Теория языкознания
рыло подохнуть зенки
буркалы
----------------------------------------------------------------------------
----
Исторические изменения в лексической системе языка
В то время как синхроническая лексикология ставит своими задачами описание
лексических ресурсов языка в данный период его существования и
функционирования, на долю диахронической (или исторической) лексикологии
приходятся такие задачи, как выяснение того,
что в лексиконе данного языка (и почему) устойчиво сохраняется на
протяжении многих столетий и даже тысячелетий,
что и на каком этапе исторического развития, какими путями было
приобретено,
что и по какой причине оказывалось в тот или иной период утраченным.
В отличие от диахронической фонологии, которая в основном замкнута на
изучении внутриязыковых звуковых законов, историческая лексикология
постоянно обращается к фактам истории народа, который является носителем
этого языка, к изменениям в географических, экономических, политических
условиях его существования, к развитию его материальной и духовной
культуры, к техническим и технологическим достижениям, к характеру его
контактов с другими культурами и этносами, к языковой ситуации, в которой
функционировал в тот иной исторический период исследуемый язык.
Передаваясь по традиции во времени, язык должен обеспечивать непрерывность
общения, возможность взаимопонимания между представителями смежных
поколений. И эта непрерывность поддерживается тем, что в лексиконе языка от
прошлых эпох сохраняется значительное количество слов и фразеологизмов,
звуковая сторона которых не испытала серьёзных изменений и семантический
потенциал которых всё ещё позволяет говорить об одних и тех же реалиях.
Так, в современном русском языке имеется немало слов, восходящих к
праиндоевропейскому лексическому фонду. Современное индоевропейское
языкознание пришло к выводу, что первоначальный индоевропейский язык был не
единой системой, а совокупностью диалектов родственных племён, которые в
процессе своих миграций контактировали и сближались то с одними, то с
другими племенами.
Племена, диалекты которых легли в основу общеславянского, первоначально
были тесно связаны с племенами - носителями индоиранских языков, особенно с
иранскими племенами.
После разъединения с индоиранцами славянские племена сближаются с
балтийскими. Славянский и балтийский в последние вв. до н.э. - первые вв.
н.э. вместе с германскими, кельтскими и италийскими племенами объединяются
большим рядом фонетических, морфологических и лексических черт, позволяющих
говорить об общеевропейском языковом единстве.
В рамках этого единства сближение славянских языков с германскими
наметилось относительно поздно (до этого германский и славянские языковые
ареалы были разделены балтийским ареалом).
В приводимых ниже примерах называются слова современного русского языка,
имеющие своими истоками либо индоевропейские слова, либо индоевропейские
корни как общеиндоиндоевропейского, так и общеевропейского фонда:
* мать (др.-инд. mata, matar-, авест. matar, тохар. macar, ново-перс.
madar, арм. mair, греч. meter, алб. motre, лат. mater, ирл. mathir),
* сын (лит. sunus, др.-прусск. souns, вин. п. sunun, др.-инд. sunus, авест.
hunu-, гот. sunus, др.-в.-нем. sunu, греч. hyiys, тохар.А se, тохар. Б
soya)
* дочь (др.-инд. duhita, авест. dugedar-, тохар. А ckacar, тохар. Б
tkacer, арм. dustr, греч. dygater, гот. dauhtar, нем. Tochter, англ.
daughter),
* сестра (лит. sesuo, др.-прусск. swestro, др.-инд. svasar-, арм. k'oir,
гот. swistar, лат. soror, др.-ирл. siur, тохар. sar)
* брат (др.-инд. bhrata, авест. bratar-, тохар. pracar, греч. frater,
frator, лат. frater, ирл. brathir, нем. Bruder, англ. brother),
* вдова (др.-инд. vidhava, авест. vidava, лат. vidua, гот. widuwo, др.-в.-
нем. wituwa),
* овца (др.-инд. avika, лит. avis, латыш. avs, греч.ois, лат ovis, ирл.
