Принципы текстового анализа

Принципы текстового анализа

23

План работы

1. Поэтика и интерпретация. Лингвистическая поэтика

2. Схема и понятие

3. Сцены как вариативное начало в составе рамки содержательной конструкции текста

4. Смыслы и значения

5. Понятие содержания текста

6. Виды схем

7. Многоуровневое представление о понимании идейно-художественного текста

8. Растягивание смысла

9. Перевыраженность

10. Цельность versus целостность

11. Цельный versus комплексный анализ интенции текста

12. Замысел автора не тождествен смыслу текста

13. Герменевтический круг

Вопрос об определении поэтической функции языка не может быть решен посредством механического обобщения всех текстов, которые кто-либо когда-либо по каким-либо основаниям называл поэтическими. В этой связи необходимо взаимодействие содержательной гипотезы (в нашем случае в качестве таковой привлекается гипотеза об идейности как критерии художественности) с наблюдениями над риторико-герменевтической организацией реальных текстов культуры. Суть текстового анализа в соответствии с филологической традицией ХХ века может быть определена как выявление путей формирования смысла, способа его раскрытия сознанию читающего в процессе чтения (ср.: Барт 1980: 308). Предполагается, что этот способ находится в зависимости от типа интенции беллетристического текста и может быть охарактеризован с точки зрения формата интерпретации и соответствующих схем категоризации языковых явлений текста.

Текст в предельно узком лингвистическом понимании представляет собой "языковой материал, фиксированный на том или ином материальном носителе ... с помощью начертательного письма (обычно фонографического или идеографического)" (Богданов 1993: 5). При этом часто противопоставляемые в лингвистической литературе термины речь и текст будут "видовыми по отношению к объединяющему их видовому термину дискурс" (там же: 5-6). Как настаивает М.Л. Макаров, выделенные здесь курсивом термины не образуют выраженных дихотомических пар (Макаров 1998: 72). Соответственно наиболее широким термином видится дискурс, включающий в себя все, что говорится и пишется, и понимаемый как речевая деятельность, являющаяся "в то же время и языковым материалом" (Щерба 1974: 29). Таким образом, текст можно определить как материально зафиксированный след дискурса.

В качестве наиболее общего (целостного) определения понятия текста можно прибегнуть к следующей формулировке. Текст - не что иное, как пространство смыслопостроения. Текст является многогранным и многоуровневым образованием и включает в себя: a) объективно зафиксированную в пространстве (и времени) линейную последовательность языковых знаков (например, в виде печатных знаков в книге), б) опредмеченную модель мира, в) заданную набором особых (текстовых) средств отправную площадку смыслопостроения (систему площадок). Деятельностное начало в текстопроизводстве и текстовосприятии втягивает текст в орбиту наук о языке и о культуре.

Как уже установлено и обосновано в отечественной теории текста В.В. Виноградовым (1971), языковые тексты, функционирующие в разных сферах общения, представляют собой принципиально нетождественные структуры, несмотря на то, что они могут объединяться в сознании говорящего однородными элементами языка, будь то слова или синтаксические конструкции (об этом подробнее: Рождественский 1979:16). Нетождественность текстовых структур, обусловленная различием общественно значимых коммуникативных функций текста, образует проблемное поле лингвистической поэтики, трактующей типы языковых текстов и способы их индивидуации.

Индивидуация трактуется как рефлективное усмотрение (деятельность и результат) внутривидового уникального, самобытного начала в предмете на фоне родовых и видовых признаков. Индивидуация способствует оптимальному действованию человека в любой конкретной ситуации практической деятельности. Поскольку подлинно художественные тексты отличаются от серийной литературной продукции, освоение их содержательности предполагает со стороны реципиента индивидуацию авторской программы тексто- и смыслопостроения.

Согласно Цветану Тодорову, мнение которого мы здесь разделяем, поэтика и интерпретация взаимодействуют на основе отношения конструктивной взаимной дополнительности: "Интерпретация одновременно и предшествует и следует за теоретической поэтикой - понятия последней вырабатываются в соответствии с потребностями конкретного анализа, который, в свою очередь, может продвигаться вперед лишь благодаря использованию инструментов, выработанных общей теорией. Ни один из этих двух видов исследований не может считаться первичным по отношению к другому: они оба вторичны" (Тодоров 1975: 43). Иными словами типологический и индивидуационный подходы интерпретатора к художественному тексту при непосредственном рассмотрении отдельного предметного текстового образца образуют своего рода герменевтический круг - гармонию понимания.

