Германская мифология и ее культурное влияние
также радужный мост Биврёст, соединяющий землю и небо. Пространственная
модель мира в скандинавской мифологии однотипна не только большинству
индоевропейских, но также сибирской и другим мифологическим моделям мира,
которые структурно организованы образом мирового дерева.
Во временном аспекте скандинавская мифология делится на
космогоническую и эсхатологическую (мифы творения и конца мира), между
которыми существует неполная симметрия. Мир возникает на взаимодействии
воды и огня с холодом и погибает от пожара и наводнения, стужи и жары, в
"начальные" и "конечные" времена повторяются примерно те же поединки богов
и хтонических демонов. В то же время асы и ваны (основные группы
скандинавских богов), враждебные в "начале", выступают в "конце" как единое
племя богов. Один и Локи – как двойники в космогонии и антиподы в
эсхатологии.
Возникновение мира рисуется как заполнение пустоты мировой бездны
Гинунгагап и преобразование хаоса в космос. Великаны не только противостоят
богам в пространстве, но и предшествуют им во времени; первосущество
великан-гермафродит Имир происходит из остывающих подземных вод (Эливагар),
заполнивших мировую бездну Гинунгагап; из его подмышек, а также от трения
ног рождаются другие инеистые великаны. Боги убивают великана Имира и
создают из его тела мир.
Боги (сыны великана Бора) "поднимают" землю (по-видимому, из
первичного океана, окружающего её в пространственной модели мира) и
устраивают на ней прекрасный Мидгард; три аса (Один, Лодур и Хёнир)
оживляют древесные прообразы людей, которые, собственно, и должны жить в
Мидгарде; появляются норны, определяющие их судьбы. Боги устраивают
небесный свод и определяют роли солнца (Соль) и месяца (Мани) – сестры и
брата. В процессе мироустройства они обуздывают хтонических чудовищ – змея
Ёрмунгана, волка Фенрира и их сестру Хель – хозяйку царства мёртвых. Однако
впоследствии (с приближением "конца мира") эти чудовища должны будут
вырваться. В скандинавской мифологии в саму космогонию проникают
эсхатологические мотивы. За "золотым веком" (когда всё было из золота, а
боги и люди наслаждались покоем) скоро следует первая война между асами и
ванами. Миф о возникновении смерти от копья и первом ритуальном
жертвоприношении в рамках воинских инициаций – убийстве юного бога Бальдра
– становится прологом к собственно эсхатологическому циклу и обратному
превращению космоса в хаос. Нарушаются обеты и нормальные нормы, возникают
распри народов, наступает трёхлетняя стужа. Мировое дерево содрогается,
когда хтонические чудовища вырываются на свободу, приплывает корабль
мертвецов, появляются сыны Муспеля и огненный великан Сурт. В последней
битве, в которой на стороне богов участвуют также павшие воины (эйнхерии),
боги и хтонические чудовища убивают друг друга. Сурт поджигает мир, который
и погибает в огне и наводнении, после чего, правда, он должен снова
возродиться.
За пределами мифов творения и конца мира остаются многочисленные
мифологические повествования о взаимоотношениях и борьбе богов с великанами
(ётунами) и карликами (цвергами). В основном на фоне "горизонтальной"
проекции космогонической модели развёртываются события постоянной борьбы
богов с великанами, чему нисколько не мешают любовные отношения и даже
экзогамные браки с их дочерьми. Ётуны пытаются отнять богинь и чудесные
атрибуты богов (молот Тора, волосы Сив, молодильные яблоки Идунн и т.д.) и
за них идёт борьба, но первоначально чудесные предметы и эликсиры (копьё
Одина Гунгнир, его золотое кольцо Драупнир, молот Тора Мьёлльнир, чудесный
корабль Скидбладнир, ожерелье Брисингамен, сокровища карлика Андвари, мёд
поэзии) изготовляются искусными карликами-цвёргами, и боги всё это от них
добывают силой или хитростью. В основе подобных сюжетов отчасти лежат
этиологические (объяснительные мифы) (о происхождении священного мёда,
первого копья, молота и т.п.), в которых боги выступают в функции
культурных героев и борцов с чудовищами. Однако в дошедших до нас текстах
этиологизм сильно затушёван и перед нами скорее развёртывается своеобразная
картина "циркуляции" ценностей между различными "мирами", в сочетании с
военными походами. Так, очень важный миф о происхождении священного мёда,
дающего силы, шаманский экстаз, поэтическое вдохновение и мудрость,
превращается в повествование о его циркуляции по кругу: боги – цверги –
великаны – боги. Сюжеты добывания Одином священного мёда у великанов, Тором
– котла для пива, по-видимому, имеют в основе единый этиологический миф и
соответствующий ритуал, что доказывает параллель с индийским мифом о соме –
амрите. Семантически к мифам о чудесном питье и омолаживающих плодах близки
мифологические представления о не иссякающем медовом молоке козы Хейдрун и
не иссякающем мясе козлов Тора, чудесного вепря павших воинов эйнхериев и
бога Фрейра, и далее – о порождающем себе подобных кольце Одина, золотой
чудесной мельнице Фроди, о возвращающемся, как бумеранг, молоте Тора, не
говоря уже о таких символах плодородия или плодовитости, как золотые волосы
Сив и ожерелье Фрейи. Эта мифология вечного обновления магических сил богов
и источников пищи созвучна образам убивающих друг друга и снова оживающих
для пира в вальхалле эйнхериев.