oi, др.-в.-нем. ou),
* небо (др.-инд. nabhas 'туман, пар, небо', авест. nabah- 'воздушное
пространство, небо', греч. nepho 'облако', лат. nebula, др.-в.-нем. nebul
'туман'),
* ветер (лит. vetra 'буря', др.-прусск. wetro 'ветер', лтш. vetra 'буря,
непогода', др.-инд. vatas 'ветер', vayati 'веет', авест. vata- 'ветер',
вероятно гот. winds 'ветер' < *vento-),
* вода (лит. vanduo, др.-в.-нем. wazzar, гот. wato, греч. hydor, др.-инд.
udakam, uda-, udan- 'вода'),
* снег (др.-прусск. snaygis 'снег', лит. sniegas, латыш. sniegs, гот.
snaiws, лат. nivit 'идёт снег', др.-ирл. snigid 'идёт снег, дождь', др.-
инд. snihyati 'мокнет, становится клейким, прилипает'),
* зима (латыш. ziema, др.-прусск. semo, др.-инд. himas, авест. zimo 'мороз,
зима', греч. cheima, лат. hiems).
Общеиндоевропейского происхождения также слова два, три, четыре, пять,
шесть, семь, восемь, девять, десять, стоять, сеять, умереть, жить, быть,
вертеть, зерно, ночь и многие другие.
Множество исконных русских слов восходит к общеславянскому и
общевосточнославянскому корнеслову.
Из общеславянского фонда (до 6 в.) унаследованы слова (не исключено и их
более древнее происхождение): золото, серебро, железо, медь, олово, глина,
олень, тур, медведь, лиса, ворона, заяц, голова, рука, нога, чело, лоб,
желудок, палец, борода, плечо, бок, бедро, ладонь, яма, поле, озеро, пруд,
брод, вечер, вчера, завтра, месяц, весна, час, туча, холод, жара, гром,
липа, тополь, ель, верба, жёлудь, тыква, гриб, слуга, сосед, холоп, племя,
посол, суд, войско, стража, вера, надежда, страх, гнев, разум, воля, дух,
стыд, грех,вина, кара, рай, бог, чёрт, свобода, слава, мощь, сила, мудрый,
глупый, добрый, злой, скупой, щедрый, милый, хитрый и т.д.
К древнерусскому (общевосточнославянскому) возводятся слова совсем, галка,
говорун, снегирь, ледяной и др. После 14-15 вв. появляются собственно
русские слова.
Точно так же современный немецкий язык сохранил в своём лексиконе множество
слов и корней, унаследованных от общеиндоевропейской, общеевропейской,
общегерманской и общезападногерманской эпох. В общегерманском и в фонетике,
и в морфологии, и в лексике наиболее заметны были сперва следы
взаимодействия с балтийскими языками на востоке, затем следы взаимодействия
с италийскими (и, возможно, также с иллирнийским и венетским) на юге,
позднее с кельтскими языками на юге и западе.
Вместе с тем язык с течением времени утрачивает немало лексических единиц.
Часто это происходит вместе со сменой реалий, с которыми имеют дело
носители данного языка.
Так, в современном русском языке к числу ушедших в прошлое слов относятся
смерд, оброк, барщина, опричник, крепостник, подьячий, царь, царица,
боярин, государь, сей, оный, чужестранец, воевода, градоначальник,
поведать, очи, хладный и т.д. Часть таких слов может быть понятна носителю
русского языка, довольно многие уже непонятны: тук 'жир' (ср. тучный),
скора 'шкура' (ср. скорняк), котора 'ссора', одрина 'спальня', братьяница
'амбар, кладовая', корзно 'плащ' и др. Слова такого рода образуют пласт
архаизмов и историзмов.
