скачать рефераты

скачать рефераты

 
 
скачать рефераты скачать рефераты

Меню

Творчество художника П.П. Кончаловского скачать рефераты

Творчество художника П.П. Кончаловского

РЕФЕРАТ

по культурологии

ТЕМА: № 89 Творчество художника П.П. Кончаловского

План:

1. Эволюция портретной живописи П.П.Кончаловского

Живопись П.П. Кончаловского

Советская портретная живопись—органичная и весьма существенная часть

искусства социалистического реализма, отмеченная всеми важнейшими его

признаками. В то же время она является, как уже говорилось, столь же

неотъемлемой частью мирового искусства, одной из самых своеобразных и (мы

можем уже сегодня это утверждать) самых значительных вех на пути

исторического развития портрета.

Жизненная и эстетическая сущность интересующего пас жанра

предопределена прежде всего советской действительностью, открывшей новый,

социалистический мир и новую, социалистическую личность. Вместе с тем его

реалистическая природа связана с лучшими традициями мирового искусства

портрета, складывавшимися на протяжении веков. Реализм, лежащий в основе

этих традиций, имеет не только свою историю, но и свою постоянно

развивающуюся структуру.

Мы говорили, что не всегда искусство той или иной эпохи является прямым

развитием каких-то главных тенденций искусства эпохи предыдущей. Бывает,

что и человек несет в натуре своей больше черт прародителей, чем отца и

матери. Однако в большинстве случаев родительские свойства все же

доминируют. И потому опытный психолог, определяя генезис характера

изучаемого человека, прежде всего обращается к характерам его родителей.

Так поступим и мы в этой небольшой главе, где рассмотрим непосредственные

истоки советской портретной живописи.

Тяга к монументализации портретного образа характерна для многих

молодых русских живописцев той поры, в частности П.П. Кончаловского, а

также для ряда молодых армянских, грузинских, украинских мастеров. Причем,

как мы увидим, творческие истоки ее весьма разнообразны.

С особой наглядностью отмоченные позитивные и негативные стороны

деятельности бубнововалетцев выразились в творчестве П. Кончаловского.

Родословная Кончаловского-портретиста весьма обширна и многопланова.

При всем том в ней прослеживается очень мудрая внутренняя логика,

свидетельствующая о большой определенности характера дарования живописца и

ясной целеустремленности, редкой бескомпромиссности его, казалось бы,

всеядной художнической натуры. Он жадно впитывал все, что было так или

иначе родственно его таланту, и решительно противостоял влияниям (порой

очень заманчивым и ярким), с его талантом не совместимым. С большим

почтением относился юноша Кончаловский к Репину, был близок с Серовым,

дружен с Врубелем. Но не один из этих великих портретистов не оставил

сколько-нибудь заметного следа в формировании его портретного стиля. Ему

была далека “чисто психологическая экспрессия” этих мастеров. Из всех

корифеев русской живописи только Суриков с его широким и могучим

темпераментом, весомо материальным, красочно щедрым живописным языком нашел

в Копчаловском благодарного продолжателя.

Говоря об этой преемственности, имеется в виду продолжение лишь одной

из многочисленных граней творчества Сурикова, связанной с ярким

жизнеутверждением прекрасной человеческой плоти, которое чудесно выразилось

в буйно-радостном “Взятии снежного городка” и особенно — в полнокровных

суриковских портретах. Кончаловский часто с восхищением вспоминал слова

великого мастера о том, что греческую красоту и в остяке найти можно,

считая их ключом; пониманию основной задачи портретиста. Суриков в свое

время похвалил едва ли не первый портрет, написанный Кончаловским (тогда

еще гимназистом), —портрет сестры в красной кофточке на сером фоне. отдав

должное “горячему колориту” юного автора. Во многом через Сурикова пришла

впоследствии к молодому художнику глубокая влюбленность в великих

европейских мастеров XVI и XVII веков, в том числе в таких непревзойденных

портретистов, как Типиап. Рембрандт. Веласкес.

Суриков — наиболее глубокая, устойчивая, быть может, главная,

органичная привязанность Кончаловского. Но не единственная и не постоянная.

По настоящему он придет к Сурикову лишь в пору своей творческой зрелости. А

пока свойственная молодым одаренным натурам тяга к новому, современному

влекла Кончаловского в мир творческих дерзаний конца XIX — начала XX века,

который был создан импрессионистами и на “развалинах” которого строили свое

искусство постимпрессионисты. Ван Гог, Сезанн, Матисс — вот кто особенно

притягивает к себе Кончаловского в предреволюционные годы.