Боги противостоят враждебным хтоническим чудовищам и ётунам;
возвышаются над природными духами альвами и над карликами (цвергами), над
женскими судьбоносными существами (валькириями и норнами), над земными
героями. Высший пантеон богов в скандинавской космотеогонии представлен как
результат объединения двух групп богов – асов и ванов после войны, точнее,
как результат ассимиляции асами ванов – весьма ограниченной категории
божеств, связанных с аграрными культами, наделённых магическим и
пророческим даром, сакральным миролюбием (Ньёрд, Фрейр, Фрейя). Те же
свойства у асов разделены: аграрное благополучие связано с Тором, магия и
пророчество – с Одином, а миролюбие – с Бальдром, Фрейя – жена Ода
функционально, а может быль, генетически почти тождественна Фригг – жене
Одина, но первая отнесена к ванам, а вторая – к асам. Во многих текстах
боги и асы – синонимы, т.к. ваническая аграрная мифология подчинена
одинической, т.е. небесно-хтонической, воинской и "шаманской" мифологии
Одина с вальхаллой, валькириями, эйнхериями, воинской инициацией (смерть
Бальдра) и т.п.
Асы представлены в мифах как возглавляемая Одином патриархальная
родовая община, в которой, однако, важные вопросы решаются на тинге
(народное собрание у скандинавов); большое значение имеют ритуальные пиры
богов с распитием священного напитка.
В пантеон входят боги: Один (власть, мудрость, магия, в т.ч. военная,
покровитель воинов, хозяин вальхаллы), Тор (громовник с военными и
аграрными функциями, главный борец с великанами и мировым змеем), Тюр
(старый индоевропейский небесный бог, покровитель военных собраний и
поединков), Хеймдалль (страж богов и мирового древа), Хёнир, Улль (бог –
стрелок из лука и лыжник), Бальдр (юный бог – ритуальная жертва), Ньёрд
(плодородие, море и судоходство), Хёд (слепой бог, убийца Бальдра), Фрейр
(плодородие, мир), Локи (мифологический плут и насмешник, отец хтонических
чудовищ, посредник между богами и великанами), Браги (бог-скальд) и
некоторые другие. Имеются ещё юные боги Видар, Вали, Магни и Моди, которые
функционируют главным образом как мстители за отцов и братьев; Хермод,
который пытается вернуть брата Бальдра из царства смерти хель. Вили и Ве
упоминаются только как братья Одина и "сыны Бора", а Од – как муж Фрейи.
