Иван Грозный как историческая личность 
оярский совет настоятельно советовал Ивану не по-кидать завоеванный край в течение зимы, чтобы довер-шить победу и окончательно замирить его. Но царь спе-шил в Москву.С падением Казани война на восточной границе не пре-кратилась. Прошло четыре года, прежде чем русским уда-лось справиться с «казанским возмущением». Вслед за Казанью царские войска овладели Астраханью. Разгром Казанского и Астраханского ханств положил конец трех-вековому господству татар в Поволжье. В сферу русско-го влияния попала обширная территория от Северного Кавказа до Сибири. Башкиры объявили о добровольном присоединении к России. Вассалами царя признали себя правители Большой ногайской орды и Сибирского ханства, пятигорские князья и Кабарда на Северном Кавказе.Успехи на востоке имели большое значение для истори-ческих судеб России. Овладение всем волжским торговым путем открыло перед Россией богатые восточные рынки и способствовало оживлению ее внешней торговли. Началась интенсивная колонизация русским крестьянством плодо-родных земель Среднего Поволжья. Народы Поволжья были избавлены от гнета татарских феодалов. Но на сме-ну старому гнету пришел гнет царизма. ПОРА ЗАГОВОРОВСемилетняя Казанская война надолго отвлекла внимание кружка Адашева от внутренних преобразований. Не-малое влияние на последующие события оказал династи-ческий кризис, вызванный тяжелой болезнью Ивана.Поспешность, с которой царь покинул армию и уехал в Москву, объяснялась тем, что его жена ждала ребенка.Возвращение победителей в Москву сопровождалось на-стоящим триумфом. Царь въехал в столицу на «коне» в полном воинском доспехе, посреди блестящей свиты. Множество народа ждало Ивана в полях за городскими стенами и провожало его до кремлевских ворот. «И ста-рые и юные,-- говорит летописец,-- вопили великими гла-сами, так что от приветственных возгласов ничего нельзя было расслышать».Едва наступили морозы, Иван поспешил в Троицу, где монахи окрестили его сына царевича Дмитрия. Но, когда кончилась зима и наступили первые весенние дни, Иван вдруг занемог «тяжким огненным недугом»1. Он бредил в жару, перестал узнавать близких людей. Кончины его ждали со дня на день. Вечером 11 марта 1553 г. ближ-ние бояре присягнули на верность наследнику престола грудному младенцу Дмитрию. Общая присяга для членов Боярской думы и столичных чинов была назначена на 12 марта.О событиях, происшедших 12 марта, сообщает один-единственный источник, достоверность которого сомни-тельна. Этот источник -- знаменитая приписка к тексту официальной летописи. Почти все историки согласны меж-ду собой в том, что царь Иван был непосредственно при-частен к составлению названной приписки.Из летописного рассказа следует, будто 12 марта боя-ре открыто отказались присягнуть на верность младенцу, ввиду чего в думе произошел «мятеж велик и шум и речи многая в всех боярех, а не хотят пеленечнику слу-жити». Среди общего шума и брани тяжелобольной царь дважды обращался к боярам с «жестким словом». Госуда-ревы речи будто бы произвели магическое действие на крамольников: «бояре все от того государского жесткого слова поустрашилися и пошли в переднюю избу (крест) целовати» 2.Внимательное рассмотрение летописного рассказа об-наруживает в нем множество противоречий и недомолвок. Во-первых, царь был в столь тяжелом состоянии, что боя-ре вынуждены были провести церемонию присяги в пе-редней избе. Очевидно, у больного не было сил для произ-несения речей. Во-вторых, летописец не мог назвать по имени ни одного «мятежника», который бы отказался при-сягнуть наследнику. Перед началом церемонии боярин князь Иван Шуйский заявил, что крест следует целоватьв присутствии царя, но его протест вовсе не означал отказа от присяги по существу. Причиной недовольства старейшего боярина было то, что руководить церемонией поручили не ему, а молодому боярину Воротынскому. Не-сколько нелестных замечаний по адресу Воротынского вы-сказал боярин Пронский, но и он тут же «исторопяся» поцеловал крест. Близкий к царю Федор Адашев заявил, что целует крест наследнику, а не Даниле Захарьину с братьями. «Мы уж от бояр до твоего (царя) возрасту беды видели многие»,-- заявил он при этом. Таким обра-зом, Адашев вслух выразил разделявшуюся многими тре-вогу по поводу опасности возврата к боярскому прав-лению.