Но развитие общественных отношений, экономического уклада, науки и техники,
духовной культуры постоянно побуждает к пополнению лексикона языка. Новые
единицы лексикона (неологизмы) могут:
* возникать из имеющихся корней и основ с использованием имеющихся
деривационных моделей как слова производные и сложные различных типов;
* возникать в силу частичного или полного переосмысления компонентов
словосочетаний как фраземы и идиомы;
* заимствоваться литературным языком из территориальных и социальных
диалектов, а тем или иным диалектом - из литературного языка или из другого
диалекта;
* заимствоваться из других языков в результате межэтнических и
межкулькультурных контактов или же смешения языков.
В лексико-семантическую систему языка входят не только слова-лексемы (как
однозначные, так и многозначные, т.е. совокупности лексико-семантических
вариантов (ЛСВ) этих слов), но и слова как носители отдельных лексических
значений, слова-понятия (по Л.В. Щербе), концептемы. Их образование
предполагает расщепление слова-лексемы на два или большее число слов-
концептем в результате процессов метафоризации и метонимизации.
----------------------------------------------------------------------------
----
Основные единицы морфологического анализа
Слово и морфема как знаковые единицы языка
Аналитический подход к языку (путь от языковых средств к их функциям и
значениям) во многом предполагает использование одинаковых
исследовательских процедур по отношению к единицам фонологического,
морфологического и синтаксического структурных уровней. Но есть и серьёзные
различия, обусловленные неодинаковой природой единиц разных уровней.
Так, единицы фонологического и морфологического уровней одинаковы в том
отношении, что они инвентаризируемы, т.е. образуют множества принципиально
исчислимых величин. Входящие в фонологическую систему того или иного языка
фонемы неслоговых языков, силлабемы языков слогового строя и просодемы (а
именно тонемы, слоговые акценты, акцентные структуры слов, интонемы)
воспроизводимы в речи, как и входящие в морфологическую систему морфемы и
слова. Однако фонологические единицы, хотя и выделяются на основе
семиотических критериев, не являются знаками (принадлежность интонем к
знакам многими лингвистами не признаётся).
Слова и морфемы принадлежат к знакам, они обладают своими соотнесёнными
друг с другом означаемыми и означающими. В силу этого существенного
различия морфологический анализ, имеющий дело с морфемами и словами как
двусторонними единицами, более сложен, чем фонологический. Он предполагает
обращение к целому ряду дополнительных критериев.
Выше в структурной иерархии языковых знаков расположены такие
неинвентаризируемые, конструктивные единицы, как словосочетания,
предложения, тексты. Это тоже знаки, поскольку они обладают своими
означаемыми и означающими в их взаимной соотнесённости. Но они
конструируются каждый раз заново в коммуникативном акте. Воспроизводимы
лишь основные структурные схемы и правила конструирования синтаксических
объектов. И это обстоятельство, в свою очередь, обусловливает
неодинаковость исследовательских процедур морфологического и
синтаксического анализа.
Словоцентрический vs. морфемоцентрический подход
Слово и морфема являются основными единицами морфологического компонента
языковой системы - верхней и нижней. Отношения между ними трактуются по-
разному в различных направлениях лингвистической мысли.
В истории индийской языковедческой мысли сперва внимание исследователей
было обращено на слово, но уже в древнеиндийских грамматических трудах
исследовалось членение слова на его значимые части, т.е. стали выявляться
элементы морфологической структуры слова. То же самое наблюдалось и в
истории арабской лингвистической мысли. В античной (средиземноморской,
греко-римской) языковедческой традиции и вслед за этим на протяжении многих
веков в европейском языкознании в центре внимания стояло слово. Внутреннее
его строение эпизодически описывалось уже в 16 в., но лишь в работах,
посвящённых древнееврейскому и арабскому языкам. К значимым частям слова
на материале языков иного строя европейские языковеды начали обращаться
лишь в 19 в., когда пробудился интерес к сравнительно-историческим и
типологическим исследованиям, когда стало ясно, что при сравнении
родственных языков и при построении морфологических классификаций языков
должны соотноситься не столько слова в целом, сколько их корневые и
аффиксальные составляющие.
