Был ли неизбежен Октябрь 1917 года?

Состояние науки находится в тесной связи с состоянием общества и государства. В течение десятилетий прежняя государственная система вытравливала из гуманитарных наук сам дух Науки - возможность существования многообразных гипотез, подходов и представлений. Поэтому совсем не случайно, что новые политические идеи, всколыхнувшие страну во второй половине 80-х гг., не смогли сразу преобразоваться в готовые научные концепции, стоящие к истине ближе, чем прежние. Скорее даже был сделан шаг назад: под влиянием антикоммунистических настроений и в условиях изменившейся политической ситуации, появилось большое число работ, где утверждалось, будто первопричиной всех бед народов России явились большевики: их организационные принципы, разработанные В.И. Лениным, и марксистская доктрина. Этот вывод был предопределен несколькими обстоятельствами.

Во-первых, - влиянием прежней методологии: догматического, выхолощенного марксизма, ориентирующего исследователя на рассмотрение всех процессов через призму решений РКП (б) - КПСС. Являясь правящей, КПСС долгие десятилетия настойчиво внушала массам мысль, что именно она стоит во главе всех социально-политических и экономических свершений. Во второй половине 80-х гг. новая методология еще не сформировалась, поэтому вполне естественно, что внимание исследователей оказалось приковано к доказательству ошибочности и упрощенности старой.

Во-вторых, о многих сторонах и результатах деятельности КПСС общество и исследователи просто не знали, т.к. важнейшие документы были упрятаны в архивы. Когда же архивы и спецхраны начали раскрываться, обнаруженное оказалось неожиданностью. В результате, многие историки отреагировали как простые граждане: назвали следствие причиной.

В конце 80-х гг. началось переосмысление событий 1917 г. и, существовавшей историографии. Было признано, что в предыдущие десятилетия было много сделано для изучения роли большевиков и пролетариата, экономических и социальных предпосылок революций, при этом некоторые выводы оказались ошибочны, например: революции подавалась как планомерно подготовленный процесс, без стихийных взрывов, без участия в нем всех слоев общества.

Е.Н. Городецкий писал: "Нам необходимо избавиться от односторонности в изучении Октябрьской революции, когда исторический процесс рассматривался как действия и события в одном лагере - революционном, а противостоящая ему сила в той или иной мере игнорировалась. Задача заключается в исследовании всех классов общества, всех политических партий, как в их конфронтации, так и в создании различных блоков и соглашений".

В те годы казалось, что искажение великих социалистических идеалов было вызвано глубокими внутрипартийными деформациями 20-30-х гг. Подавляющая часть историков полагала, что достаточно освободиться от этих наслоений, и все встанет на свои места. "Для восстановления исторической правды, - считал В.П. Наумов, - лучше всего обратиться в Ленину, его теоретическому наследию". Так же думал и Н.Н. Маслов: "Мы все время утверждали, что социализм был построен на основе ленинского плана и ему соответствует. А сейчас мы вынуждены признать, что при Сталине произошла грубая деформация социализма, что нам надо очиститься от вызванных сталинизмом наслоений и прийти к ленинскому пониманию социализма". По существу, спор шел о том, насколько хороший социализм построили бы Н.И. Бухарин, Ф.Ф. Раскольников, А.И.. Рыков н другие репрессированные, в сравнении с тем "плохим социализмом", который создали И.В. Сталин, В. М. Молотов, Л.М. Каганович и другие, оказавшиеся у власти в 30-е гг. Такой подход частично сохранялся и в 1990-1993 гг. Продолжали появляться публикации, наполненные новым историческим материалом, но воспроизводящие большевистскую концепцию революции. Такова статья Г.П. Аннина "Пропагандистская работа большевиков Центральной России после свержения царизма". В 1990 г. опубликовал свою брошюру Ф.А. Рашитов "Альтернатива Октября: мирный или насильственный переворот". Автор - явный антисталинист, но ленинец. Характерны названия разделов его брошюры: "Диалектика общего и особенного при переходе к социализму", "Путь России к социализму" и другие. Еще пример - исследование В.Н. Дариенко "Революция и контрреволюция на юго-востоке страны. 1917-1920 гг.". Заложенный в название понятийный аппарат заранее предопределял выводы.

Но одновременно стало высказываться сомнение в правильности марксизма. Прежде всего, начался отказ от классового подхода, который заставлял считать, будто главные роли в событиях того года играли буржуазия в союзе с самодержавием, с одной стороны, и пролетариат с крестьянством - с другой. Одним из первых это сделал В.П. Наумов: "Мне думается, наступило время критически оценить весь наш подход к социальной стратификации русского общества 1917 г., который целиком и полностью базировался на марксистской теории классовой борьбы, строго определившей еще задолго до начала революционного процесса, какие классы и социальные группы являются революционными, а какие контрреволюционными. Соответственно так же категорично разделялись и все политические партии, и политические организации". К этой же мысли пришел В.С. Дякин. Выступая с заключительным словом на международной конференции в Ленинграде 7 июля 1990 г., он сказал: "Мы действительно злоупотребляли общими положениями "буржуазия", "дворянство, "интеллигенция", "рабочий класс", не давая более четких определений и не исследуя как те люди, о которых мы пишем, сами себя воспринимали, как понимали свою роль в обществе и задачи, стоящие перед ними". Этой же проблеме посвятил свою статью В.И. Миллер, где, в частности, отметил: "Классовая принадлежность не является единственным фактором, определившим то или иное отношение к революции". Все это постепенно привело к возникновению в российской историографии немарксистского направления.

