Исламский фактор в палестинском национально-освободительном движении в XX веке

ХАМАС, сферой действия которого всегда была среда палестинских маргиналов, выступает как один из наиболее ярких выразителей тенденции формирования нового национального политического пространства. Его противостояние ФАТХ в первую очередь регионально, а сторонник местного интегризма - это, в частности, выходец из прежде политически непрестижного региона, стремящийся наиболее радикальным способом добиться изменения статусного состояния и этого региона, и, естественно, собственного. Иные штрихи портрета сторонника ХАМАС лишь соотносятся с этой основной его чертой. Ради этого сторонники ХАМАС становятся последовательными и решительными сторонниками демократических ценностей.

Восточный Иерусалим в период до начала 2-й интифады или интифады мечети аль-Акса не мог, конечно же, рассматриваться в качестве сферы безусловного влияния ХАМАС. Но, тем не менее, данные, свидетельствующие о значительном разбросе мнений проживающих в нем сторонников этой организации в отношении действий, предпринятых ее членами на территории Израиля, говорят о многом на фоне итогов более масштабных опросов общественного мнения в среде беженцев. И, быть может, наиболее важным выводом из них становится предположение о том, что точка зрения сторонников ХАМАС в отношении его подходов к Израилю, а также палестино-израильскому урегулированию далеко не в полной мере соответствует положениям Исламской хартии. Факторы реальной жизни становятся для них порой куда весомее, чем идея джихада или восстановления Палестины как неотчуждаемого мусульманского вакфа.

Но речь идет и о реальных процессах созидания палестинской государственности. И здесь поставленный выше вопрос становится еще более принципиальным.

20 января 1996 г. на территории палестинской автономии были проведены первые выборы ее президента (главы автономии) и депутатов Палестинского законодательного совета (парламента). Как президентские, так и парламентские выборы были альтернативными (противником Я.Арафата выступала известная общественная деятельница С. Халиль). В канун проведения выборов интегристские и национально-радикальные партии и движения отказались в них участвовать. ХАМАС не стал в этом случае исключением.

Развитие событий на территории обоих палестинских регионов неизбежно ставило ХАМАС перед необходимостью решения дилеммы, от которой едва ли не в решающей степени зависела возможность сохранения его влияния на сообщество беженцев. Речь шла о поиске наиболее адекватных методов сочетания провозглашавшейся этим движением и выглядевшей бескомпромиссной программы противостояния Израилю как инструмента, призванного изменить основное направление политики ООП, с одной стороны, и реальностью положения его сторонников и в целом национального социума, с другой. Иными словами, вопрос касался того, как и в какой мере его жесткое и, вне сомнения, догматическое видение ближневосточной ситуации (включая и ее основной компонент - палестино-израильский конфликт), предполагавшее всемерное использование насилия в качестве основного метода ее изменения, могло быть принято жителями Западного берега и сектора Газа, едва ли не полностью зависевшими от израильского рынка рабочей силы и стремившимися в этой связи к сохранению статус-кво, даже если оно и возникало как прямой итог оккупации.

ХАМАС действовал не в вакууме. Его окружали реальные люди, униженные поражениями прошлых лет. Многие из них становились беженцами, и это был лишь один из итогов создания еврейского государства. Годы, прошедшие после июньской войны 1967 г., превращали всех жителей обоих палестинских регионов в объект реквизиций, коллективных наказаний, экономических санкций, превентивных арестов и преследований. Но, тем не менее, существовала очевидная, пусть и горькая, действительность, когда тысячи палестинцев становились рабочими на израильских предприятиях и строительных площадках, когда палестинские ремесленники оказывались привязанными к израильской индустрии туризма, а крестьяне и страта торговцев - к израильской промышленности и внешнеторговым компаниям. Эта действительность, подкрепляемая реальными настроениями в среде беженцев, которые в силу складывающихся обстоятельств не могли быть адекватной программе ХАМАС социальной базой этого движения, в огромной степени воздействовала на его политическую практику. Его курс во время первой интифады лишь подтверждал это. Косач Г.Г. Политический ислам ... - С. 138 - 142

Конечно, пропагандистские документы ХАМАС (прежде всего листовки) той эпохи содержали резкие и недвусмысленные призывы к организации взрывов и столкновений с израильскими военными и нападений на жителей еврейских поселений на территории Западного берега и сектора Газа. Активисты ХАМАС подстрекали подростков и молодежь забрасывать камнями израильские патрули и блокпосты, строить баррикады, поджигать автомобильные покрышки и устраивать расправы над теми палестинцами, кого они называли “коллаборационистами”. Пропагандировался полный разрыв экономических связей с Израилем, создание местных органов самоуправления, способных заменить сформированные оккупационными властями институты власти. Звучали призывы к гражданскому неповиновению, активизации действий, направленных на укрепление национальной солидарности. Но если эти пропагандистские лозунги движения занимали в начале первой интифады ведущее место, то уже в начале 90-х гг. они были сведены до минимума. Развитие событий доказывало их полную неэффективность.

