Карл Густав Юнг о творческой фантазии

человека спо-собом символической переработки архетипов была мифология.

Подлинное искус-ство лишь открывает эти символы заново, дает «автохтонное

возрождение мифоло-гических мотивов». Скажем, если Фрейд интерпретировал

известную картину Лео-нардо да Винчи, где изображены Дева Мария, святая

Анна и ребенок Иисус, исходя из факта личной жизни Леонардо, что у того

были и родная и приемная матери, то Юнг указывает на вплетающийся в личную

жизнь Леонардо безличный мотив дуальной матери, встречающийся повсюду в

мифологии и религии мотив двойного рождения - земного и божественного - от

«дважды рожденных» в древности до сегод-няшних детей, которых не

«усыновляют» своими магическими благословениями или проклятиями феи, но у

которых, помимо родителей, есть крестный отец и крестная мать.

Юнг считал, что наше «Я» не является подлинным центром психики, его

счи-тает таковым только современный человек, сознание которого оторвалось

от бессо-знательного. Необходима «амплификация», расширение сознания,

постигающего свои глубинные основания. Этот процесс психического развития,

ведущий и к исчез-новению невротических симптомов, Юнг называл

«индивидуацией».

«Да, я признаю, меня одурачили. Книга была мной не понята и

наполовину, ничто в ней не казалось мне приемлемым, а это дает читателю

назойливое ощущение неполноценности... В 1922г. я уже осилил «Улисса», но

временно отложил книгу в растерянности и фрустрации. Сегодня она вызывает у

меня тоску, что и раньше. Почему же я взялся писать о ней?..

Единственным моментом, не подлежащим дискуссии, является факт десятого

переиздания книги и то, что ее автора или возносят до небес, или предают

анафеме. Он оказался меж двух огней противоборствующих сторон, и, таким

образом, являет-ся феноменом, который психология не может оставить без

внимания. Джойс оказал заметное влияние на своих современников, и это как

раз явилось причиной моего интереса к «Улиссу» (3).

Первый архетип, с которым сталкивается всякий человек в процессе

индиви-дуации, - Тень. Этот «сегмент психики» - еще не архетип

коллективного бессозна-тельного в подлинном смысле слова. Тень - это вся

совокупность вытесненных нашей психикой представлений о нас самих,

персонификация личного бессознательного. Тень автономна, это наш темный

двойник, и чем больше его подавление, чем идеаль-нее хочет выглядеть

человек в собственных глазах, тем большую Тень он отбрасы-вает.

Если Тень - наш двойник, то следующий архетип всегда персонифицируется

лицом противоположного пола. Это близнецы Анима и Анимус: женское начало -

в мужчине и мужское - в женщине. Анима, обитающая в бессознательном

мужчины, - чувственно капризное, сентиментальное, коварное и демоническое

существо. Она представляет собой источник иррациональных чувствований у

мужчины. Анимус, напротив, источник рациональных мнений, не подвергаемых

сомнению принципов, решительных суждений («так положено», «так принято» и

т. п.), то есть пред-рассудков, принимаемых женщиной за непреходящие

истины. Юнг обращает внима-ние на амбивалентность архетипических образов -

они лежат «по ту сторону» мо-ральных конвенций, добpa и зла. Анима может

предстать в виде русалки, ведьмы, сирены, лорелеи; Анимус является в

обличье колдуна, гнома или даже Синей Боро-ды. Это соблазнительные,

искушающие, опасные образы, но именно они придают витальность и

«душевность» мужчине, интеллектуальные способности, свободу от предвзятых

мнений - женщине.

В процессе индивидуализации Анима и Анимус постепенно одухотворяются,

совершается переход к «архетипу смысла», к самости, подлинному центру

психики. В отличие от лежащего на поверхности сознательного «Я». Происходит

возврат к персонификациям с чертами собственного пола.

Движение от «Я» к самости невозможно без универсальных символов. В

иные эпохи психотерапия не была нужна именно потому, что содержания

бессознательного представали как символы трансцедентного мира, лежащего за

пределами нашей души. Психология и психотерапия нужны современному

человеку, утратившему символический универсум. То, что мы сегодня

обнаруживаем в глубинах собствен-ной души, представало в традиционных

обществах как прекрасный, упорядоченный божественный космос.

Идеальное соединение сознания и коллективного бессознательного соверша-

ется через символ. Символы и ритуалы суть «плотины и стены, воздвигнутые

против опасностей бессознательного», они позволяют ассимилировать

колоссальную психи-ческую энергию архетипов. Стоит догматам затвердеть в

оторванности от опыта, как появляется опасность прорыва вод

бессознательного, они поднимаются все вы-ше, грозят захлестнуть сознание.