Взгляд историков на предпосылки революции 1917 г. принципиально отличается от взглядов прежних десятилетий. Авторский коллектив учебного пособия "История России. ХХ век." (выпущенного институтом истории РАН) констатировал, что попытка советских историков в период с 20-х и вплоть до 80-х гг. включительно выявить предпосылки буржуазной и социалистической революций можно считать безуспешными.

Несомненно, завышение степени зрелости России для социализма определялось политической конъюнктурой, но бросать тень на историков в целом, вряд ли обосновано, поскольку жизнь не давала тогда оснований усомниться в правильности социалистического пути, определить истинный характер преобразований в стране за годы советской власти.

Большинство историков 90-х гг. стало критически оценивать положение о наличии в России к началу 1917 г. предпосылок для буржуазной или социалистической революции. Каждый приходил к этому через изучение своей темы. Основной импульс был задан в связи с изучением политической истории. Так, крупнейший современный исследователь российского либерализма и политических партий В.В. Шелохаев считает: социальная база у всех политических движений оказалась очень узкой, поэтому "любые модели социального переустройства не имели реальных материальных предпосылок для их реализации".

Вместе с тем, отрицая существования предпосылок для буржуазной и социалистической революций, многие историки подтверждают вывод о закономерности политического и социального взрыва, происшедшего в 1917 г. Так, А.А. Искандеров в 1992 г. выделил следующие долговременные исторические факторы, предопределившие события 1917 г.: промедление с отменой крепостного права, падение авторитета церкви, разрыв связей монархии с народом, деструктивность враждебных партийно-политических отношений.

Б.И. Колоницкий, В.И. Коротаев, А.Н. Зориков видят предпосылки в слишком быстрой модернизация экономики, которая не сопровождалась соответствующими изменениями ментальности основных социальных слоeв. В.И. Голдин указывает на целый комплекс предпосылок: "традиция бунтарства как ответ унижение и несправедливость, специфика российской революционности, своеобразное переплетение социалистических и марксистских идей на российской почве, особенности и трудности модернизации, столкновение модернистских и традиционных, почвенных тенденций и др.". По мнению Ю.И. Кирьянова, такая модернизация привела к распространению антипредпринимательских, антибуржуазных настроений. При всей важности сделанных авторами замечаний, нельзя не признать, что основательной проработки проблема пока не получила.

В связи с этим возникает другой принципиально важный вопрос: если в России не было предпосылок для буржуазной или социалистической революции, то как квалифицировать суть событий 1917г.? И здесь появились некоторые новации принципиального характера. Б.В. Ананьич, Е.Б. Заболотный, В.И. Коротаев, В.Т. Логинов и другие объединяют два крупнейших политических события 1917 г. в одну революцию. Появились новые определения ее характера. М. Рейман называет ее "плебейской". В.М. Бухараев и Д.И. Люкшин определяют весь цикл социальных потрясений как "общинную революцию" (подразумевая под этим стремление крестьян, переложить на "чужих" - помещиков, город и государство, - накопившиеся социально-экономические проблемы). Возникает вопрос: какую роль при этом сыграли факторы социальной психологии?

В советской историографии анализ поведения в революции отдельных социальных слоев и групп присутствовал практически в каждом исследовании. Однако массы представляли там скорее объект деятельности революционных партий, чем самостоятельный субъект истории. Принципиально новые подходы пока только формируются. Работающих в этом направлении ученых пока немного, тем не менее, их усилиями в ноябре 1994 г. и ноябре 1995 г. были проведены две конференции: "Революция и человек: социально-психологический аспект", "Революция и человек: быт, нравы, поведение, мораль".

В.Л. Харитонов обратил внимание на то, что при растущем неприятии личности Николая II, монархическая традиция в России оставалась сильной. А.К. Сорокин отметил другую черту: у всех социальных слоев отсутствовал политических опыт, гигантское большинство страны было отстранено от политики, в результате сформировался конфронтационный тип политической культуры.

Принципиальной новизной публикаций этого направления явилось использование гораздо более широкого круга источников, определявших мотивацию действий масс, слоев и групп. Показано также, что реальными факторами социальной истории являются эмоции, иллюзии, слухи, предубеждения, традиции. Отмечается также, что на их появление, а, следовательно, на ход революции могли оказывать влияние обеспеченность данного района продовольствием, близость к железным дорогам, плотность населения, его половозрастные характеристики и др.

Все историки, занимающиеся изучением политических представлений крестьян, - И.К. Кирьянов, П.С. Кабытов, Л.Г. Сенчакова, О.Г. Буховец - считают, что революция 1905-1907 гг., столыпинская реформа и, особенно, первая мировая война привели к разрушению монархических иллюзий. Но даже если иллюзии развеялись, остается открытым вопрос: как это повлияло на ход революции, могло ли этого хватить на то, что бы общество создало более эффективную политическую систему?

