Феномен сталинской национальной политики в СССР в 20–30 гг. XX века

Развернулось наступление на местный национализм. Подвергнуты были жесткой критике и “национал-уклонисты”, искавшие прежде защиты у вождя. Но для укрепления своей власти в Кремле И.В. Сталин вынужден был заигрывать с национальной бюрократией. Он объявил о начале реализации курса на так называемую коренизацию кадров в национальных республиках. Она была предложена в 1921 г. и предусматривала постепенный переход к формированию аппаратов управления в национальных республиках “по преимуществу из людей местных, знающих язык, быт, нравы и обычаи соответствующих народов” [11].

Поддержка национальной партийной элиты была отнюдь не лишней для И.В. Сталина, направившего тем временем основные усилия на замену власти номенклатурной олигархии своей единоличной диктатурой. Система правления, созвучная традиционной для России автократии, была в интересах широких слоев советской бюрократии. Требовалась и новая национально-государственная идея. И такая доктрина, основанная на теории построения социализма в одной стране, с конца 1920-х г. была взята властью на вооружение. Понимая, что добиться единомыслия будет непросто, И.В. Сталин проводил идеологическую перестройку постепенно.

§ 2. Разрыв с патриотизмом

Приход большевиков к власти в России в 1917 г. означал помимо всего прочего, что они получили возможность направлять в соответствии со своими политическими программами процессы сближения и слияния наций в стране и мире, поскольку Октябрьская революция в их представлениях была началом новой мировой эпохи. Курс на мировую революцию предполагал разрыв с идеями патриотизма и начало строительства единой мировой социалистической республики. Эти идеи были присущи значительной части российских интеллигентов, оппозиционных дореволюционному политическому режиму. Среди первых приверженцев таких идей были представители российской социалистической интеллигенции [1].

В.И.Ленин и большевики считали себя не космополитами, а интернационалистами, которым полагалось не отрицать национальности как таковые и даже за малейшей национальностью признавать право на свободное самостоятельное существование. Тем не менее, и в интернационалистском учении утверждалось, что “пролетарская партия стремится к сближению и дальнейшему слиянию наций” [2], что никакого противоречия между пропагандой свободы отделения наций и пропагандой их слияния “нет и быть не может” [3].

В сознании многих большевиков быть интернационалистом означало отрешение от национальности как таковой. Например, Л.Д. Троцкий, поясняя свою позицию в национальном вопросе, писал: “Национальный момент … не играл в моей личной жизни почти никакой роли … Марксистское воспитание углубило эти настроения, превратив их в активный интернационализм” [4]. Отвечая на вопрос, кем он себя считает - евреем или русским, Л.Д. Троцкий говорил: “Ни тем, ни другим. Я социал-демократ, интернационалист” [5]. Л.М. Каганович подчеркивал, что евреем был только по рождению, но “никогда не руководствовался в своей работе национальными мотивами” [6].

Л.З. Мехлис тоже утверждал: “Я не еврей, я коммунист” [7]. По свидетельству коллег, известный историк А.Я. Аврех гордился тем, что был “ни евреем, ни русским, а только марксистом-интернационалистом” [8]. Считается, что отношение к России, к русской нации, продемонстрированное лидерами большевиков и ультра интернационалистами в послереволюционные годы, было следствием не их этнического происхождения, а “интернационально-космополитического мировоззрения” [9].

В этом отношении уместно сделать пояснение о характере связи, существующей между понятиями “интернационализм” и “космополитизм”. Различий между ними не существует: они преследуют одну и ту же цель слияние наций. Возможно, этим можно объяснить позицию свидетеля “последнего сталинского злодеяния” Я.Л. Рапопорта. Осмысливая в течение многих лет “дело врачей” 1953 г. и предшествующую ему “борьбу с космополитизмом”, ученый патологоанатом полагает: “Борьба с космополитизмом не имела ничего общего с теоретической принципиальной дифференциацией двух понятий: космополитизм и интернационализм. Когда-то в трудах теоретиков марксизма они мирно уживались…” [10].