Человечество всегда стоит на границе с непод-властными ему силами, готовыми

вторгнуться в наш мир, приняв облик психической болезни, религиозного

фанатизма или политического безумия. Охраняют челове-чество «стены»

религиозно-мифологических символов. Когда был услышан крик «Великий бог Пан

умер!», это было предвестием гибели богов Эллады и Рима, а вместе с тем и

античного мира. Христианство пришло на смену язычеству, по-преж-нему

защищая от «жуткой жизненности, таящейся в глубинах души». Через тысячу лет

«стены» ослабли, началась Реформация, пробившая бреши в проецируемых на

внешний мир священных образах. Затем последовали рассудочное Просвещение, а

за ним - «ужасающие, если не сказать дьявольские, триумфы нашей науки». В

итоге европейское человечество лишилось «защитных стен», пребывает в

духовной нищете, прекрасный космос вновь превращается в хаос. Отсюда,

считает Юнг, и неврозы, и политическое идолопоклонство, и судорожные поиски

на Востоке того, что было утрачено у себя дома. Цивилизация, растерявшая

своих богов, свои мифы, по мне-нию Юнга, обречена, ибо миф устанавливает

жизненные координаты, придает суще-ствованию осмысленный характер.

Коллективное бессознательное - это противоположный сознанию, но связан-

ный с ним полюс психики - саморегулирующейся системы, в которой происходит

постоянный обмен энергией, рождающейся из борьбы противоположностей. Обо-

собление какой-то части психики ведет к утрате энергетического равновесия.

Отрыв сознания от бессознательного ведет к нарастающему давлению -

бессознательное стремится «компенсировать», снять обособленность сознания.

«Вторжения» коллек-тивного бессознательного могут вести не только к

индивидуальному или коллек-тивному безумию, но и к расширению

(«амплификации») сознания. Эта задача стоит перед психотерапевтом: пациент

постепенно овладевает своим бессознательным, переводит его на язык

символов, пластичных образов искусства и религии. В неожи-данных ситуациях,

когда сознание не может справиться с возникшими затруд-нениями,

бессознательное часто автоматически приходит на помощь, проявляет свою

компенсаторную функцию. Подключается вся энергия психики. Решение может

прийти, например, во сне. Нужно только уметь «слушать», что говорит

коллективное бессознательное.

«Улисс, много переживший странник, всегда стремился к своему родному

ост-рову, назад, к своей истинной самости, продираясь через восемнадцать

глав приклю-чений, и в конце концов ему удалось освободиться от мира

обманов и иллюзий, и теперь он, бесстрастный, может «наблюдать издалека».

Так он достиг того же, что и Будда или Иисус, и к чему стремится Фауст -

победы над миром дураков, освобож-дения от противоположностей. Улисс - бог-

создатель у Джойса, подлинный демиург, который освободился от оков

физического и ментального мира, и наблюдает его отстраненным сознанием. Он

для Джойса то же, что Фауст для Гете, или Заратустра для Ницше. Он - высшая

самость, возвратившаяся в свой божественный дом после слепого блуждания

самсары...

В Улиссе так мало чувств, что все эстеты должны быть в восторге. Но

давайте предположим, что сознание Улисса - не луна, а эго, обладающее

суждением, пони-манием и чувствующим сердцем. И тогда долгая дорога в

восемнадцать глав будет не только отличаться отсутствием удовольствий, но

станет дорогой на Голгофу; и замученный, обезумевший странник в конце

концов, на закате упадет в объятия Ве-ликой Матери, которая означает начало

и окончание жизни. За цинизмом Улисса кроется великое сострадание; он

знает, что боль мира ни красива, ни хороша, и, что еще хуже, безнадежно

несется сквозь вечность, повторяясь ежедневно, увлекая за собой в идиотском

танце человеческое сознание на часы, месяцы, годы...» (3).

«Мне бы никогда не пришло в голову классифицировать «Улисса» как про-дукт

шизофрении, - пишет Юнг. - Более того, подобный ярлык вообще ничего не

объясняет, а нас интересует, почему «Улисс» обладает столь мощным

воздействием на аудиторию, независимо от того, является ли его автор

шизофреником высокого или низкого уровня развития. «Улисс» заслуживает

звания наиболее патологического явления во всем искусстве модернизма. Он

«кубистичен» в самом глубоком смысле, поскольку лишает реальности наиболее

картину действительности, делая основным тоном произведения меланхолию

абстрактной объективности. Кубизм - не заболе-вание, а тенденция

представлять реальность определенным образом, который может быть либо

гротескно реалистичным, либо гротескно абстрактным. Клиническая ши-зофрения

в данном случае - чистая аналогия, основанная на том, что шизофреник

представляет реальность как если бы она была абсолютно чужда ему или же

наобо-рот, отчуждает себя от реальности. В современном искусстве это

явление не пред-ставляет заболевание индивидуума, но является коллективной

манифестацией нашего времени. Художник следует не личной цели, а скорее

течению коллективного сущест-вования, произрастающего не столько из

сознательной сферы, сколько из коллек-тивного бессознательного современной

психики. Вследствие того, что это коллектив-ный феномен, он приводит к

одинаковому результату в самых разных областях - в живописи, литературе,

скульптуре, архитектуре. Очень примечательно, что один из духовных отцов

модернистского движения - Ван Гог - в самом деле был шизо-фреником...» (3).

