Ранние цивилизации

Археологические исследования последних лет позволили выяснить подлинные

масштабы страшной катастрофы, пережитой микенской цивилизацией на рубеже

XIII-XII вв., а также проследить основные этапы ее упадка в последующий

период. Логическим завершением этого процесса была глубокая депрессия,

охватившая основные районы материковой и островной Греции в течении так

называемого субмикенского периода (1125-1025 гг.). Основная отличительная

его черта - удручающая бедность материальной культуры, за которой

скрывались резкое снижение жизненного уровня основной массы населения

Греции и столь же резкий упадок производительных сил страны. Дошедшие до

нас изделия субмикенских гончаров

производят самое безотрадное впечатление. Они очень грубы по форме,

небрежно сформованы, лишены даже элементарного изящества. Их росписи крайне

примитивны и невыразительны. Как правило, в них повторяется мотив спирали -

один из немногих элементов декоративного убранства, унаследованных от

микенского искусства.

Общая численность изделий из металла, дошедших от этого периода, крайне

невелика. Крупные предметы, например оружие, встречаются крайне редко.

Преобладают мелкие поделки вроде фибул или колец. Судя по всему, население

Греции страдало от хронического недостатка металла, прежде всего бронзы,

которая в XII - первой половине XI в. еще оставалась основной всей

греческой индустрии. Объяснение этого дефицита следует, по-видимому, искать

в том состоянии изоляции от внешнего мира, в котором балканская Греция

оказалась еще до начала субмикенского периода. Отрезанные от внешних

источников сырья и не располагавшие достаточными внутренними ресурсами

металла, греческие общины вынуждены были ввести режим строжайшей экономии.

Правда, почти в это же самое время в Греции появились и первые изделия

из железа. К самому началу периода относятся разрозненные находки бронзовых

ножей с железными вкладышами. Можно предположить, что ко второй половине XI

в. техника обработки железа в какой-то степени была уже освоена самими

греками. Однако очаги железной индустрии были еще крайне немногочисленны и

едва ли могли обеспечить достаточным количеством металла все население

страны. Решающий шаг в этом направлении был сделан лишь в X столетии.

Еще одна отличительная черта субмикенского периода заключалась в

решительном разрыве с традициями микенской эпохи. Наиболее распространенный

в микенское время способ захоронения в камерных гробницах вытесняется

индивидуальными захоронения в ящичных могилах (цистах) или в простых ямах.

Ближе к концу периода во многих местах, например в

Аттике, Беотии, на Крите, появляется еще один новый обычай - кремация и

обычно сопутствующее ей захоронения в урнах. В этом опять-таки следует

видеть отступление от традиционных микенских обычаев (господствующим

способом погребения в микенскую эпоху было трупоположение; трупоположение

встречается лишь эпизодически).

Аналогичный разрыв с микенскими традициями наблюдается и в сфере

культа. Даже в наиболее крупных греческих святилищах, {существовавших как в

микенскую эпоху, так и в более поздние времена (начиная примерно с IX-VIII

вв.)}, отсутствуют какие бы то ни было следы культовой деятельности:

остатки построек, вотивные статуэтки, даже керамика. Такую ситуацию,

свидетельствующую о замирании религиозной жизни, археологи обнаруживают, в

частности, в Дельфах, на Делосе, в святилище Геры на Самосе и в некоторых

других местах. Исключение из общего правила составляет только Крит, где

почитание богов в традиционных формах минойского ритуала, как кажется, не

прерывалось на протяжении всего периода.

Важнейшим фактором, способствовавшим искоренению микенских культурных

традиций, безусловно, должна считаться резко возросшая мобильность основной

массы населения Греции. Начавшийся еще в первой половине XII в. отток

населения из наиболее пострадавших от варварского вторжения районов страны

продолжается также и в субмикенский период.

В Греции подавляющее большинство микенских поселений, как больших, так

и малых, было покинуто обитателями. Следы вторичного заселения микенских

цитаделей и городков встречаются лишь эпизодически и, как правило, после

длительного перерыва. Почти все вновь основанные поселения субмикенского

периода, а их число очень невелико, располагаются на некотором удалении от

микенских руин, которых люди того времени, по-видимому, суеверно

сторонились.

Пожалуй, никакой другой период в истории Греции не напоминает так

близко знаменитое фукидийское описание примитивной жизни эллинских племен с

их непрерывными передвижениями с места на место, хронологической бедностью

и неуверенностью в завтрашнем дне.

Если попытаться экстраполировать все эти симптомы культурного упадка и

регресса в недоступную нашему непосредственному наблюдению сферу социально-

экономических отношений, мы почти неизбежно должны будем признать, что в

XII-XI вв. греческое общество было отброшено далеко назад, на стадию

первобытнообщинного строя и, по существу, снова вернулось к той исходной

черте, с которой когда-то (в XVII столетии) начиналось становление

микенской цивилизации.