Космополиты и интернационалисты на практике оказывались враждебны национальной идее. Например, когда сионисты, ратовавшие за создание условий “возрождения и расцвета” еврейской нации, обратились в апреле 1920 г. за поддержкой к В.И. Ленину, они встретили полное непонимание последнего. Вождь пролетарской революции заявил М. Горькому, выступавшему ходатаем, что к сионизму относится крайне отрицательно. В.И. Ленин сослался на то, что национальные движения реакционные. Сионисты же мечтают прибавить еще одно национальное государство к уже существующим [11].

Формулируя тезисы ко II конгрессу Коминтерна (июнь 1920 г.), В.И. Ленин призывал к борьбе с “национальными предрассудками”, которая “тем более выдвигается на первый план, чем злободневнее становится задача превращения диктатуры пролетариата из национальной (т.е. существующей в одной стране и неспособной определять всемирную политику) в интернациональную (т.е. диктатуру пролетариата, по крайней мере, нескольких передовых стран, способную иметь решающее влияние на всю мировую политику)” [12]. Соответственно определялся и пролетарский интернационализм.

Трактовка же интернационализма в духе равноправия и дружбы народов, как тогда же отмечал В.И. Ленин, соответствовала мелкобуржуазным представлениям об интернационализме [13]. Его суть в большевистской доктрине выражена в словах: “Не национальная культура…, а интернациональная (международная), сливающая все нации в высшем социалистическом единстве” [14]. Социализм виделся В.И. Ленину обществом, которое гигантски ускоряет сближение и слияние наций [15].

Н.И. Бухарин понимал эту установку так, что русский народ необходимо искусственно поставить в положение более низкое по сравнению с другими народами и этой ценой “купить себе настоящее доверие прежде угнетенных наций” [16]. М.И. Калинин призывал поставить малую национальность в заметно лучшие условия по сравнению с большой [17]. Эти установки как раз и проводились в жизнь до тех пор, пока существовал Союз ССР, они же, по мнению современных специалистов, в определенной степени обусловили его распад.

Примером революционера, понимавшею интернационализм в ультралевом выражении, являлся, как отмечалось, Л.Д. Троцкий [18]. Национальная культура в троцкистской трактовке - синоним культуры буржуазной, которая в переходный период к социализму должна была разделить судьбу этого класса. Возрождение наций при социализме, а тем более изобретенный И.В. Сталиным “расцвет” национальных культур троцкистами воспринимался как самая опасная форма национализма [19].

В.А. Ваганян, широко известный в 20-е годы автор работ по философским проблемам культуры, один из членов учредителей Общества воинствующих материалистов и член его президиума, представлял развертываемую в СССР культурную революцию явлением, “противоположным национальной культуре” [20]. Формирование социалистической общности мыслилось при этом как процесс вытеснения элементов национальной культуры [21] и наращивания элементов культуры интернациональной.

В мировом масштабе, по Л.Д. Троцкому, разрешить национальный вопрос можно, только обеспечив за всеми нациями “возможность ничем не стесненного приобщения к мировой культуре на том языке, который данная нация считает своим родным языком” [22]. Многообразие языков, естественно, выступало в качестве фактора, замедляющего этот процесс. “Уже теперь, - писал по этому поводу В.А. Ваганян, существование множества национальных языков является колоссальным препятствием хозяйственного общения народов” [23].

Видимо, не случайно в возглавляемой Л.Д. Троцким Красной Армии изучение эсперанто до 1923 г. было особым знаком интернационализма [24]. Этот искусственный международный язык мыслился, как могущий в будущем прийти на смену национальным языкам. Во второй половине 20-х гг. XX в. подобная роль в масштабах СССР отводилась русскому языку. Он представлялся языком “всесоюзной коммунистической культуры… Но ко всему этому русский язык есть межнациональный язык … Союза..., это язык … единой союзной экономики” [25].

