Российские предприниматели: Сидоровы, Крымовы, Дородновы и предприниматели Приволжья

Российские предприниматели: Сидоровы, Крымовы, Дородновы и предприниматели Приволжья

13

Ивановская Государственная Сельскохозяйственная Академия

«Центральными районами кризиса явились Костромская и Ярославская губернии. В самой Костроме, в результате кризиса, закрылись все полотняные предприятия, кроме одного. Массовое свертывание льноткацких мануфактур имело место в Кинешме, Нерехте и Писцове»*.

Не выдержав конкуренции, полотняные мануфактуры закрывались одна за другой, и владельцы их переходили к так называемому светелочному производству. В больших избах-светелках устанавливалось десять-пятнадцать станов, куда собирались ткачи, в основном мужчины. Светелка, станы, сырье -- все принадлежало владельцу, а ткачи работали за сдельную плату, причем из нее два-три рубля в год шло на оплату помещения. У владельца обычно имелось несколько светелок, а центром их являлась контора, в которой приготавливались основы одновременно и для раздачи в дома. Отбелку, размотку пряжи и отделку полотна -- лощение производили также в конторе.

Можно сказать, что полотняная промышленность едва теплилась. Созданная энергичными действиями Петра Первого, она уже через сто лет пришла в упадок. Хлопок, пряжа, ткани, ввозимые из-за границы, разоряли и без того небогатую казну. Ясно было, что такое положение не может продолжаться бесконечно. И вот в 1844 году была создана специальная правительственная комиссия для исследования состояния полотняных предприятий.

Побывав во многих бывших центрах русской полотняной промышленности, в том числе и в Костромской губернии, а также, посетив Германию, Бельгию, Англию и Францию, члены комиссии установили главные причины кризиса русского полотняного производства: несовершенство первичной обработки льна и отсутствие механического льнопрядения.

В те годы в России существовало предубеждение против машинной пряжи, которую считали хуже ручной. Комиссия проверила справедливость таких утверждений и сделала вывод, что машинная пряжа по всем статьям лучше ручной: крепче, ровнее. Пряжа «разных рук» не могла сравниться с нею ни в качестве, ни в цене.

«Тогда как в льняном деле совершались важные перевороты, -- отметила в своем заключении комиссия, -- наши фабриканты не ввели никаких усовершенствованных способов: все технические средства их остались те же, какие были за 120 лет при начале полотняного дела в России при Петре I»*.

Комиссия предложила провести рационализацию в пределах ручной техники. Но это не могло содействовать возрождению «национальной отрасли» русской промышленности. Можно было усовершенствовать прялку и ткацкий стан, но от этого работы на них не переставали быть ручными, а следовательно, дорогостоящими.

Лишь после долгих споров, в 1848 году появилось официальное распоряжение правительства о поощрениях первым учредителям механических льнопрядилен, а также ткацких и аппретурных заведений. Владельцы фабрик -- купцы первой гильдии -- освобождались от налогов. Им передавались в безоброчное пользование удобные участки казенной земли на все время существования фабрики с бесплатным отпуском леса на постройку фабричного здания. Причем, если фабрика основывалась в течение трех лет со времени опубликования постановления, то учредитель получал обе привилегии одновременно**.

Но даже эти весьма значительные льготы мало кого соблазнили. Слишком много было примеров бесцеремонного отношения к полотняным мануфактурам со стороны правительства, чтобы осторожные русские купцы сразу поверили в такие посулы.

Все же кое-где в России стали основываться механические льнопрядильни. Но дело шло робко, с оглядкой, а полотна требовалось много, особенно для военного и морского ведомств. Видя, что русские купцы не торопятся, правительство не нашло иного выхода, как в 1850 году снизить таможенный тариф на ввозимые из-за границы изделия, благодаря чему за три последующих года импорт льняных тканей увеличился вдвое. Так была подорвана последняя вера в гарантию царских постановлений.

Закрывались даже те мануфактуры, которые работали только самый выгодный товар, другие переходили на хлопчатобумажные ткани.