Критический разбор летописного известия о «мятеже» в думе позволяет установить, что боярские прения носили в целом благонамеренный характер, никто не оказал открытого неповиновения и царь попросту не имел повода к произнесению «жесткого слова». Можно догадаться, что само это слово было сочинено много лет спустя и тогда же вставлено в летопись.Более достоверный характер носят сведения летописи о том, что родня царя -- Старицкие втайне готовились к захвату власти в случае смерти Ивана IV. В дни царской болезни князь Владимир и его мать вызвали в Москву удельные войска и демонстративно раздавали им жало-ванье. Верные Ивану люди потребовали объяснений, тог-да Старицкие стали «вельми негодовати и кручиниться на них». В итоге удельному князю воспретили доступ в по-кои больного.В день общей присяги удельно-княжеская семья вела себя вызывающе. Приглашенный во дворец князь Влади-мир наотрез отказался присягать младенцу-племяннику и даже угрожал боярину Воротынскому немилостью. Про-тест Старицкого не имел последствий. Подходящее время было упущено: все члены думы уже присягнули наслед-нику. Ближние бояре пригрозили Владимиру тем, что не выпустят его из хором, и принудили целовать крест по-неволе. Мать претендента Евфросиния оказалась более упорной. Ближние бояре трижды ходили к ней на двор, прежде чем она согласилась скрепить крестоцеловальную запись княжеской печатью. Князь Владимир не имел до-стоинств, которые могли бы подкрепить его претензии на трон. Не очень смышленый, вялый юноша, проведшийраннее детство в тюрьме, не играл в событиях самостоя-тельной роли. Душою интриги была Евфросиния, обла-давшая неукротимым характером и глубоко ненавидевшая царя Ивана. Она не могла простить племяннику и его ма-тери гибели мужа и последующих унижений.Многие знатные бояре выражали сочувствие Старицкие. На то были свои причины. В случае перехода тро-на к «пеленочнику» Дмитрию управлять страной от его имени должен был регентский совет во главе с братьями царицы боярами Захарьиными. Но в глазах княжеской аристократии Захарьины были людьми совсем «молодыми» и худородными. Их стремление «узурпировать» власть вы-звало сильное негодование в Боярской думе. Осуждению подверглись не только Захарьины, но и вся царская семья. Сторонник Старицких боярин князь С. Ростовский во время тайной встречи с литовским послом, происшед-шей вскоре после болезни царя, четко выразил отношение бояр к возможному регентству Захарьиных, сказав, «что их всех государь не жалует, великих родов бесчестит, а приближает к себе молодых людей, а нас (бояр) ими теснит, да и тем нас истеснил, что женился у бояри-на у своего (Захарьина) дочер взял, понял робу свою и нам как служити своей сестре?»3 Знать, пережившая правление Елены Глинской, недвусмысленно заявляла, что не допустит к власти царицу Анастасию Романовну и ее родню.Когда князь Ростовский был взят под стражу и под-вергнут допросу, он сознался, что в марте 1553 г. княги-ня Евфросиния звала его на службу к князю Владимиру и что в тайных совещаниях сторонников Старицких вме-сте с ним участвовали многие бояре. Накануне дня прися-ги боярин князь Д. И. Немой тайно убеждал членов думы служить дяде «мимо племянника». «А как де служити ма-лому мимо старого?-- говорил он.-- А ведь де нами вла-дети Захарьиным». Бояре -- князь П. Щенятев и дру-гие -- также втихомолку говорили: «Чем нами владети Захарьиным, а нам служити государю малому, и мы уч-нем служити старому -- князю Володимеру Ондреевичу». Если верить летописным припискам, симпатии Стариц-ким выражали даже ближние люди царя. Князь Курлятев уклонился от присяги, сказавшись больным. Другой ближ-ний боярин князь Палецкий, поцеловав крест наследнику, тут же уведомил Старицких, что готов им служить. На-ставник царя Сильвестр открыто осудил решение Захарь-иных не допускать Старицких в царские палаты. «Про что вы ко государю князя Володимера не пущаете? Брат вас, бояр, государю доброхотнее»,-- будто бы заявил он. «И оттоле,-- заключает автор приписок к летописи,-- бысть вражда межи бояр (Захарьиных) и Селиверстом и его съветники» 4.Исход династического кризиса зависел в значительной мере от позиции церкви. Но официальное руководство церкви ничем не выразило своего отношения к претензи-ям Старицких. Замечательно, что летописные приписки вовсе не называют имени Макария и не упоминают о его присутствии на церемонии присяги, немыслимой без его участия. Это наводит на мысль, что ловкий владыка пред-почел умыть руки в трудный час междоусобной борьбы и сохранил нейтралитет в борьбе между Захарьиными и Старицкими.