При образовании СССР в 1922 г. споры шли о начальной форме будущего единства народов мира, которое могло бы стать переходной формой сближения н слияния народов в мировой социалистической общности. В.И. Ленин требовал создания Союза ССР вместо предлагаемой И.В. Сталиным Российской Социалистической Советской Республики не столько из-за опасений усиления централизма н русификаторства, сколько предвидя возможность присоединения н других стран по мере успехов революции на Востоке и Западе [26].

Во взглядах на форму государственного единства В.И. Ленин в сентябре-декабре 1922 г. перешел на позицию, близкую к той, которую И.В. Сталин занимал в июне 1920 г. В.И. Ленин перед II конгрессом Коминтерна прислал “Первоначальный набросок тезисов по национальному и колониальному вопросам” целому ряду своих соратников, в том числе и И.В. Сталину, находившемуся в то время на фронте на юге страны, и просил их сделать свои замечания [27]. И.В. Сталин предложил тогда включить в тезисы положение о конфедерации, как об одной из форм сближения трудящихся разных наций [28].

И.В.Сталин сомневался, что при таком подходе народы даже зарубежных стран согласятся сразу пойти на федеративную связь с Советской Россией “типа башкирской или украинской”. Исходя из этих соображений, в ленинские тезисы о переходных формах сближения трудящихся разных наций и было предложено “внести (наряду с федерацией) конфедерацию. Такая постановка … обогатила бы их еще одной переходной формой сближения трудящихся разных наций и облегчила бы национальностям, не входящим ранее в состав России, государственное сближение с Советской Россией” [29].

Вспоминая о этом своем выступлении в защиту конфедерации, Сталин напоминал 25 апреля 1923 г. участникам заседания секции XII съезда по национальному вопросу: тогдашнее предложение Ленина сводилось к тому, что “мы, Коминтерн, будем добиваться федерирования национальностей и государств. Я тогда сказал... не пройдет это. Если Вы думаете, что Германия когда-либо войдет к Вам в федерацию на правах Украины, - ошибаетесь. Если Вы думаете, что даже Польша, которая сложилась в буржуазное государство со всеми атрибутами, войдет в состав Союза на правах Украины - ошибаетесь. Это я говорил тогда. И товарищ Ленин прислал грозное письмо - это шовинизм, национализм, нам надо центральное мировое хозяйство, управляемое из одного органа” [30].

Что же касается конечной формы государственного и национального социалистического единства, то она в первые годы революции никаких разногласий среди большевиков не вызывала. Непреходящей истиной (по “Азбуке коммунизма” Н.И. Бухарина и Е.А. Преображенского) считалось, что со временем, когда Всемирный федеративный союз “окажется недостаточным для создания общего мирового хозяйства …, будет создана единая мировая социалистическая республика” [31].

Троцкистские представления о путях утверждения социализма на планете Земля в наибольшей степени соответствовали ультрареволюционной ментальности первых лет советской власти и всех 1920-х гг. отечественной истории. Л.Д. Троцкий в этом вопросе нисколько не противоречил В.И. Ленину, ключевая мысль теоретического наследия которого может быть выражена положением: “Дело всемирной пролетарской революции (есть) дело создания всемирной Советской республики” [32]. Л.Д. Троцкий нисколько не противоречил и Конституции СССР 1924 г., объявлявшей образованное в конце 1922 г. интернациональное государство открытым “всем социалистическим советским республикам, как существующим, так и имеющим возникнуть в будущем” [33].