Сломанное колесо

В 1844 году правительственная комиссия, изучавшая состояние полотняной промышленности, приехала в Костромскую губернию. Посетив Нерехту, Середу-Упино, чиновники ехали в Плес. При переезде вброд через неглубокую речушку Шачу, возле села Яковлев-ского, у прогонной кибитки развалилось колесо.

С горем пополам дотянулась подвода до ближайшей кузницы Сосипатра Сидорова. Не впервой приходилось ему чинить колеса, ковать лошадей -- можно сказать, тем и жил. Гости беседу завели: есть ли окрест ткацкие заведения, в которых лен работают?

-- Как не быть, -- ответил Сидоров. -- Почитай, в каждом дому есть, но теперь больше для себя работают. Правда, в Плесе Ермолин с Зубаревым -- тамошние купцы -- раздают пряжу на домоткачество, да говорят, и те свертывают дело. Никакого прибытка не стало. Да и заморский товар перешибает наш. Крестьяне и льну стали меньше сеять. Тоже нет сбыту. Одним словом -- хромает это дело, вроде вашей повозки.

-- А раньше?--спросил чиновник.

-- Раньше и говорить нечего. Весь край в основном кормился этим делом... А вы, случаем, не мануфактуру ли в наших местах надумали ставить?

-- Нет, у нас дело важнее. Государственное. Надо нам уяснить, отчего полотняный промысел захирел, да как его вновь поднять.

-- Охотников подымать немного найдется.

-- Кто начнет, тот не прогадает. Есть прожекты о больших льготах для первых фабрикантов. Так что бросай молот и заводи полотняное дело.

-- Куда уж нам, -- отмахнулся Сидоров.

Чиновники уехали, а разговор с ними не давал Сидорову покоя. Хоть и не тоже бросать промысел, которым дед и отец занимались, да ведь если в самом деле будут льготы, то можно сколотить капиталец, а там видно будет, расширять дело или бросать*.

Нет, не сразу стал Сидоров заводить контору. Без малого год, со всех сторон подбирался он к новому делу, которое отныне станет не только главным в его жизни, но и перейдет к сыновьям и внукам.

Здравый смысл вроде бы подсказывал, что надо заниматься не льном, а хлопком. За примерами далеко ходить не нужно было. Ивановские и вознесенские купцы озолотились на переработке хлопка. Дела они вели так широко, что вскоре начали испытывать большую нужду в рабочих руках, и крестьяне даже из-под Яковлевского потянулись в Иваново и Вознесенск.

Но Сидоров понимал и другое. Россия своего хлопка не имела, а Средняя Азия, Египет, Северо-Американские Соединенные Штаты могли в любой момент отказать в поставке его, что и случалось впоследствии не однажды. Лен же всегда был под рукой. Важным было и то, что земли не хватало для довольно густого населения Нерехтского уезда, так что недостатка в рабочих руках не будет.

Всю зиму 1845 года разъезжал Сидоров по ярмаркам, скупал льняную пряжу. Стоила она дешево -- полтора рубля пуд, а при покупке оптом и того дешевле. Почти все деньги свои пустил на пряжу, а дом и двор превратил в сновальню. И взрослые, и дети занимались размоткой пряжи, готовили основы. Вскоре своим яковлевским крестьянам, а потом и в соседние деревни, начал Сидоров раздавать основы. Всех ткачей знал в лицо, потому на первых порах отдавал без расписок, под честное слово. Условия были просты: получай образчик товара -- скатерть, салфетку или дорожку, а расчет в конце работы -- по полтора рубля с основы.

Пока по деревням стучали станы, Сидоров переделал кузницу в бучильню, где с помощью золы отбеливал товар. Длинные холсты расстилались на лугах вдоль Шачи и белились росою и солнцем.

Дела шли на лад, Сидоров уже выкупил свидетельство плесского купца второй гильдии и думал о расширении конторы. Но в 1847 году в Яковлевском случился пожар. Сгорел дом и у Сидоровых. Все думали, что на этом незадачливый купец успокоится, но к осени он уже отстроил новый дом и большой сарай для сновальни. Дело пошло шибче прежнего, и стал он прижимать крестьян как мог. По примеру других купцов, выдавал основы с весу, готовый холст и другой товар принимался тоже с весу. Весь же секрет состоял в том, что пряжу и основы Сидоров хранил в сыром помещении, а товар принимал максимально просушенным. Нередко получалось так, что ткачи не только ничего не зарабатывали, но оставались должниками.