Под сильным воздействием Матисса создано одно из самых известных

полотен молодого Кончаловского — портрет художника Г. Б. Якулова (1910). То

было произведение, призванное, по замыслу автора, взорвать некие

застоявшиеся, рутинные формы портретной живописи. Совершенно искренне, в

самом “неприкрытом” виде хотел Кончаловский в этом образе противопоставить

излюбленной многими художниками “миловидности, причесанности и

прилизанности” портрета то, что считалось, по общему мнению, безобразным, а

на самом деле было, как утверждал мастер, чрезвычайно красивым. “Показать

хотелось красоту и живописную мощь этого мнимого “безобразия”, показать

самый характер Якулова”, — вспоминал Кончаловский. При всей шокирующей, на

первый взгляд, образной структуре портрета в нем, бесспорно, нашла

отражение та “живописная мощь”, которая пленила Кончаловского в

полюбившейся ему модели. Отразился в нем и “самый характер” Якулова —

артистически яркий, острый, оригинальный. В. С. Кеменов считает, что

Кончаловский в этом портрете “достиг большего”, предугадав “характер

дальнейшего творчества Георгия Якулова”. Это верно. Но верно еще и другое.

Портрет Якулова во многом предвосхищал и дальнейшее творчество самого

Кончаловского. Не будь этого дерзкого опыта, возможно, не было бы ни

портрета Мейерхольда, ни портрета Пушкина, ни других значительных

послереволюционных полотен Кончаловского, чем-то родственных его “Якулову”.

В середине 20-х годов на основе (или, вернее, на руинах) “Бубнового

валета” возникло общество “Московские живописцы”. В его декларации, как и в

декларациях других рассмотренных нами группировок, во главу угла был

положен реализм. Особо подчеркивалось, что “общество ставит себе задачей

действительный синтез современного содержания и современной реальной

формы”. Однако путь не только к осуществлению, но даже и к самой постановке

такой задачи был длителен и тернист, шел через преодоление немалых

трудностей, требовал от художников решительных жертв, сознательного отхода

от вошедших уже в привычку модернистических живописных концепций.

В этом отношении очень показательна эволюция портретного творчества П.

Кончаловского.

Светлое, полнокровное, жизнерадостное искусство Кончаловского-

портретиста представляет очень яркую и плодотворную ветвь советской

живописи. Однако долгое время оно не привлекало специального внимания

искусствоведов. Слишком живучим было предубеждение против портретов

Кончаловского, о которых часто приходилось слышать, что они да, в сущности,

не что иное, как разновидность натюрмортов живописца, лишний раз

подтверждающая “вещность” его художественного мировосприятия. Отвечая на

подобные упреки, Кончаловский говорил: “Разумеется, форма и цвет всюду

существуют по одним и тем же законам, но никак не значит, что к человеку

можно относиться в живописи так же, как к бутылке какой-нибудь. И мне очень

странно слышать обвинения в натюрмортности, предъявляемые теперь к моим

портретам. Они могут быть несовершенны по живописи, пусть даже плохи, но

это совсем не потому, что я и теперь подхожу к человеку с точки зрения

вещности природы. Это кончилось еще со “Скрипачом”, в 1918 г. В портретах,

написанных до той норы, я действительно искал вещности, натюрмортности,

потому что искал ее во всем. Но для портретов, написанных после революции,

такое обвинение необоснованно, в корне противоречит моему пониманию

искусства живописи”. Это очень важное признание. Пожалуй, ни у кого из

портретистов Октябрьская социалистическая революция не вызвала столь

решительной, можно сказать, коренной перестройки творческого метода, как у

Кончаловского. Давнишняя тяга вечно кипучего и беспокойного художника к

“каким-то новым методам”, в поисках которых он, но его собственным словам,

ухватился за Сезанна, как утопающий за соломинку, помогла Кончаловскому в

советские годы обрести более широкую и прочную творческую опору.

Действительно, этот новый метод, пришедший на смену затянувшимся

экспериментам Кончаловского, впервые открыл в нем могучего зрелого мастера

реалистического портрета. Впрочем, зрелость пришла не сразу.

Перелом, как о том свидетельствует сам художник, обозначился в

“Скрипаче” — портрете оркестранта Большого театра Т. Ф. Ромашкова (1918г.).

И дело не столько в том, что при всей своей внешней модернистичности

“Скрипач” написан сравнительно жизненно, сколько в идейно-творческих

предпосылках, породивших эту жизненность.

1918 год, в котором был создан “Скрипач”, первый год революции —

“переломная” дата в творческой биографии многих художников. У Блока его

знаменуют “Двенадцать”, у Петрова-Водкина — известный “Автопортрет”, у

Рылова — “В голубом просторе”, у Коненкова — мемориальная доска

революционеров. Думается, в этом была некая историческая закономерность,

способствовавшая возникновению именно в ту нору у ряда мастеров совершенно

исключительного духовного подъема.

Примерно таким же внезапным для художника духовным подъемом,

перевернувшим многие из его, казалось бы, незыблемых, чувств и

представлений, был вызван “Скрипач” Кончаловского.

