (му взех) конструкцию». Как и в других языках, о которых говорится в настоящем разделе, определенность имени оказывается мощным фактором, определяющим дистрибуцию клитик. В частности, многократно описываемая южнобалканская местоименная реприза в македонском и болгарском языках встречается тогда, когда прямое дополнение имеет показатель определенности. См. у него: «Обычно не получают репризы имена существительные, имеющие согласованное определение, выраженное неопределенным местоимением типа болг. един, някой, и т.п., мак. еден, некой, хотя в македонском литературном языке нередки примеры типа Еден бран го истргна еден морнар». И тут, однако, можно видеть типологические различия: в македонском языке реприза является универсальным средством, демонстрирующим объект, а в болгарском при имени с предлогом на она факультативна.

Напротив, относительно свободное положение клитик можно видеть на примере болгарского си, которое, несомненно, является клитикой. По своему значению и своей функции в высказывании эта клитика близка к русскому себе в предложениях типа: Обедать пора, а он себе читает; Страшная щена разыгрывается, а я себе улыбаюсь; Шумно, а ты все себе играешь, однако абсолютного семантического совпадения здесь нет. См. приведенные болгарские примеры:

Това си е моя работа;

Дискусията си беше интересна;

Нажата селска река е малка. И пак си я обичам;

Те и досега си живеят вДобрич;

Аз пък си мислях че нямаш чувство за хумор;

Но то и без това си ясно, че си немяш срам и т.д.

Ограничением здесь часто является требование одушевленности субъекта при глаголе в высказываниях с си. И именно это требование - наличие анимированного субъекта - мы наблюдаем и в русских примерах с себе.

Об относительной свободе положения болгарских клитик пишет И. Петкова-Шик: «Дателното кли-тично местоимение заема различии позиции не само в границите на именната фраза, към която се отнася, но и вън от нея». По ее мнению, клитичные местоимения имеют статус сентенциального топика, именно поэтому они не встречаются в объектной позиции при финитном глаголе:

Иво видя мене/*ме, Иво помага на мене/*ми.

Однако особенностью болгарского и македонского языков является проклитическое положение клитик при глаголе: см. примеры Г.А. Цыхуна: Мене ми мъчи жажда; На него всички му правят пьт и под. Замечательно, что, согласно последним наблюдениям А.А. Зализняка, клитика ся в древнерусский период тяготела к препозиции по отношению к глаголу, то есть по современной южнославянской модели; в дальнейшем она становится в постпозицию и переходит в аффиксы глагола, как это имеет место в современном русском языке. В грамотах наблюдается двойное ся. В «Слове о полку Игореве» оно представлено дважды; Вежи ся Половецкий подвизашася; А древо с тугою кь земли преклонилос. Таким образом, позиция клитик по отношению к «хозяину» может на протяжении языковой эволюции меняться, с одной стороны, и различаться в языках близко родственных, с другой.

В уже упоминавшейся работе Дж. Клэвэнс автор предлагает избегать термина «хозяин», а заменять его несколькими характеристиками, а именно - «сфера клитизации» и фонетическое примыкание. Непосредственная связь с «хозяином» ею обозначается как precedence. Таким образом, сфера клитизации, например, для романских клитик - это глагол, для английской специальной клитики, показателя генитива, сфера клитизации - это именная фраза, а фонетическое примыкание может от сферы клитизации отличаться и т.д.

В тех случаях, когда представлены «слабые» местоимения, являющиеся логической формой клитик, они всегда примыкают к своему «хозяину», которым часто бывает и местоимение: Je les ai conduits.

Однако вопрос о проблеме «хозяина» при выяснении позиции клитик неотделим по сути от выяснения позиции данного словосочетания в высказывании в целом, то есть словосочетания: «хозяин» + клитика. Он неотделим и от проблем диахронической типологии или даже просто типологии. Между тем в зарубежной лингвистике распространены две дескриптивные презумпции, на самом деле затрудняющие какое бы то ни было ясное решение проблемы:

Предлагаемая классификация, как это принято считать, должна быть универсальной. Это как будто бы позитивная презумпция, но это значит, что для иллюстрации развиваемых положений привлекаются «на равных» языки малоизвестные и потому примеры из них широкому читателю-лингвисту, как правило, непонятны. Можно даже подозревать, что малоизвестные языки в известной степени «спасают» такосономические затруднения, которые в данном случае слишком очевидны.