Л.Д. Троцкий стоял на известной точке зрения Розы Люксембург: “при капитализме национальное самоопределение невозможно, а при социализме оно излишне” [34]. Будучи, по его же наблюдениям, русифицированными инородцами, они свой абстрактный интернационализм противопоставляли реальным потребностям развития угнетенных национальностей [35]. Л.Д. Троцкий полагает, что тем самым они объективно возрождали старую традицию русификаторства и великодержавности, с чем трудно согласиться. Абстрактный интернационализм никак не мог соответствовать реальным потребностям также и русского народа. В Наркомнаце не случайно не видели никакой необходимости в русском комиссариате, в то время, как другие народы таковые имели.

Стремление с помощью Наркомнаца решать национальные проблемы в стране без представительства и учета интересов русского народа находило свое выражение не только в отсутствии специального отдела, но и в том, что само участие русских в работе комиссариата считалось вовсе не обязательным, если не скатать вредным [36]. Почти все 20-е гг. XX в. прошли в ожидании мировой революции и готовности к ней. Первое поколение советских людей воспитывалось не для защиты родины, а для всемирных идеалов. В.И. Ленин говорил на IX партконференции (сентябрь 1920 г.) о необходимости красной интервенции на Запад, в этом же духе был составлен приказ М.Н. Тухачевского о походе на Варшаву, Л.Д. Троцкий намечал вторжение в Индию. М.В. Фрунзе писал: “Мы - партия класса, идущего па завоевание мира” [37].

Г.Е. Зиновьев в своем вступительном слове на V конгрессе Коминтерна 17 июня 1924 г. с сожалением отмечал, что произошла ошибка “в оценке темпа” мировой революции, “и там, где надо было считать годами, мы иногда считали месяцами”. Ошибка в сроках (более чем на порядок) объясняла, почему “нам предстоит еще завоевать пять шестых земной суши, чтобы во всем мире был Союз Советских Социалистических республик” [38]. Тем не менее, через три года пришлось признать неточным и темп, “рассчитанный” Г.Е.Зиновьевым.

В 1927 г. в призывах к годовщине революции под 13-м номером значилось: “Да здравствует мировой Октябрь, который превратит весь мир в Международный Союз Советских Социалистических Республик!”. А о сроках говорилось следующее: “Первые десять лет международной пролетарской революции подвели капиталистический мир к могиле. Второе десятилетие его похоронит”. М.Н. Покровский, возглавлявший в начале 20-х гг. XX в. историческую школу, перешедшую на позиции большевистской доктрины, отмечал, что “в переходный период к социализму пролетариат обретает свое отечество, бывшие эксплуататорские классы его утрачивают” [39].

Однако территориальные границы отечества при этом якобы ничего не значили: “Пролетариат не знает территориальных границ ... он знает социальные границы. Поэтому всякая страна, совершающая социалистическую революцию, входит в СССР”. Так продолжается до тех пор, пока “отечеством трудящихся не станет весь мир” [40]. Исторические традиции советского патриотизма при такой его трактовке велись в подавляющем большинстве случаев не ранее чем с 1917 г. Преемственность в истории, таким образом, разрывалась.

§ 3. Отрицание прошлого

Конференция историков-марксистов “установила” в январе 1929 г. полную неприемлемость термина “русская история”, из-за того, что этот старый, унаследованный от царской России термин был будто бы насыщен великодержавным шовинизмом, прикрывал и оправдывал политику колониального угнетения и насилия. По М.Н. Покровскому, “термин русская история”. Устанавливалось далее, что, начиная с XVI в., царская Россия “все более и более превращается в тюрьму народов”, освобождение из которого свершилось в 1917 г. [1].

Термин “великорусская народность” академик Покровский в своих работах заключал в кавычки, подчеркивая тем самым, что народности как таковой давно уже не было [2]. В данном случае это была попытка перевода термина на язык без национального будущего. Оказывалось, что никакого нашествия даже Наполеона на Россию не было, а “войну затеяли русские помещики”. Поражение французской армии объявлялось случайностью [3]. Крымская республика - “должное возмещение за все обиды, за долгую насильническую н колонизаторскую политику царского режима” [4].

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7