ХАМАС менял тактику, заявляя, что отказ от работы в Израиле должен быть обязателен только в дни общенациональных стачек, подчеркивая, одновременно, что для палестинцев, занятых в некоторых отраслях израильской промышленности (например, переработке сельскохозяйственной продукции, производимой на Западном берегу и в секторе Газа), работа на предприятиях еврейского государства становится “национальным долгом”. При этом выдвигавшаяся им первоначально идея джихада как всеобщего жертвенного восстания начинала оцениваться в документах конца первой интифады как всего лишь политический инструмент, использование которого связано с возникающей прагматической реальностью. Джихад превращался в “контролируемое насилие” и все больше заменялся призывом к “терпению” (“ас-сабр”), понимавшемуся как признание невозможности изменить ситуацию сегодня, но и как надежда на будущую Божественную помощь в соответствии со ставшим едва ли не пословицей айятом “Всевышний вместе с терпеливыми” (“Аллах маа ас-сабирин”).

Разумеется, время первой интифады показывало, что ХАМАС обладает реальными возможностями установления тесных контактов с различными социальными стратами и возрастными группами внутри национального сообщества. Тем не менее, эти контакты с точки зрения длительной перспективы оказывались нестабильными и зыбкими. Экономическая и социальная реальность вносила в них серьезные коррективы. Сторонники политического ислама (что демонстрировали результаты опросов общественного мнения) постоянно превращались в “еретиков”, стремящихся выйти из-под опеки своих лидеров. Более того, процесс становления национальной государственности при всех издержках его эволюции, включая, в том числе, и действия администрации, направленные на сокращение сферы влияния своего основного конкурента, лишь усиливал внутреннее размежевание в среде тех, кто провозглашал свою поддержку ХАМАС. И речь здесь шла не только о способности администрации автономии, как показывали события ноября 1994 г. в Газе, использовать вооруженную силу для разгрома своих конкурентов, но и о последовательно проводимом ею политическом курсе, призванном содействовать эрозии уже завоеванных позиций.

Подготовленный в мае 1994 г. Конституционный документ (Ан-Низам ад-дустурий) Палестинской автономии, определявший деятельность ее институтов на время перехода к провозглашению государства, гарантировал “свободу формирования политических партий”. Однако связанная с этим положением статья подчеркивала, что их создание возможно только при условии, что они должны исходить из “мирных методов” деятельности. Прокламируемая же Конституционным документом свобода прессы обуславливалась необходимостью признания “требований закона, предусматривающего уважение прав личности,… защиту национальной безопасности, общественного порядка и морали”. Все эти положения несли в себе возможность их очень широкого толкования, юридически ограничивая перспективы деятельности оппозиции и, прежде всего, ХАМАС. В свою очередь, заявления его лидеров свидетельствовали, что это движение теряло позиции в палестинской среде Иордании, его военное крыло оказывалось менее мощным, чем подчиненные Я.Арафату палестинская полиция и служба безопасности. Введенный “национальной властью” финансовый контроль в отношении оппозиции существенно сокращал поступление предназначенной ХАМАС внешней помощи. Наконец, после создания автономии мировая общественность все более негативно оценивала его деятельность. Косач Г.Г. Ук. соч., С. 140

Но речь шла не только об этом. Организационный аппарат ХАМАС включал в себя, начиная с эпохи первой интифады, органы безопасности, руководства вооруженными формированиями, деятельности в гражданской среде и распространения системы религиозных взглядов (ад-дауа) и строился по принципу широкой автономии расположенных в каждом из двух палестинских регионов штаб-квартир движения. Каждая из них руководила более мелкими, региональными структурами - в семи районах сектора Газа и пяти районах Западного берега (в Дженине, Наблусе, Тулькараме, Рамалле и Хевроне), занимавшимися вопросами воспитания, информации, финансов и др. Региональным структурам были подчинены низовые организации ХАМАС - в городских кварталах, деревнях и лагерях беженцев. Казавшаяся разветвленной и гибкой организационная система сторонников политического ислама подвергалась, тем не менее, серьезным ударам со стороны израильских оккупационных властей во время первой интифады. В дальнейшем же власти автономии смогли достаточно быстро установить над этой системой эффективный административный контроль. Попытки ХАМАС создать свои представительства за пределами автономии (в частности, в Дамаске и на контролируемой сирийскими вооруженными силами территории Ливана) не привели к сколько-нибудь существенным результатам. Сирийские власти легко превращали эти представительства, как и работавших в них сотрудников, в инструмент собственной политики. Во всяком случае, они не могли оказать серьезного влияния на положение ХАМАС в среде беженцев. Добаев И.П. Политические институты исламского мира: идеология и практика / Отв. ред. Ю.Г.Волков - Ростов-на-Дону: Издательство СКНЦ ВШ, 2001. - С. 67 - 69

Ведущая организация палестинского политического ислама оказывалась в сложной ситуации. Она не могла отказаться от основополагающих элементов своего политического учения (а также практики), что означало бы ее превращение в сателлита администрации и, как следствие развития событий в этом направлении, потерю влияния в среде беженцев. Но проводившиеся ХАМАС террористические акции на территории Израиля (апрель 1994 г. в Афуле и Хадере, октябрь того же года в Тель-Авиве, июль и август 1995 г. в Рамат-Гане и Западном Иерусалиме) не получали какой-либо значимой поддержки в палестинском обществе. Напротив, новая политическая реальность, складывавшаяся в течение всего периода между 1993-1996 гг., свидетельствовала о снижении рейтинга ХАМАС и росте влияния ФАТХ. Более того, эти акции лишь ускоряли движение и палестинской, и израильской сторон в направлении реализации положений Декларации о принципах.