Богини (имеющие в основном отношение к плодородию и деторождению) – это,
прежде всего Фригг, Фрейя, Сив, Идунн, а также охотница и лыжница Скади,
иногда упоминаются Гевьон и Фулла. Если в культуре большое значение имели
Один, Тор и Фрейр, то в повествовательных мифах главными действующими
лицами являются Один, Тор и Локи, выступающие прежде всего в роли
культурных героев: Один – как культурный герой – творец и шаман (жрец), Тор
– как героический борец, ограждающий богов и людей от чудовищ, Локи – как
отрицательный вариант культурного героя – мифологический плут – трикстер. У
Одина подчёркивается ум (в его синкретическом понимании, включающем
магическую силу и коварство), у Тора - физическая сила и богатырская
ярость, у Локи – хитрость и плутовство. Соответственно Тор выступает как
главный противник великанов и морового змея. Один – как добытчик священного
мёда и рун, носитель мудрости, магии и пророчеств, а Локи – как вечный
"добытчик" (посредством трюков), мифологических ценностей у карликов для
богов, у богов для великанов и т.д., как оператор их вечной "циркуляции". И
Один, и Тор являются богами неба и войны. Параллелизм устраняется тем, что
Один – бог военной магии и военной дружины, покровитель героев и сеятель
раздора между ними, а Тор – бог-богатырь, моделирующий вооружённый народ,
защитник "своих" (богов и людей) от "чужих" – различных демонов; Один – бог
неба как хозяин воинского "рая", а Тор сведён к специализированному
громовнику. Локи выступает как комический дублёр Одина в космогонии и его
демонический противник в эсхатологии. У них обоих есть шаманские черты, но
шаманские странствия Локи ограничены горизонтальной проекцией, тогда как
образ Одина тесно связан с мировым древом. Он вытеснил в этом громовника
Тора и соперничает со стражем богов Хеймдаллем, который первоначально, по-
видимому, был тождественен мировому древу Иггдрасилю. Условно Одина и Локи
можно соотнести как белое и чёрное шаманство. В качестве позитивного творца
Один – отец асов, а Локи – отец хтонических чудовищ, Один – хозяин
небесного царства мёртвых для избранных, а Локи – отец хозяйки подземного
царства мёртвых и тайный виновник первой смерти (смерти Бальдра), которая
является одиническим жертвоприношением (реальный убийца Хёд). В процессе
эволюции скандинавской мифологии, очень существенным было всё большее
выдвижение на первый план Одина и всего одинического комплекса, как
небесной воинской мифологии (Один при этом оттеснял наследника
индоевропейского бога неба Тюра и отчасти индоевропейского громовника Тора
в качестве небесных богов), а также эсхатологических мотивов, буквально
пронизывающих скандинавскую мифологию, по крайней мере, в её "эддической"
стадии. Некоторые мотивы (напр., связанные с шаманизмом, рыболовной
культурой) могут считаться следствием контакта с саамско-финским
окружением.
3. Миф как зеркало культуры раннего средневековья
Мифология оказала существенное влияние на германский героический эпос.
Наиболее ранние из сохранившихся произведений героического эпоса –
англосаксонские поэмы "Беовульф" (возникла в кон. 7 – нач. 8 вв.), "Битва
при Финсбурге" (9 в.), "Висдид", "Жалобы деора" (обе – 10 в.); немецкие
"Песнь о Хильдебранде" (нач. 9 в.), "Вальтарий" (9 в.); главный массив
записей героического эпоса датируется 13 в.: немецкая "Песнь о нибелунгах",
героические песни "Старшей Эдды" (песни о Вёлунде, Хельги, Сигурде, Гудрун,
Брюнхильд, Атли, Хамдире) и раздел "Язык поэзии" в "младшей Эдде",
норвежские "Сага о Вёльсунгах" и "Сага о Тидреке" и др.; греческие сказания
излагались и в "сагах о древних временах" – сохранившихся ("Сага о Хрольве
Жердинке"), либо утраченных, но использованных средневековыми авторами
("Сага о Скьёльдунгах"), в народных балладах позднего средневековья и др.
Героями эпоса являются персонажи как вымышленные, так и восходящие к
историческим прототипам, но от последних в эпосе сохранены лишь имена, а
события, с которыми они были связаны в действительной истории, представлены
в виде родовых междоусобиц и личных конфликтов и обросли фантастическими
элементами. В "Старшей Эдде" песни о героях довольно чётко определены от
песней о богах. Асы, как правило, непосредственно не вмешиваются в жизнь
героев, и если место действия в мифологических песнях – Асгард либо
Ётунхейм (страна великанов), но не мир людей, то подвиги и злодеяния,
являющиеся сюжетами героического эпоса, совершаются на Рейне, в державе
гуннов, в готском королевстве, хотя топографические и этнические координаты
здесь весьма расплывчаты и противоречивы. Ещё более неопределённо время
действия героических песней ("славное далёкое прошлое"), нет ясного
разграничения между мифологическими изначальными временами и героической
эпохой; герои часто действуют одновременно (хотя их исторические прототипы
жили в разное время) и т.д.