В прошлом историки старались изыскать наиболее "передовые" черты политического поведения у пролетариата. Из современных отечественных исследователей наиболее основательно пересматривает этот вопрос Ю.И. Кирьянов. По его мнению, в существующей историографии степень организованности рабочих и политической направленности их выступлений была преувеличена, "рабочее движение, в действительности, было более многообразным по своим формам, более многоликим, чем оно представлено в советской историографии". По подсчетам Н.А. Ивановой в борьбе с хозяевами предприятий и самодержавным строем участвовала очень незначительная часть рабочего класса: в 1910 г. - 1,4%, в 1913 г. - 13, 4%. Что касается политических стачек, то в ходе изучения этого вопроса В.П. Желтова пришла к выводу, что политические стачки были не только немногочисленны, но и не имели революционной направленности. "Выступления, в большинстве случаев, оставались разрозненными, локальными и частичными".

По-новому стала оцениваться общественно-политическая позиция интеллигенции. Если в советской историографии в отношении интеллигенции присутствовала тенденциозность в виде деления этого социального слоя на группы в зависимости, в основном, от степени политического сотрудничества с большевиками и пролетариатом, то Т.А. Абросимова, Д.Б. Гришин, Смирнов полагают, что поведение интеллигенции, падение ее социальной активности в 1907-1914 гг. было вызвано крахом революционных иллюзий.

Важной социальной силой революции в прошлом считались средние городские слои. К сожалению, в 90-е гг. внимание историков к этим слоям (в сравнении с историографией предшествующего периода) сократилось. В 1993 г. П.П. Щербинин опубликовал монографию, в которой средние слои предстают куда менее политизированными, отмечается инертность сознания основной из массы. Но по-прежнему остается открытым вопрос: оставались ли эти слои носителями патриархальных традиций или превращались в модернизирующий фактор? Частично на него отвечает Н.В. Бабилунга, полагающий, что средние городские слои оставались приверженцами старины.

Итак, познавательно важной стороной исследований 90-х гг. является, во-первых, признание отсутствия в России к 1917 г. предпосылок для буржуазной и социалистической революций, во-вторых, отказ от упрощенного, политизированного подхода, характерного для работ предшествующего периода. Однако признание отсутствия предпосылок для буржуазной и социалистической революций не отменяет задачу изучения предпосылок произошедшей революции. В связи с этим по-прежнему остается открытой проблема характеристики сути событий 1917г.

2. Керенский, Корнилов или Ленин?

Революция 1917 г. была русской революцией. Она несет на себе яр-кий отпечаток менталитета народа, демонстрирует трагическую роль расколотости российского общества со времен Петра I. Главное содержа-ние революции - стремление России к демократии, социальному про-грессу. Страна в трудной борьбе искала формы демократической орга-низации.

В угоду политике в советское время сложный, мощный революци-онный процесс оказался расчлененным на три почти изолированные составляющие: Февральская революция, период перехода от Февраля к Октябрю, Октябрьская революция.

В середине февраля 1917 г. власти Петрограда решили вве-сти карточную систему. В нескольких пунктах города перед пус-тыми прилавками магазинов вспыхнули беспорядки. 20 февраля администрация Путиловских заводов объявила локаут из-за пе-ребоев в снабжении сырьем, тысячи рабочих оказались выбро-шенными на улицу. Заседавшая с 14 февраля Государственная дума еще раз подвергла уничтожающей критике “бездарных министров” и потребовала их отставки. Был создан комитет для подготовки демонстрации 23 февраля. Большевики, считавшие эту инициативу преждевременной, присоединились к ней только в последний момент.

Демонстрация была мирной, спокойной, почти радостной. В центре города к идущим от Выборгской стороны присоедини-лись многочисленные мелкие служащие, студенты и просто гу-ляющие. Здесь они провели демонстрацию против царизма. Власти сочли это выступление проявлением простой “боязни го-лода”, не представляющим опасности. Поэтому они ограничи-лись вывешиванием объявлений, убеждающих население в наличии в городе запасов зерна.

На следующий день забастовали почти все заводы. Произошло несколько жестоких столкновений с конной полицией. Размах движения и относительная пассивность властей удивили и участников и свидетелей. На третий день роль большевиков, основных организаторов демонстраций, стала впервые заметной. На четвертый день, в воскресенье 2 6 февраля, с окраин к центру города снова двинулись колонны рабочих. Солдаты, выставленные властями в заслоны, отказались стрелять по рабочим. Офицерам пришлось стать пулеметчиками. Более 150 человек были убиты в тот день.

В ночь с 26 на 27 февраля солдаты нескольких лейб-гвардейских полков (Павловского, Волынского, Преображенского) взбунтовались против своих офицеров, которым они не могли простить приказа стрелять в толпу. Победа революции была обеспечена утром 27 февраля, когда демонстранты начали братание с солдатами.

Страницы: 1, 2, 3, 4