III. КУЛЬТУРА АРХАИЧЕСКОГО ПЕРИОДА[1] (VIII-VI вв.)

ПИСЬМЕННОСТЬ

Одним из наиболее важных факторов греческой культуры VIII-VI вв. по

праву считается новая система письменности. Алфавитное письмо, отчасти

заимствованное у финикийцев, было удобнее древнего слогового письма

микенской эпохи: оно состояло всего из 24 знаков, каждый из которых имел

твердо установленное фонетическое значение. Если в микенском обществе, как

и в других однотипных обществах эпохи бронзы, искусство письма было

доступно лишь немногим посвященным, входившим в замкнутую касту писцов-

профессионалов, то теперь оно становится общим достоянием всех граждан

полиса,

поскольку каждый из них мог овладеть навыками письма и чтения. В

отличие от слогового письма, которое использовалось главным образом для

ведения счетных записей и, возможно, в какой-то степени для составления

религиозных текстов, новая система письменности представляла собой поистине

универсальное средство передачи информации, которое с одинаковым успехом

могло применяться и в деловой переписке, и для записи лирических стихов или

философских афоризмов. Все это обусловило быстрый рост грамотности среди

населения греческих полисов, о чем свидетельствуют многочисленные надписи

на камне, металле, керамике, число которых все более увеличивается по мере

приближения к концу архаического периода. Древнейшие из них, например

широко известная теперь эпиграмма на так называемом кубке Нестора с о.

Питекусса, датируется третьей четвертью VIII в., что позволяет отнести

заимствование греками знаков финикийского алфавита либо к первой половине

того же VIII в., либо даже к концу предшествующего IX столетия.

Практически в это же время (вторая половина VIII в.) были созданы и,

скорее всего, тогда же записаны такие выдающиеся образцы монументального

героического эпоса, как "Илиада" и "Одиссея", с которых начинается история

греческой литературы.

ПОЭЗИЯ

Греческая поэзия послегомеровского времени (VII-VI вв.) отличается

чрезвычайным тематическим богатством и многообразием форм и жанров. Из

более поздних форм эпоса известны два основных его варианта: эпос

героический, представленный так называемыми поэмами "Цикла", и эпос

дидактический, представленный двумя поэмами Гесиода: "Труды и дни" и

"Теогония".

Получает широкое распространение и вскоре становится ведущим

литературным направлением эпохи лирическая

поэзия, в свою очередь подразделяющаяся на несколько основных жанров:

элегию, ямб, монодическую, т.е. предназначенную для сольного исполнения, и

хоровую лирику, или мелику.

Важнейшей отличительной особенностью греческой поэзии архаического

периода во всех основных ее видах и жанрах следует признать ее ярко

выраженную гуманистическую окрашенность. Пристальное внимание поэта к

конкретной человеческой личности, к ее внутреннему миру, индивидуальным

психическим особенностям достаточно ярко ощущается уже в гомеровских

поэмах. "Гомер открыл новый мир - самого Человека. Это и есть то, что

делает его "Илиаду" и "Одиссею" ktema eis aei, произведением навеки, вечной

ценностью" [N.5].

Грандиозная концентрация героических сказаний в "Илиаде" и "Одиссее"

стала основой для дальнейшего эпического творчества. В течение VII и первой

половине VI вв. возник ряд поэм, составленных в стиле гомеровского эпоса и

рассчитанных на то, чтобы сомкнуться с "Иллиадой" и "Одиссеей" и, вместе

сними, образовать единую связную летопись мифологического предания, так

называемый эпический "кикл" (цикл, круг). Античная традиция приписывала

многие из этих поэм "Гомеру" и этим подчеркивала их сюжетную и

стилистическую связь с гомеровским эпосом.[N.4, c.68]

Для греческой поэзии послегомеровского времени характерен резкий

перенос центра тяжести поэтического повествования на личность самого поэта.

Эта тенденция ясно ощущается уже в творчестве Гесиода, особенно в его поэме

"Труды и дни".

Необычайно сложный, богатый и красочный мир человеческих чувств, мыслей

и переживаний раскрывается перед нами в произведениях следующего за

Гесиодом поколения греческих поэтов, работавших в различных жанрах лирики.

Чувства любви и ненависти, печали и радости, глубокого отчаяния и бодрой

уверенности в

будущем, выраженные с предельной, неслыханной до того времени

откровенностью и прямотой, составляют основное содержание дошедших до нас

от этих поэтов стихотворных фрагментов, к сожалению не столь уж

многочисленных и в большинстве своем очень кратких (нередко всего две-три

строки).