“Скрипач” показался тогда мне как-то выпадающим из общего хода

живописи, каким-то необыкновенным. До тех пор меня сильно притягивала

именно вещность природы, телесность, а здесь противно даже было думать о

мясе, костях, человеческом скелете: так хотелось, чтобы все было

одухотворенным, совершенно лишенным вещности, земной плоти”,— вспоминал

художник. Кончаловскому тогда казалось, что эта одухотворенность шла от

музыки Баха, которую исполнял Ромашков во время сеансов и которая

преображала невзрачный в быту облик скрипача. Возможно, что было именно так

и на самом деле. Но очевидно также и то, что одухотворенность модели

встретилась и слилась с той особой одухотворенностью самого художника, о

которой мы говорили выше и возникновение которой следует связывать не

только с музыкой Баха.

Кончаловский долго присматривался и “прислушивался” к Ромашкову, долго

“прицеливался” к портрету, делал зарисовки, но писал недолго — всего лишь

один сеанс. По сути дела портрет недописан и выглядит как этюд. Художник

умышленно отказался от дальнейшей работы над ним, боясь испортить. И

поступил, конечно, правильно.

Музыка, одухотворившая своего исполнителя, должна была, по замыслу

живописца, дать ключ и к формальному решению портрета. Фигура играющего на

скрипке Ромашкова мыслилась Кончаловскому как бы сотканной из математически

строгих и логически стройных звуков Баха. Музыкальные ноты как-то сами

собой обращались, по мнению художника, в окрашенные плоскости холста, самые

ничтожные музыкальные намеки раскрывали какие-то глубочайшие истины

живописи. Мастер говорил, что за работой над этим портретом он получил

новый урок искусства подходить к природе.

Многое из того, о чем мыслил и что чувствовал художник, создавая

“Скрипача”, безусловно, передалось портрету. Правда, Кончаловский не был

рожден для чисто духовной трактовки образа. Как ни отрекался он в тот

момент от "телесности", его музыкант далеко не бесплотен, как ни

открещивался от “мяса” и “костей”, руки, держащие скрипку и смычок, весьма

увесисты. А большая коренастая фигура Ромашкова, широко развернутая на

холсте, отнюдь не парит в воздухе. Напротив, благодаря точке зрения снизу

она как бы наседает на нас. Но не это в портрете главное. При всей своей

материальности, бесспорно, восходящей к Сезанну, геометризованные формы

“Скрипача” отнюдь не застыли, не неподвижны. И тут не только движение

смычка по струнам или пальцев по грифу скрипки. Тут нечто большее.

Внутреннее движение разлито во всей фигуре. Оно отражается и в едва

намеченных, но выразительных и не лишенных портретной индивидуализации

чертах сосредоточенного лица музыканта. Это пронизывающее весь портрет

движение создается очень активной игрой цветовых пятен, лепящих образ,

мерцанием неожиданного для Кончаловского тех лет неяркого тонального

колорита, построенного на сочетании серых, синих и охристых красок.

Мы не склонны разделять убежденность художника в том, что портрет

Ромашкова соткан из музыкальных форм. В этом смысле, он не идет ни в какое

сравнение с истинно музыкальными портретами, скажем, Кузнецова или

Чернышева. Но он соткан из одухотворенной плоти. Более того, живописец как

бы передает самый процесс ее формирования. И в этом большая утверждающая

сила образа.

Кончаловский еще не ушел от Сезанна, но он навеки порывал с его

эпигонами, вставшими на противоположный путь — разложения, а в конечном

счете разрушения образа человека.

Обнаружившая себя в “Скрипаче” тяга художника к проникновению во

внутренний мир человека отныне становится непременным свойством всех

наиболее значительных работ Кончаловского-портретиста. Она естественно

обусловила и соответствующее расширение круга активно осваиваемых традиций.

Кончаловский обращается к Рембрандту.

Мы знаем, что Рембрандт не однажды приходил на помощь многим

выдающимся мастерам в наиболее трудную, подчас критическую пору их

творческого созревания, когда появлялось особенно сильное стремление к

углубленному образу. Так было, к примеру, с Делакруа. Так было и с недавним

кумиром Кончаловского Ван Гогом.

Кончаловский избирает очень оригинальный способ обращения к великому

голландскому живописцу. С присущей ему прямотой и смелостью он решает по-

своему повторить какой-либо рембрандтовский мотив. Выбор пал на

“Автопортрет с Саскией” — одно из самых жизнерадостных и, следовательно,

наиболее близких Кончаловскому по духу произведений. Художник решил

написать парный портрет — себя и жену — в обстановке и позах, близких

рембрандтовским.

“Автопортрет с женой” (1923г.) — одна из существенных вех на пути

Кончаловского к новому методу, открывшемуся перед художником в советские

годы. При всей откровенной схожести с картиной Рембрандта — это вполне

Страницы: 1, 2