Процесс интерпретации текста читателем непосредственно развивается не по понятиям, а по схемам. Имя "схема" восходит к греческому schema - "наружный вид" (КФЭ 1994: 444).В отличие от формульного, словесно-логического в основе своей и бытующего в интеллекте понятия, лежащая в основе чувственных представлений, даже самая обобщенная схема в основе своей эмпирична, "интуитивно-чувственна". И. Кант определяет схему прежде всего как "чувственное понятие", как посредника между категориями и чувственностью. В противоположность схеме как чувственному понятию понятие в собственном смысле мыслится как итог познания предмета, явления. Схемы, фундированные в факте преемственности человеческого опыта, существуют в человеческой практике как род всеобщего уже до построения понятия: "...схема вещи существует как готовая, не в форме понятия и не в "строгой" всеобщности, как того потребовало бы научное сознание, но в более свободной форме и нередко с принудительной силой. Это всеобщее есть просто осадок опыта и проявляется в нашем понимании предметов как "эмпирическая аналогия", которая как таковая совсем не обязательно должна быть понята, - можно было бы сказать: вроде наезженной колеи представления, по которой нет необходимости идти дальше для знания нового и которая поэтому находится в некой индифферентности по отношению к объективному соответствию или несоответствию" (Гартман 1959: 74). В силу опытной природы своего становления схемы обладают свойством возможного опытного усовершенствования с помощью или без помощи построения индивидом понятия о схемах в целом или о содержании конкретных схем. Существенными признаками схемы является наличие в ней постоянного каркаса, заполняемого переменными, и возможность одной схемы опираться на другие схемы (или подсхемы) (Lenk 1993: 100-101).

Отчет о конкретных схемах в виде понятия позволяет (в известной мере) не только контролировать процесс своего восприятия, но и транслировать схемы восприятия от одного человека к другому (ср.: Богин 1989: 4). Применительно к проблеме текстовосприятия можно говорить о более или менее удачных схемах интерпретации текста. Понимание характеризуется как выявление обобщающих и стабильных схем ("теорий") на основе соотнесенных между собой конкретных наблюдений ("данных") (Chafe 1994: 10). Полнота и точность как основные качественные параметры понимания находятся в зависимости не от простого количества привлеченных понимающим схем, а от выбора или выработки схем, оптимальных для понимания интенции соответствующего текста. Мерой качества схемы является глубина понимания при помощи схемы, или те смыслы, которые конкретная схема выявляет. Те свойства объектов, для восприятия которых человек не располагает схемами, не воспринимаются им вообще и даже не оставляют эффекта пробела в восприятии (ср.: Найссер 1981: 89, 105). Для осознания такого рода пробела воспринимающий нуждается в дополнительных специальных стимулах.

С точки зрения интерпретативного подхода мир в той мере, в какой он вообще воспринимаем и воспроизводим, представляет собой "функцию", реализацию схем интерпретации, а потому он зависит от нашей интерпретации. Мир может истолковываться в результате употребления знаков, систем понятий и символов, также зависящих от интерпретации. Понятие схемы с необходимостью лежит в основе моделирования интерпретации текста (Fenstad et al. 1987: 1-3; Gumperz 1982: 21).

Способность схем объединяться в иерархические структуры послужила основанием для появления предложенного М. Минским научного понятия рамки (англ. frame), или фрейма, понимаемого как рамочная структура данных для представления больших массивов стереотипных ситуаций (Минский 1979). Критика понятия фрейма, обоснованная главным образом его статичностью и свойственной всякому понятию ограниченностью объяснительной способности (ср.: Найссер 1981), не может рассматриваться как некое непреодолимое препятствие к использованию. Злоупотребление не отменяет употребления. Важным парным по отношению к фрейму (буквально - рамке) понятием может выступить понятие сцены, трактуемое как содержательное наполнение фрейма - типичные, а в основе своей прототипические (Fillmore 1975: 125-127) ассоциативные представления, более или менее наглядные (Talmy 1977: 612), связанные с определенным понятием, но не обязательно сводимые к какому-то жестко сформулированному концепту. Понятия сцены и фрейма связываются посредством "перспективы" (Fillmore 1977: 80). Те или иные сцены в составе фрейма могут выдвигаться на передний план или оттесняться из поля усмотрения читателем в зависимости от определенной предпочитаемой в ходе построения и верификации гипотетических интерпретаций иерархии превосходства (saliency hierarchy).

Понятие сценария обычно определяется как "набор объединенных временными и причинными связями понятий низшего уровня, описывающий упорядоченную во времени последовательность событий" (Schank 1982; Петров, Герасимов 1988: 8). Более кратко понятие сценария можно определить как логически мотивированную последовательность представленных в тексте сцен, соответствующую тому или иному понятию или идее.

Важным методологическим моментом в анализе текстовой содержательности служит различение концептов "смысл" и "значение". Впервые дистинкция "смысл / значение" была произведена немецким логиком Готлобом Фреге (1848-1925) в статье 1892 года. "О смысле и значении". Приводя два выражения (имени - в терминологии автора) "вечерняя звезда" и "утренняя звезда", Г. Фреге обращает внимание на то, что в обоих случаях имеется в виду одно и то же значение (денотат, референт) - планета Венера (Frege: 1892). Однако хотя значения этих высказываний (имен) совпадают, по смыслу они различаются, поскольку отмечают, фиксируют разные, не совпадающие ситуации понимания. При понимании предложения в реальном акте общения согласно концепции Фреге схватывается его смысл (Sinn), не равный значению (Bedeutung). Л.С. Выготский показал, что значение знака - "только одна из смысловых зон, в которую слово попадает в каком-либо контексте". К настоящему времени в науке накоплено много альтернативных предложенному Фреге определений значения, но общим остается представление о подвижности смыслов языкового выражения в разных контекстах употребления и об устойчивости и неизменности его значения (Кёпеци 1977: 44, 45).