Оценивая ситуацию, как передают слова одного из лидеров ХАМАС, заявлял: “Мы тщательно подсчитываем выгоды и цену продолжения вооруженных операций. Если нам не удастся достичь своих целей без насилия, то мы и в дальнейшем будем прибегать к нему. Однако насилие - средство, а не цель. Решение ХАМАС об ограничении применения насилия не противоречит нашей задаче создания Исламского государства на месте Израиля. … Мы никогда не признаем Израиль, но вполне возможно, что между нами и ним возникнет перемирие (мухадана), способное продлиться в течение дней, месяцев или лет. Но речь шла не только и не столько об Израиле, сколько об администрации Я.Арафата. Ранее непримиримая оппозиция протягивала руку своим, как казалось, безоговорочным противникам.

Триумфальное избрание Я.Арафата в январе 1996 г. на пост главы автономии (87% голосов всех участвовавших в выборах) становилось лишь одним из доказательств сложности положения ХАМАС в контексте новой палестинской политической реальности. Но не менее существенным доказательством того же явилось присутствие (пусть и незначительное - 5 из 88 членов парламента, представлявших сектор Газа и Наблус) сторонников ХАМАС в Палестинском законодательном совете, ставших его депутатами, несмотря на объявленный его лидерами бойкот выборов. Разумеется, эти депутаты называли себя “независимыми” сторонниками ХАМАС. Однако суть проблемы от этого не менялась, - внутреннее размежевание в рядах этого движения становилось все более ощутимым. И оно приобретало действительно опасные для ХАМАС оттенки Khaled Hroub. Hamas: Political Thought and Practice. Institute for Palestine Studies, University of Cambridge, 2000.

Представлявшие ХАМАС депутаты Палестинского законодательного совета были выходцами из влиятельных семей, не игравших, однако, ведущей роли в своих регионах. Прямые контакты с администрацией трансформировали их положение, внося коррективы в традиционное регионально-клановое соотношение сил. Но вопрос касался не только законодательной, но и исполнительной власти. Часть депутатов от ХАМАС была включена в состав утвержденного парламентом совета министров автономии. Создаваемая администрацией система клиентальных отношений распространялась и на сторонников ХАМАС, значительно усиливая позиции “национальной власти”. Впрочем, к тому времени эта организация была вынуждена пойти на достаточно широкие контакты с кругом сторонников Я.Арафата, подтолкнувшие в дальнейшем его приверженцев на проведение курса трансформации движения в системную оппозицию. Итогом этих контактов становилось появление весной 1996 г. Партии национального исламского спасения Палестины (Хизб аль-хулас аль-ватаний аль-ислямий фи Филистын). Ее основателями выступали члены движения ХАМАС, сохранявшие свою прежнюю политическую принадлежность. Новая структура заявляла, что ее сторонники “отвергают несправедливые соглашения, заключенные с израильским противником, поскольку они не удовлетворяют минимальных чаяний палестинского народа”. Но она и не отказывалась от участия в работе палестинского правительства, считая необходимым “внести свой вклад в созидание страны”. Андреев В.В. Ук. соч. - С. 14-15.

Процесс последовательной и настойчивой интеграции ХАМАС в политическую систему автономии продолжается, продолжается углубление уже возникших в этом движении линий внутреннего разлома, так не останавливаются попытка противостояния ему. Обе линии развития событий отнюдь не противоречат друг другу, более того, они отвечают естественному ходу эволюции политических образований, испытывающих огромное воздействие процессов, происходящих внутри того социума, в котором они действуют и на выражение интересов которого претендуют. Палестинское национальное сообщество в конце 90-х гг. избавлялось от эйфории того времени, когда основанная на Декларации о принципах автономия становилась реальностью и когда казалось, что уже в обозримом будущем эта автономия обретет черты независимого и суверенного государства. В течение всей второй половины 90-х гг. жители обоих палестинских регионов испытывали все больший пессимизм в отношении мирного процесса.. Если один из участников мирного процесса - Израиль - обвинялся в том, что он отказывается решать вопрос о Восточном Иерусалиме и намеренно расширяет сеть еврейских поселений на Западном берегу, - вопрос о районе Абу-Гунейм (Хар Хома) выдвигался здесь на первое место, - то другой участник - администрация Палестинской автономии - в том, что она, не решаясь провозгласить независимое государство, молчаливо потворствует действиям израильтян.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12