В конце 19 в. И.А. Бодуэн де Куртенэ объединил такие элементы в строении
слова, как корень, суффикс, флексия (окончание), префикс (приставка), под
общим именем морфема. Впоследствии понятия слова и морфемы стали
центральными в грамматическом анализе.
И тем не менее есть различия в национальных лингвистических традициях.
Языкознание в России и Германии преимущественно словоцентрично
(лексицентрично), объявляя слово центральной единицей языка и отводя
морфеме второстепенную роль, выделяя морфему из слова.
Напротив, языкознание во Франции и США по преимуществу морфемоцентрично,
выводя слово из морфемы и описывая его как своего рода синтаксическую
конструкцию, построенную из морфем. Под понятие морфемы многие
представители французской и американской мысли стали подводить не только
сегментные единицы, но и суперсегментные явления, служащие выражению
грамматических значений (значащие чередования фонем, чередования тонов и
акцентных кривых, удвоение и т.п.).
У словоцентрического и морфемоцентрического подходов есть свои
положительные моменты. Психологически носитель языка скорее выделяет слово,
чем морфему. Для него слово конкретнее, а выделение морфемы требует
определённых аналитических действий. Правда, это наблюдение в основном
справедливо по отношению к языкам флективным (таким, как индоевропейские),
где выделимость слова (словоформы) ощущается довольно хорошо и где
различение слова и морфемы более контрастно. Для лингвиста-аналитика
морфема представляет собой более определённый в своих границах объект, и
этим понятием удобнее оперировать в описании мало изученных языков. Для
лексикографии важнее понятие слова.
Выбор часто определяется целями исследования. Поэтому не надо жёстко
противопоставлять словоцентрический и морфемоцентрический подходы и
признавать только один из них правомерным.
Положение осложняется тем, что в большом ряде языков слово и морфема не
могут быть чётко противопоставлены.
Это касается аналитических языков типа вьетнамского, китайского и т.п.
Поэтому разграничение слова и морфемы для китайского языковеда оказывается
своего рода псевдопроблемой. В японском языкознании, которое в своих
истоках во многом опиралось на китайскую языковедческую традицию (хотя и
имеет дело с языком принципиально иного строя, где границы слогов и морфем
в основном совпадают, но система имени агглютинативна, а система глагола
флективна), под словом понимают и то, что словом называется в европейском
языкознании, и то, что совпадает с формообразующей основой слова и даже с
корнем в европейском понимании.
В языках, которые используют инкорпорацию, предполагающую построение
предложения или словосочетания в результате сложения "голых" основ, без
использования формальных показателей связи (как, например, в чукотском),
разграничение слов и морфем тоже затруднено.
Слово агглютинативных языков (типа тюркских, финно-угорских) устроено не
так, как слово флективных языков.
Надо иметь в виду, что современное языкознание в значительной мере
европоцентрично, ориентируясь прежде всего на строй флективных
индоевропейских языков (в средние века на строй латинского языка) и нередко
стремясь описывать языки иного строя с использованием своих выработанных в
течение более чем двух тысячелетий грамматических канонов. Однако общее
языкознание, если оно действительно хочет быть общим, должно считаться с
материалом самых разных языков мира.
Сходства и различия между словом и морфемой
Под словом обычно понимается минимальная значимая единица языка, которая
в функциональном плане:
а) прежде всего является основной номинативной единицей языка и
предназначена служить чаще всего
прямому называнию отдельных элементов опыта (предметов, качеств, свойств,
состояний, действий, оценок и т.п.; ср.: стол, студент, умный, рослый,
дремать, рубить, отлично), а также
отсылке к этим элементам опыта (вышеназванный, этот, я, здесь, сейчас) или
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46
|