Дело клонилось к заговору против наследника и реген-тов. Но заговорщики не успели осуществить своих наме-рений. Планы дворцового переворота потерпели неудачу: царь выздоровел, и вопрос о престолонаследии утратил остроту.Оправившись от болезни, царь Иван отправился с семьей на богомолье в Кириллов монастырь. Там он имел долгую беседу с престарелым советником Василия III старцем Вассиаыом Топорковым. Вассиан снискал изве-стность как сторонник сильной монархической власти, и царь, узнавший кое-что о недавнем заговоре, говорил с ним относительно обнаружившейся крамолы. Между про-чим, Иван задал старцу вопрос: «Како бы могл добре царствовати и великих и сильных своих в послушестве имети?» В ответ Топорков настойчиво советовал царю ограничить влияние боярства. Предостережения старца касались не одной только знати. Доказательством тому служат жестокие гонения против нестяжателей и ерети-ков, происшедшие тотчас после возвращения Ивана IV из Кириллова.Будучи человеком от природы любознательным, царь не чуждался иноверцев. Он охотно приглашал к себе немца Ганса Шлитте и расспрашивал его об успехах на-ук и искусства в Германии. Рассказы сведущего иноземца так увлекли царя, что он под конец отправил его в Гер-манию с поручением разыскать там и пригласить в Москву искусных врачей, ремесленников и даже ученых бого-словов.Заветным желанием Ивана было заведение в России книгопечатания. Неизвестно, по чьему совету царь обратился в данию с просьбой прислать печатника. Король Христиан III отозвался на его обращение и в 1552 г. направил в Москву мастера. Ганса Миссенгейма с типо-графскими принадлежностями Библией в немецком пе-реводе Лютера.Православное духовенство отнеслось к миссии датско-го печатника с крайним подозрением. Самое беглое зна-комство привезенными им книгами обнаружило их ере-тический характер. Церковь всеми силами воспротиви-лась введению на Руси печатного дела, усмотрев в этом козни датских еретиков.Расследование по поводу датских «люторов» вско-ре обнаружило крайне неприятные для церковного руко-водства факты. Выяснилось, что ересь уже пустила кор-ни на святой Руси. Первым забил тревогу Сильвестр, объявивший царю, что в Москве «прозябе ересь и явися шатание в людех в неудобных словес о божестве». Иван призвал к себе заподозренного в ереси дворянина Матвея Башкина и велел ему читать и толковать Апостол. Озна-комившись с «развратными» взглядами Матвея, царь при-казал посадить еретика в подклеть на царском дворе и нарядил следствие. Оказалось, что ересь свила себе гне-здо при дворе старицкого удельного князя. Главными со-общниками еретика были дворяне Борисовы, троюродные братья и видные придворные княгини Евфросинии. Баш-кин и Борисовы проповедовали неслыханные идеи: они называли иконы «идолами окаянными», отрицали офици-альную церковь, «хулили» самого Христа и называли баснословием священное писание. Кроме того Башкин осуждал рабство и требовал упразднить холопство.По решению священного собора еретики были преда-ны анафеме. После пыток Матвей Башкин был заточен в тюрьму Иосифо-Волоколамского монастыря. Его брат Федор Башкин был приговорен к смерти и предан пуб-личному сожжению. Иван Борисов отправился в ссылку на далекий остров Валаам.В связи с судом над Башкиным дьяк Иван Виско-ватый обвинил в пособничестве еретикам Сильвестра и вождя нестяжателей Артемия. Осифляне подхватили эти обвинения, в результате чего Артемий был отлучен от церкви и отправлен на вечное заточение в Соловки.Будучи ортодоксом, Висковатый назвал еретической роспись Благовещенского собора в Кремле, выполненную под наблюдением Сильвестра. Не один год дьяк, пытаясь скомпрометировать Сильвестра, «возмущал народ» против новых икон. Сильвестр не остался в долгу и обратился к царю с посланием против «избных» (приказных) лю-дей, впавших в «бесстыдство». Руководство церкви не поддержало Висковатого. Сомнения по поводу новых икон слишком близко затрагивали митрополита да и лично царя, одобривших роспись придворного собора. Еще большее значение имел тот факт, что Сильвестр отдал на расправу осифлянам своих недавних союзников -- нестя-жателей.