Под фантазией Юнг подразумевал два различных явления, а именно:

во-первых, фантазму и, во-вторых, воображающую деятельность. Из текста его

работы в каждом данном случае вытекает, в каком смысле следует понимать

выражение «фантазия». Под фантазией в смысле «фантазмы» Юнг понимал

комплекс представ-лений, отличающихся от других комплексов представлений

тем, что ему не соответ-ствует никакой внешней реальной объективной

данности. Хотя первоначально фантазия может покоиться на вспоминающихся

образах действительно имевших место переживаний, все же ее содержание не

соответствует никакой внешней реаль-ности, но остается, по существу,

выходом творческой активности духа, деятель-ностью или продуктом комбинации

психических элементов, оккупированных энер-гией. Поскольку психическая

энергия может подвергаться произвольному направ-лению, постольку и фантазия

может вызываться сознательно и произвольно как в целом, так и по крайней

мере частично. В первом случае она тогда не что иное, как комбинация

сознательных элементов. Однако такой случай является искусственным и только

теоретически значимым экспериментом. В повседневном психологическом опыте

фантазия в большинстве случаев или вызывается вследствие настороженной

интуитивной установки, или же является вторжением бессознательных

содержаний в сознание.

Можно различать активные и пассивные фантазии; первые вызываются интуи-

цией, т. е. установкой направленной на восприятие бессознательных

содержаний, без предшествующей и сопровождающей интуитивной установки, при

совершенно пас-сивной установке познающего субъекта. Такие фантазии

принадлежат к психическим «автоматизмам» . Эти последние фантазии могут

появляться лишь при наличии относительной диссоциации в психике, потому что

их возникновение требует, чтобы существенная часть энергии уклонилась от

сознательного контроля и овладела бес-сознательными содержаниями.

Пассивная фантазия всегда возникает из какого-нибудь процесса в бес-

сознательном, противоположного сознанию, процесса, который содержит в себе

приблизительно столько же энергии, сколько и в сознательной установке, и

который поэтому способен проломить сопротивление последней. Напротив,

aктивнaя фанта-зия обязана своим существованием не только и не односторонне

интенсивному и противоположному бессознательному процессу, но настолько же

склонности созна-тельной установки воспринимать намеки или фрагменты

сравнительно слабо под-черкнутых бессознательных связей и, преобразуя их

при помощи ассоциирования параллельных элементов, доводить их до полнейшей

наглядности.

СФледовательно, при активной фантазии дело отнюдь и не всегда сводится к

диссоциированному душевному состоянию, но, скорее, к положительному участию

сознания. Если пассивная форма фантазии нередко носит на себе печать болез-

ненного или, по крайней мере, ненормального, то ее активная форма

принадлежит нередко к высшим проявлениям человеческого духа, так как в ней

сознательная и бессознательная личности субъекта сливаются в одном общем

объединяющем произ-ведении. Фантазия, сложившаяся так, мoжeт быть высшим

выражением единства известной индивидуальности и даже создавать эту

индивидуальность именно при помощи coвepшeннoго выражения ее единства.

Как в сновидении ( которое есть не что иное, как пассивная фантазия), так

и в фантазии следует различать явный и скрытый смысл. Первый выясняется из

непо-средственного созерцания фантастического образа, этой непосредственной

мани-фестации фантастического комплекса представлений. Конечно, явный смысл

почти и не заслуживает названия - в фантазии он всегда оказывается гораздо

более развитым, чем в сновидении - это, вероятно, должно проистекать из

того, что сонная фантазия обычно не нуждается в особой энергии для того,

чтобы действенно противостоять слабому сопротивлению спящего сознания, так

что уже мало противоположные и лишь слегка компенсирующие тенденции могут

дойти до восприятия. Напротив, бодрствующая фантазия уже должна располагать

значительной энергией для того, чтобы преодолеть тормозящее сопротивление,

исходящее от сознательной уста-новки. Чтобы бессознательная

противоположность дошла до сознания, ей необхо-димо быть очень важной. Если

бы эта противоположность состояла лишь в неясных и трудно уловимых намеках,

то она никогда не смогла бы настолько завладеть вни-манием, т.е.

сознательным либидо, чтобы прорвать связь сознательных содержаний. Поэтому

бессознательное содержание приковано к прочной внутренней связи, кото-рая

именно и выражается в выработанном явном смысле.

Явный смысл всегда имеет характер наглядного и конкретного процесса,

Страницы: 1, 2, 3, 4