В наиболее откровенной, можно сказать, нарочито подчеркнутой форме

индивидуалистические веяния эпохи воплотились в творчестве такого

замечательного поэта-лирика, как Архилох. Как бы ни понимать его стихи,

ясно одно: индивид, сбросивший тесные узы древней родовой морали, здесь

явно противопоставляет себя коллективу как самодовлеющая свободная

личность, не подвластная ничьим мнениям и никаким законам.

Настроения такого рода должны были восприниматься как социально опасные

и вызывать протест как в среде ревнителей старых аристократических

порядков, так и среди поборников новой полисной идеологии, призывавших

сограждан к умеренности, благоразумию, действенной любви к отечеству и

повиновению законам. Прямым ответом на стихи Архилоха звучат исполненные

суровой решимости строки из "воинственных элегий" спартанского поэта

Тиртея:

Славное дело - в передних рядах со врагами сражаясь,

Храброму мужу в бою смерть за отчизну принять.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . .

Гордостью будет служить и для города и для народа

Тот, кто, шагнув широко, в первый продвинется ряд,

И преисполнен упорства, забудет о бегстве позорном,

Жизни своей не щадя и многомощной души.

(фр. 9. Пер. В.В. Латышева).

Если Тиртей делает в своих стихах главный упор на чувство

самопожертвования, готовность воина и гражданина умереть за отечество

(призыв, звучащий весьма актуально в таком государстве, как Спарта, которая

в VII-VI вв. вела почти непрерывные войны со своими соседями), то другой

выдающийся мастер элегического

жанра и вместе с тем прославленный государственный деятель - Солон

ставит на первое место среди всех гражданских добродетелей чувство меры,

или умение во всем соблюдать "золотую середину". В его понимании только

умеренность и благоразумие способны удержать граждан от алчности и

пресыщения богатством, предотвратить порождаемые ими междоусобные распри и

установить в государстве "благозаконие" (евномию).

В то время как одни греческие поэты стремились постичь в своих стихах

сложный внутренний мир человека и найти оптимальный вариант его

взаимоотношений с гражданским коллективом полиса, другие не менее

настойчиво пытались проникнуть в устройство окружающей человека вселенной и

решить загадку ее происхождения. Одним из таких поэтов-мыслителей был

известный нам Гесиод, который в своей поэме "Теогония", или "Происхождение

богов", попробовал представить существующий миропорядок в его, так сказать,

историческом развитии от мрачного и безликого первородного Хаоса к светлому

и гармоничному миру возглавляемых Зевсом богов-олимпийцев.

РЕЛИГИЯ И ФИЛОСОФИЯ

В эпоху Великой колонизации традиционная греческая религия не отвечала

духовным запросам современников еще и потому, что в ней трудно было найти

ответ на вопрос о том, что ждет человека в его будущей жизни и существует

ли она вообще. На свой лад этот мучительный вопрос пытались решить

представители двух тесно связанных между собой религиозно-философских

учений - орфиков и пифагорейцев. Как те, так и другие оценивали земную

жизнь человека как сплошную цепь страданий, ниспосланных людям богами за их

грехи. Вместе с тем и орфики, и пифагорейцы верили в бессмертие души,

которая, пройдя длинный ряд перевоплощений, вселяясь в

тела других людей и даже животных, способна очиститься от всей земной

скверны и достичь вечного блаженства. Мысль о том, что тело есть всего лишь

временная "темница" или даже "могила" бессмертной души, оказавшая огромное

влияние на многих более поздних приверженцев философского идеализма и

мистицизма, начиная от Платона и кончая основоположниками христианского

вероучения, впервые возникла именно в лоне орфико-пифагорейской доктрины. В

отличие от орфиков, более близких к широким народным массам и положивших в

основу своего учения лишь несколько переосмысленный и обновленный миф о

умирающем и воскрешающем божестве живой природы Дионисе-Загрее, пифагорейцы

представляли собой замкнутую аристократическую секту, враждебную

демократии. Их мистическое учение носило гораздо более рафинированный

характер, претендуя на возвышенную интеллектуальность. Не случайно, и сам

Пифагор (автор знаменитой теоремы, которая до сих пор носит его имя), и его

ближайшие ученики и последователи были увлечены математическими

вычислениями, отдавая при этом щедрую дань мистическому истолкованию чисел

и их сочетаний.

И орфики, и пифагорейцы пытались исправить и очистить традиционные

верования греков, заменив их более утонченной, духовно наполненной формой

религии. Совсем иной взгляд на мир, во многом уже приближающийся к

стихийному материализму, в это же самое время (VI в. до н.э.) развивали и

отстаивали представители так называемой ионийской натурфилософии: Фалес,

Анаксимандр и Анаксимен. Все трое были уроженцами Милета - самого большого

и экономически развитого из греческих полисов Малой Азии.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7