Авторы ограничиваются рамками только одного высказывания. Между тем влияние текстовой нагрузки и контекста охватывает также и языки с «жестким» порядком слов. Так, например, известно, что в романских языках клитики тяготеют к глаголу, но не понятно, почему один из приведенных в статье примеров оказывается невозможным:

Lo voglio fare; *Voglio lo fare; Voglio far lo.

Подробное исследование клитик в германских и романских языках предложено А. Кардиналетти. Замечая, что проклитики примыкают к «хозяину» менее тесно, чем энклитики, А. Кардиналетти строит различие между романскими и славянскими языками через отношение к глаголу-сказуемому как хозяину-опоре. Так, в романских языках клитики теснятся к глаголу, а в славянских они более свободны:

Иван га je често читао; Често га je Иван читао; Читао га jeHean често.

Внутри самих романских языках, по наблюдениям Кардиналетти, французский отличается от итальянского тем, что клитика во французском языке может быть отделена от инфинитива.

Саму идею введения клитик А. Кардиналетти связывает в романских языках с семантикой референта. Так, в итальянском языке в 3-м л. ед. ч. клитики могут относиться к нечеловеческому референту, а местоимения в полных формах этого не могут. Во французском языке клитика также связывается с неодушевленностью референта. Например, глагол acheter не сочетается с полной формой местоимения, но только с клитикой, так как субъект здесь одушевлен, а объект - нет.

Все это наводит на мысль, что так называемые полные формы местоимений на самом деле состоят из нескольких частей, из которых одна относится собственно к местоимениям, а другие служат для выражения неких других семантических категорий.

К подобной мысли приближается и Кардиналетти, предполагая, что клитики выражают некую «пустую» категорию пока еще неясной семантики и потому, собственно, они и сами могут быть основанием синтаксического узла - быть heads.

Однако попытка понять, что же выражает на самом деле «фраза» полного неклитичного местоимения, насколько можно судить, еще не предпринималась.

Обнаружение в германских языках двух классов местоимений - слабых и сильных, различающихся ударностью, А. Карди-налетти считает большим достижением лингвистики последних лет. И в германских языках, как и в романских, сильные местоимения относятся только к человеческому референту. Правда, особенность немецкого языка в том, что местоимения с индексом + human могут занимать любую позицию, а местоимения с индексом - human могут занимать только позицию внутри предложения и не могут быть в изоляции, в начале высказывания, в сочинительной конструкции и следовать за сентенциальным наречием. Немецкому языку как особому языку Европы А. Кардиналетти уделяет большое внимание. А именно: традиционно принято считать, что в немецком языке нет оснований для постулирования двух классов местоимений. Их позиции совпадают с существительным:

Ich glaube, dass Maria ihn gestern gesehen hat;

Ich glaube, dass Maria den Hans gesehen hat.

Но, однако, по этому поводу существует ряд возражений. Во-первых, такое местоимение, как е$ «displays clitic-like behavior». Во-вторых, положение за субъектом обязательно для безударных местоимений, но факультативно для именных групп и «полноударных» местоимений:

*dass Maria gestern ihn gesehen hat;

dass Maria den Hans gesehen hat;

dass Maria IHN gesehen hat.

Далее. Если во французском и нидерландском сильные местоимения соотносятся с человеческими существами, а слабые - и с теми, и с другими, то интерпретация местоименных различий в немецком другая: +human могут занимать любую синтаксическую позицию, в то время как - human может занимать только специфическую позицию внутри clause: они недопустимы в позиции вправо от сентенциального наречия, в инициальной позиции, они не могут выступать в качестве союза, а также в изолированном виде. Например:

Er hat gestern wohl eingeladen;

Er hat wohl SIE eingeladen;

SIE hat er gestern eingeladen;

Er hat sie und ihre Freunde eingeladen;

Wen hat er eingeladen? SIE.