На принципиальность разграничения понятий "смысл" и "значение" с позиций деятельностного подхода указывает Г.П. Щедровицкий в статье "Смысл и значение" (Щедровицкий, 1974). "Конструкции значений" выступают как "вторичные понимания". При этом если "значение" (денотат) в понимании Г. Фреге предстает как "объект оперирования", то в рамках концепции Г.П. Щедровицкого под "значением" понимаются связи между словами и "объектами" (или "предметами", выраженными в других словах). Таким образом, значения существуют не просто природно (как у Фреге), но и в деятельности и культуре. Как указывает Г.П. Щедровицкий, значения и смыслы (или процессы понимания) связаны между собой деятельностью понимающего человека, являются разными компонентами этой деятельности. Одновременно значения и смыслы являются и разными компонентами знака как определенной организованности в составе деятельности (там же: 98-101).

В филологических исследованиях вместо термина "смысл" часто необоснованно употребляется термин "мысль". Следует отметить, что мышление и понимание не сводимы друг к другу. Мышление в контексте акта коммуникации выступает как операционально-объектное выделение или созидание содержания и выражение его параллельно создаваемой знаковой форме текста, причем "смысл" может быть рассмотрен как "побочный продукт процесса мышления". Посредством же понимания восстанавливается структура смысла, заложенная в текст процессом мышления. Понимание осуществляется посредством мышления, и в то же время мышление осуществляется среди прочего посредством понимания (Щедровицкий, Якобсон 1973).

Другое важное разграничение относится к понятиям текстового смысла и смысла (интенции) целого текста. Понятие "смысл целого текста" используется нами, по определению Г.П. Щедровицкого, как "та конфигурация связей и отношений между разными элементами ситуации деятельности и коммуникации, которая создается или восстанавливается человеком, понимающим текст сообщения" (Щедровицкий, 1974: 93-94). В этой связи смысл целого текста может быть определен как смысл многих текстовых смыслов, тогда как под последними будут иметься в виду устойчивые в читательском усмотрении при опоре на данные текста интенциональные образования (в терминах гуссерлианской феноменологии сознания - ноэмы).

Местонахождением смысла является деятельность по пониманию текста, а не материальный объект, произведение. Деятельность определяется как человеческий способ отношения к природе и людям, осознанная и целенаправленная активность. Само понятие человеческой жизни может интерпретироваться как система сменяющих друг друга деятельностей (см.: Леонтьев 1977: 81, 109). Деятельность, направленная на природный предмет, превращает его в продукт и начинает существовать в опредмеченной форме. Процесс перехода деятельности в продукт называется опредмечиванием (Маркс 1955: 94, 121). Сложный процесс восстановления (и освоения посредством применения духовных сил и способностей) человеком опредмеченной в продукте деятельности называется распредмечиванием. Содержательность художественного текста предполагает читательское оперирование интерпретационными конструктами предельно крупного масштаба, затрагивающими вопросы целей и форм человеческого бытия. Эти смысложизненные вопросы продемонстрированы к усмотрению при помощи требующей распредмечивания игры многообразных форм языковой культуры.

Проблема разграничения сведений, получаемых читателем текста о некотором фрагменте действительности, и собственно смысла текста всегда занимала ученых. Уже у Оригена (ок. 185-254 гг.) и у Прокла (412-485 гг.) различаются телесный и духовный содержательные слои текста (Петров 1997). Г. Фреге (1892г.) ввел в науку о высказывании понятие значения (класса денотатов) и контекстуального смысла выражения. Множество подходов в типологии содержательности текста заявили о себе в ХХ веке: фабула и сюжет (Л.С. Выготский), локуция, иллокуция и перлокуция (Дж. Серль), тема и идея и т. д.

С точки зрения языкового способа данности в тексте понятие смысла сближается с понятием косвенной номинации. А.И. Новиков (1997) трактует понятие смысла как умозаключение, особого рода вывод из сказанного. Смысл связывается с текстовой организацией, указывающей на имплицитный характер замысла автора. Противопоставляемое смыслу понятие содержания определяется ученым как модель фрагмента действительности, базирующаяся на денотативных (референтных) структурах, отражающих объективное положение вещей в мире. Исследователем подчеркивается факт различной степени расхождения между содержанием и смыслом текста в различных жанрах (Новиков 1997: 110-112). Данная трактовка понятия содержания представляется верной, но требующей определенной нюансировки. Само представление о смысле художественного текста как о разновидности умозаключения нам представляется однобоким и не учитывающим специфику художественной коммуникации.

Страницы: 1, 2