В ряде существенных моментов граница между мифом и эпосом оказывается
расплывчатой или вовсе исчезает. Многие роды скандинавских германских
королей и знати восходят к асам (таковы генеалогии Инглингов, Скьёльдунгов,
Вёльсунгов, англосаксонских королевских династий). Героев, павших на поле
боя, принимает в своём чертоге вальхалле Один; возлюбленными героев
(Сигурда, Хельги, Вёлунда) часто бывают валькирии. И германская мифология,
и эпос проникнуты своеобразным трагизмом: все герои эпоса гибнут, по
большей части страшной смертью, которую они, как правило, смело принимают,
а в ряде случаев идут ей на встречу (Брюнхильд, Сигню, Гуннар, Хёгни); в
мифологической эсхатологической концепции мир движется к "сумеркам" и асы
знают о своей неминуемой гибели и её причине – нарушении данных ими обетов.
Мотив нарушения клятв – один из ведущих и в героическом эпосе: Сигурд,
бургунды – Гьюкунги, Атли и другие персонажи погибают именно из-за
несоблюдения торжественно взятых клятв. Общим для мифа и героического эпоса
было и понимание судьбы. Правда, ссылки на судьбу, норн и т.п. становятся
особенно частыми в поздних записях эпических произведений, где они,
возможно, уже лишаются прежнего значения, однако предсказание грядущих
судеб героев принципиально важны для героических сказаний.
Проблема соотношения мифа и эпоса в германской традиции находит разное
научное разрешение. Попытки натурмифологической школы первой половины 19
века сблизить героические персонажи с мифом путём истолкования их в
качестве символов и аллегорий природных явлений (напр., трактовка эпоса о
Сигурде как солярного мифа) давно оставлены наукой. Реакция на произвольные
интерпретации натурмифологов выразилась, в частности, в том, что эпос
последовательно демифологизировался: фигурирование в нём Одина и других
мифологических персонажей было сочтено позднейшими "романтическими"
добавлениями, изображение богов в виде основателей королевских династий –
учёным эвгемеризмом средних веков. Сказалась и тенденция видеть в
героической поэзии исключительно продукт индивидуального письменного
творчества. Между тем архаика ряда мотивов героического эпоса вне сомнений:
детство героя (отсутствие у него родителей, как в одной из ранних версий
сказания о Сигурде – жизнь его в лесу и воспитание кузнецом-колдуном),
борьба героя с драконом или с иным чудовищем (Беовульф, Сигмунд, затем
Сигурд); добывание чудесных предметов (меча, плаща-невидимки и т.п.);
героическое сватовство к деве-богатырше (Брюнхильд), сопровождающееся
испытаниями ловкости, силы и отваги; обмен героев (Гуннара и Сигурда)
обличьями и оборотничество (напр., превращение Фафнира в дракона);
пробуждение героем спящей девы (валькирии), тема золотого клада (золото
нибелунгов – нифлунгов), роль живых существ (конь, птицы) и неодушевлённых
предметов (меч, копьё) в судьбе героя и т.п. Современные неомифологи (О.
Хёфлер, Ф.Р. Шрёдер, Я. де Фрис, К. Хаук, Ж. Дюмезиль) склонны искать
истоки эпических сюжетов в сфере мифа, но не природного, как учёные начала
19 века, а в ритуально-мифологических архетипах, в обряде и культе. Они
видят в героическом эпосе центральное звено коллективного сознания эпохи,
начинавшегося высвобождения человека из "первобытной сакральной
связанности", когда миф сохранял свою жизненную эффективность, но "уже
приобретало свои права земное и человеческое" (Шрёдер) – в этой
"пограничной зоне" мифологические сюжеты и сцены культовых действий и игр
сливались воедино с историческими преданиями, круг коллективных культовых
представлений, лежащий в основе мифа, оплодотворил и героический эпос.
Исходя из этой концепции, неомифологи интерпретируют эпические сюжеты и
мотивы: поединок героя с драконом возводят к деяниям бога, который
преодолевает хаос, дабы создать космос; исток мотива борьбы между отцом и
сыном ("Песнь о Хильдебранде") усматривают в мифе о боге, убивающем
собственного сына (Один – Бальдра); стремятся проследить отражение
древнегерманского культа и ритуала в эпосе о Хельги; утверждают, что герой
эпоса Дитрих Бернский (его исторический прототип – остготский король
Теодорих) уже при жизни был обожествлён и считался воплощением Водана, а
после своей смерти выступал в роли предводителя "дикой охоты" (войска
мёртвых), то есть историческое лицо сделалось персонажем героического эпоса
посредством перехода в сферу мифического и культового.