В этой связи можно сказать нечто сходное и о русском языке. Во-первых, ударность бывает трех типов:

ударение в слове;

ударение в словосочетании;

ударение во фразе в целом.

Несомненно, что разные авторы, занимавшиеся клитиками, оперировали этими разными степенями акцентной выделенное™, так сказать, на равных правах, что метатеоретически недопустимо. Считается общеизвестным, что русский язык не знает клитик, кроме бы, хотя А.А. Зализняк вводит в оборот достаточно большое число клитик, деля их по рангам; при этом ранг с числом X + 1 всегда стоит правее клитики с рангом X. Вводится следующий перечень клитик, встречающихся, в частности, в «Слове о полку Игореве»: же, ли, бо, ти, бы, ми, ти, ны, мя, ся, ecu, ecei, еста.

Однако ясно, что во фразах:

Послушай, дай ему эту книгу! Кому ты дала эту книгу? - Ему

местоимение ему будет различаться акустически по степени выделенное™: она более слабая в первом примере и более сильная во втором. Тогда, с позиций А. Кардиналетти, первое местоимение будет считаться клитикой или чем-то близким к этому. В рамках же отечественной интонологической теории обе ситуации различаются рисунком фразовой интонации, но местоимение здесь представлено одно и то же.

Однако, хотя таксономически мы считаем ему в двух высказываниях идентичной единицей, семантика высказываний с неидентичной позицией местоимения тоже может различаться. Например, предположим, родители встречают дочь, вернувшуюся из поездки: у выхода из аэропорта, у причала, на перроне и т.д. Предположим, кто-то спрашивает, видят ли они ее. Возможны два ответа:

Да~да! Я ее вижу!; Да~да! Я вижу ее!

Чем же они различаются? Как кажется, в первом случае человек хочет сообщить, что встречаемые начали выходить, и он уже видит свою дочь. Во втором случае препозиция глагола является ответом на некоторые сомнения спрашивавшего по поводу того, действительно ли можно что-то видеть или действительно ли родители увидели дочь. Но различия эти тонкие и, насколько мне известно, выход за пределы одного высказывания и / или попытка объяснить меняющуюся позицию клитики с точки зрения праг-масемантической практически не делалась, а для древних языков это почти и невозможно.

Итак, сложности в разрешении вопроса о позиции клитики по отношению к «хозяину» объясняются и тем, что статус клитик неясен: элемент является клитикой и будет ею всегда или он становится клитикой при построении высказывания?

Неотвратимым образом исследование клитик не проходит без обращения к знаменитому «закону Ваккернагеля 1892 года», хотя, строго говоря, этот закон относится, скорее, к порядку слов и к фразовой интонации, о которой тогда имели представление весьма смутное.

Естественно, что в этом разделе обратиться к «закону Ваккернагеля», к одному из немногих «законов» лингвистики, и широко известных, не потерявших свою актуальность и злободневную дискуссионность, необходимо. К подробному рассмотре-ниию этого закона мы еще вернемся, а пока нужно сказать только, что основные проблемы при обращении к нему возникают по поводу того, является ли этот закон универсалией или существуют «не-ваккернагелевские» языки, является ли он законом «в диахронии», то есть двигаются ли языки от «ваккернагелевского» состояния к «не-ваккернагелевскому», как сочетается для клитик закон об обязательности второго места в высказывании и стремление следовать за своим «хозяином» повсюду, где бы он ни был.

Но к этому можно добавить и другие исследовательские проблемы.

В частности, позиция каждой клитики в высказывании неотделима от позиций других клитик, если они представлены. Клитики, в соответствии со своей этимологией, «прилипают» друг к Другу, образуя так называемые кластеры клитик, или, как удачно выразилась болгарская исследовательница, «клитични вериги». Они также имеют свою внутреннюю позиционную структуру: как бы «государство в государстве» внутри высказывания.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7