Едва закончились процессы над еретиками, как вскры-лись новые подробности относительно заговора привер-женцев Старицких. Опасаясь разоблачения, некоторые из них готовились бежать за рубеж. Боярин С. Ростовский выдал литовскому послу важные решения Боярской думы и пытался убедить его отказаться от заключения мира с Москвой, поскольку царство оскудело, а Казани царю «не сдержати, ужжо ее покинет» 5. Изменник просил посла предоставить ему убежище в Литве. Вскоре С. Ростов-ский снарядил к королю сына Никиту, с тем чтобы по-лучить охранные грамоты для проезда за рубеж. Но по-граничная стража схватила Никиту на литовском рубеже, и измена раскрылась. Преданный суду боярин Ростовский сделал чрезвычайно важные признания относительно за-говора Старицких. Положение Старицких окончательно пошатнулось. Мало того, что при их дворе свили гнездо еретики. Князь Владимир и его мать оказались повинны также в антиправительственных интригах. В Москве жда-ли суда и казней. Но расследование было прекращено благодаря вмешательству духовенства и Боярской думы. За тягчайшие государственные преступления боярский суд приговорил Ростовского к смертной казни и послал его «на позор» вместе с товарищами. Однако в послед-ний момент опальному боярину объявили о помиловании и после наказания батогами сослали в тюрьму на Белое озеро.Князь Ростовский обязан был жизнью Сильвестру. На-ставник царя воспользовался правом «печалования» за опальных, чтобы окончательно замять дело о боярском заговоре в пользу Владимира Андреевича. Старицкйе вполне оценили заслуги скромного придворного проповед-ника. Сильвестр стал частым советчиком у княгини Ев-фросинии и завоевал ее «великую» любовь.Благовещенский поп нашел себе и других влиятель-ных покровителей. Ими были знаменитый воевода князь В. А. Горбатый и князь Д. Курлятев-Оболенский. При-дет время, и Иван IV упрекнет своего учителя за то, что тот злоупотребил его доверием и «препустил» Курлятева в ближнюю царскую думу. Ближняя дума слу-жила средоточием высшей власти, последней инстанцией решении всех важнейших вопросов. Через, Курлятена Сильвестр смог влиять на деятельность органа, в состав, которого он формально не входил. Время наибольшего могущества Сильвестра и Курлятева ознаменовалось широкой раздачей думных чинов представителям высшей титулованной знати. Вместе с думными титулами новоиспеченным боярам были переданы из казны десятки тысяч четвертей земли, тысячи крестьянских дворов. Редактор, правивший официальную летопись после от-ставки Сильвестра, нарисовал яркими красками портрет временщика, склонного «спроста реши всякие дела». Ни-кто не смел творить что-нибудь не по его велению, зато он «всеми владяше, обема властми, и святительскими и. царскими, якоже царь и святитель». Летописец упрощен-но объяснял причину могущества Сильвестра тем, что все его слушали и не смели ему противиться «ради царско-го жалованья» к нему. Скромный придворный священ-ник-разночинец в самом деле оказывал исключительное влияние на личность молодого царя Ивана IV. Но не только это обстоятельство обеспечило ему высокое поло-жение.Вершины карьеры Сильвестр достиг в период после династического кризиса, когда раскол в ближней думе и взаимная борьба между Старицкими и Захарьиными по-зволили ему выступить в роли примирителя противобор-ствующих сил. Мы ничего не знаем о политических умо-настроениях Сильвестра. Можно догадаться, что политика сама по себе не слишком волновала его. Благовещенский поп умел поддерживать добрые отношения и с покрови-тельствовавшей ему знатью, принимавшей новшества с оговорками, и с кружком молодых друзей царя, мечтав-ших о широких реформах. Как только придворный про-поведник осознал роль Адашева в правительственном ме-ханизме, он немедленно включил его в число своих дру-зей. «Умыслив лукавое», жаловался позднее Иван IV, «поп Селивестр и со Олексеем (Адашевым) здружился и начата советовати отаи нас, мневша нас неразсудных суща». Трудно сказать, какая сторона извлекла боль-шие выгоды из союза. Сильвестра мало заботили чины и доходные места. Отношение Адашевых к земным благам было совсем иным. Несмотря на худородство, Алексей Адашев выхлопотал для отца боярский чин? сам же удоволъствовался чином окольничего. Вместе с титулами ре-форматоры получили тысячи четвертей земли. Выдвинув-шийся на приказной службе «бюрократ» стал крупным землевладельцем и влиятельным членом Боярской думы.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
|
|