Построения неомифологов в ряде пунктов не выдерживают критической
проверки и встречают обоснованные возражения исследователей – Г. Куна, К.
фон Зе и ряда других учёных. Вместе с тем вряд ли можно полностью отрицать
связь между героическим эпосом и ритуалом. Например, ритуальные истоки
можно усмотреть, по-видимому, в казни, учинённой Атли над Гуннаром и Хёгни
("Старшая Эдда", "Песнь об Атли"), в убийстве Гудрун собственных сыновей, в
некоторых эпизодах сказания о Хаддинге, в добровольном расставании с жизнью
Брюнхильд ("Краткая песнь о Сигурде", "Поездка Брюнхтльд в Хель"), Сигню
("Сага о Вёльсунгах") и, возможно, Гудрун (в версиях, предшествовавших
циклизации песней) – все эти героини, осуществив месть, погибают в
жертвенном пламени костра. Здесь речь идёт лишь о гипотетической ритуальной
основе этих мотивов – в песнях они включены уже в иной контекст
повествований о родовой вражде и кровной мести, с новыми мотивировками и
частично психологизированы. В крупнейшем и наиболее популярном памятнике
германского эпоса – "Песни о нибелунгах" повествование переосмыслено в духе
куртуазно-рыцарской поэзии и почти не сохранила следов древней мифологии.
"Песнь о нибелунгах" стала предметом многочисленных переработок, источником
поэтических тем и мотивов более позднего времени.
4. Заключение
В XI в. завершается формирование феодального строя в Западной Европе.
В следующее столетие быстро развивается торговля и растут города. К этому
времени устное народное творчество в Западной Европе достигло уже высокого
развития. Народные песни и легенды распространяли бродячие артисты; во
Франции их называли жонглёрами, в Германии – шпильманами.
Разнообразный репертуар этих бродячих артистов включал сатирические и
любовные песни, смешные истории о ловких школярах, плутоватых крестьянах,
хитрых горожанах и жадных попах. Особенным почётом пользовались во Франции
жонглёры, исполнявшие песни о сражениях и подвигах рыцарей. Эти длинные
песни пелись речитативом на простой мотив под аккомпанемент виэли –
самодельной скрипки.
В большинстве песен о подвигах изображались украшенные народной
фантазией эпизоды из войн, которые велись во времена раннего средневековья.
Такие поэмы в сказаниях о подвигах рыцарей создавались в эпоху крестовых
походов во многих странах Европы. Иногда эти эпические поэмы представляют
собой поэтическую переработку более древних сказаний. Так, например,
немецкая "Песнь о Нибелунгах", посвящённая подвигам Зигфрида, - переработка
скандинавских саг о Сигурде.
В XII-XIII вв. с развитием и укреплением городов зарождается
литература, очень непохожая на рыцарскую и на героический эпос. Рождённая в
трудовой среде, литература горожан связана с реальной жизнью и основана на
мотивах народного творчества. Герои этой литературы – смышлёный горожанин и
лукавый крестьянин – своими хитрыми проделками оставляют в дураках
чванливых сеньоров и жадных попов. Жанры городской, по преимуществу
сатирической, литературы очень разнообразны. Это и песня, и рассказ, и
драматические произведения.
В XIV-XVI в.в. стремительно росли города и их жители боролись за
независимость от феодалов. Развивалась торговля. Купцы отправлялись в
далёкие плавания. Они всё больше верили в свои силы и всё меньше слушались
средневековых запретов. Мир, который они видели, не был похож на тот, что
изображали в проповедях попы. Церковники проповедовали, что нужно думать
только о будущей жизни на небесах, а на земле отказываться от всех
радостей. Но люди того времени не хотели больше соглашаться с этим. Так
началась Эпоха Возрождения – время расцвета культуры после долгого застоя.
5. Список литературы
1. Й. Хейзинга, Осень средневековья издательство "Наука", М., 1988.
2. Детская энциклопедия. Для среднего и старшего возраста. Изд. 2. Т. 11.
"Язык. Художественная литература". М., "Просвещение", 1968.
3. Мифы народов мира. Т. 1. М., 1986.
12.11.98 г.
Страницы: 1, 2
|