При приемке Сидоров раскидывал товар на три кучи: хороший, похуже и совсем порченый...

-- Да ты что, креста на тебе нет, -- возмутился однажды старый ткач Волгин. -- Где ж ты усмотрел тут порчу?

-- Ты помолчи,-- отвечал Сидоров,-- по деревне, может, и сойдет твой товар, да я ведь его для города делаю. А там за него полцены дадут. И я тебе полцены даю за работу. Да за дюжину салфеток вычту -- совсем испорчены. Так что вот тебе полтора рубля и будь доволен.

Вскоре, по наущению Волгина, ткачи пришли к Сидорову и заявили, что если он не будет платить по справедливости, они отказываются сдавать наработанный товар.

Дело разбиралось в суде. Крестьяне не признавали записей, сделанных в книгах Сидорова. И суд разъяснил, что взыскать с крестьян убытки можно лишь по их распискам, заверенным у нотариуса. А так как заверять каждую расписку было накладно и хлопотно, поневоле пришлось Сидорову вести расчеты более справедливо.

Снижение таможенного тарифа на полотняные изделия в 1850 году оказалось на руку Сидорову. Не выдержав конкуренции с заграничным товаром, даже крепкая фабрика Затрапезнова-Яковлева в Ярославле, вырабатывавшая узорчатые льняные скатерти и салфетки, вынуждена была сначала сократить переработку льна, а затем и вовсе перейти на хлопок. Больше серьезных конкурентов у Сидорова не было. Правда, в селе Великом Ярославской губернии купцы Иродов и Локалов тоже завели полотняное дело, но они только начинали и пока не могли тягаться с Сидоровым.

Крестьяне Нерехтского уезда, где лен превратился в монокультуру, не знали куда сбывать волокно, пряжу, холсты. Сидоров пользовался моментом, скупал все за треть цены, и перед Крымской войной на него уже работали сорок больших деревень. Тогда-то Сидоров и стал искать купцов, которые согласились бы строить льнопрядильни. Но охотников среди них пока не находилось.

Наступил 1853 год. Началась Крымская война. Россия, разорвав отношения с Англией и Францией, нуждалась в большом количестве полотна, особенно парусного. Чиновники морского ведомства разъехались по многим губерниям и предлагали заключить контракты на такие суммы, которые местным купцам и не снились. Это дало толчок к интенсивному возрождению и развитию русской полотняной промышленности.

Вспомнили купцы о предложении Сидорова, и теперь уже они ехали к нему, стремясь заручиться гарантией на сбыт пряжи с будущих льнопрядилен, которые намеревались срочно возводить. Именно Кострома, Яковлевское и Нерехта явились центром возрождения льняной промышленности. Многие исследователи истории льняной промышленности указывают на большие заслуги Сидорова в этом деле.

«Первым проводником машинной пряжи в Костромской и Ярославской губерниях был С. Сидоров. Он рассеял предрассудки против нее. За ним потянулись владельцы других льноткацких предприятий Костромской и Ярославской губерний. Под влиянием появившегося спроса на машинную пряжу в с. Яковлевском и других местностях Нерехтского и Костромского уездов и прилегающей к ним части Кинешемского уезда возникла в 1853 году в г. Костроме льнопрядильня бр. Зворыкиных, а в 1854 году была возведена льнопрядильня Крейцером на р. Солонице»*.

Механические льнопрядильни построили Дьяконов и Сыромятников в Нерехте, Брюханов и Зотов в Костроме. Пряжу они выдавали уже в 1854 году, а их основным покупателем, как и у братьев Зворыкиных, был С. Сидоров.

Этот хитрый, оборотистый и плутоватый мужик за короткое время стал одним из богатейших людей в округе, наживаясь на труде деревенских ткачей.

Страницы: 1, 2, 3, 4