скачать рефераты

скачать рефераты

 
 
скачать рефераты скачать рефераты

Меню

Памятники саргатской культуры как источник для реконструкции социально-экономических отношений и мировоззрения населения скачать рефераты

Удаленность правобережных могильников от берега вкупе с некоторыми

данными поселений (тяготение их к воде) сама по себе практически

ничего не дает. Но если проверить ориентировку могил в каждом кургане

на совпадение ее с направлением протекающей рядом крупной (или

близлежащей мелкой) реки. (взяв данные как по правобережным, так и

левобережным курганам), можно постараться выделить некоторые аспекты

верований саргатцев, связанных с водой.

Размер насыпи, по мнению большинства исследователей, занимавшихся

этим вопросом, скорее связан с социальным статусом погребенного,

нежели с количеством погребенных, за исключением особо большого

количества погребений вокруг центральной могилы. Вместе с тем, этот

фактор также мог указывать на высокий социальный стстус погребенного в

центральной могиле. В любом случае, общество, которое могло позволить

себе большие непроизводительные трудозатраты, должно было находиться

на достаточно высоком для того времени уровне экономического развития,

что неудивительно для культуры, по территории которой проходил Великий

шелковый путь.

Наличие в насыпи шатровых сооружений, по мнению Л.Н. Коряковой,

зависит от неких социально-этнических факторов. Если это

действителдьно так, то, возможно, шатровые сооружения -- всего лишь

составная часть некоего комплекса элементов, в купе составлявших

особую вариацию погребального обряда.

Среди находок в насыпи следует выделить мечи на поверхности

курганов. Кроме аналогий со скифскими алтарями "Арея", возникает ряд

вопросов: почему меч не был положен в могилу в момент захоронения?

Имеет ли он отношение к конкретной могиле или всему погребению?

Любопытен также механизм появления находок в насыпи, но установить

его можно только выяснив, как же образовывалась насыпь в ее

современном виде.

Вопрос о ровиках в литературе рассмотрен достаточно подробно.

Пожалуй, следует выделить отдельным пунктом инвентарь ровика и его

расположение (относятся ли эти находки к какой-то конкретной могиле,

центральной могиле либо ко всему кургану сразу), как распределялись

находки во рвах, когда их было несколько. Интересен текже вопрос о

перемычках, в частности, вероятность совпадения их ориентировки при

наличии нескольких рвов. К сожалению, автор данной работы не имел

возможности ознакомиться в саериалами могильников, содержащих

кенотафы, но любопытен вопрос о ниличии ровиков вокруг таких курганов.

Также интересны причины парных захоронений, на что может указывать

пол и возраст погребенных в них, затраты труда и времени, необходимые

для постройки одного кургана, датировка парных захоронений и

обстановка в то время Прииртышьи.

Не лишена смысла попытка найти аналоги планировки могил под

насыпью, что могло бы указать на ту группу племен, мировоззрение

которой частично было заимствовано саргатцами.

Весьма интересно было бы рассмотреть продолжение в саргатской

погребальном обряде продолжеий традиций эпохи бронзы.

Пол и возраст погребенного, а так же причина смерти могут

рассказать о "внешнеполитической" обстановке.

Совместные с биологами исследования могут рассказать о болезнях

населения саргатской культуре, об их причинах, а стало быть, об

образе жизни.

Изучение "вертикального" внутримогильного пространства вкупе с

другими источниками может рассказать о вертикальной структуре

саргатского мира. Любопытна значительное многообразие вариантов

погребальных конструкций в зависимости от местных особенностей.

Интересна возможность существования культа огня у саргатцев, чему

не противоречат их внешние связи. Любопытны даты появления огня на

костях человека, возможность и, если удастся выделить, сопровождающие

факты кремации.

Инвентарь погребения, особенно импортные вещи, входящие в его

состав, могут дать сведения о тех народах, с которыми саргатцы

поддерживали уконтакты хотя бы на уровне материальной культуры. В этом

плане любопытным кажется использование импортных изделий в качестве

оброадовых, культовых предметов.

Выделение на основе только погребального инвентаря социальных

групп саргатского общества кажется автору данной работы недостаточно

обоснованным.

Отдельного изучения заслуживают вопросы локализации отдельных

предметов в могилах. Также интересны могилы, не содержащие инвентаря.

Безусловно интересен вопрос о нетипичных захоронениях. Сбор

информации о подобных случаях на всей территории саргатской культуры,

сравнение датировок, возможно, наличие некоторых сходных элементов

могли бы дать некоторую информацию о столь серьезных отклонениях от

обряда.

Ни одно исследование, связанное с погребальным обрядом, будб то

исследование социальной структуры, экономического развития общества

или -- в особенности -- его мировоззрения невозможно по отдельным

признакам. Любой вопрос должен изучаться в комплексе, по сумме

признаков. Для облегчения собственно реконструкций социально-

экономических и мировоззренческих особенностей саргатской культуры

было бы целесообразно произвести обработку материала по таким

категориям, как, к примеру, локализация в могилах отдельных категорий

инвентаря, дата коллективных погребений и т.д.

Вообще для археолога могильник представляет собой источник

информации, связанный буквально со всеми характеристиками изучаемого

общества.

Глава 4

Отдельные категории инвентаря и отдельные находки

Мировоззрение культуры отражается в любом обряде, а не только в

погребальном. А стало быть, можно обнаружить его проявления в

предметах культа. К сожалению, мы не располагаем четкими данными о

других обрядах саргатцев. Но в любом случае взгляды народа отражаются

в произведениях искусства и ремесла. В этой главе мы рассмотрим

некоторые отдельные вещи, которые, как нам кажется, могут оказать

влияние на изучение саргатской культуры.

Н.В. Полосьмак указывает, что своеобразие саргатской культуры во

сногом проявляется в керамике, значительно отличавшейся от

кочевнической и похожей скорее на керамику других лесоствпных народов.

Признаками саргатской культуры, кроме сосудов, стали глиняные

блюдца-алтарики, встречающиеся, по указанию Н.В. Полосьмак, найденные

в "отдельных женских погребениях могильника Марково1, Абрамово 4,Сопка

2, Преображенка 3 и на поселении Марково 5 (всего 11

экземпляров)"[56].

Но, безусловно, нельзя отрицать большое влияние на саргатское

население культур, входивших в скифо-сибирскую культурно-историческую

общность. На контакты лесостепного Прииртышья с кочевниками степей, по

мнению В.А. Могильникова, указывают следующие вещи, найденые случайно,

вне связи с памятниками: бронзовый нож с кольчатым навершием и слегка

горбатой спинкой (аналоги -- ножи из могильника Уйгарак, ножи

тасмолинской культуры); оселок с отверстием для подвешивания и

бронзовые удила со стремечковидными окончаниями и дополнительным

кольцом для крепления псалия, аналоги которым существуют в материалах

кургана Аржан, памятниках майэимрской и тасмолинской культур и др;

колесовидный амулет (или пряслице), похожий на савроматские изделия VI-

V вв. до н.э.

В.А. Могильников отмечает, что подобные находки, "демонстрирующие

связи со степным миром, известны только в лесостепном Прииртышье, до

широты Омска. Можно сказать, они отражают определенную скотоводческую

направленность хозяйства этой территории, обусловленную экологическими

условиями региона и тесными контактами с населением Казахстана"[57].

Кроме этих случайных находок, связи с савроматами проявляются и в

наличии в погребениях каменных жертвенников -- "столиков" на двух и

четырех ножках V -- IV-III вв. до н.э (Богдановка III (к.1); Карташово

II (к.11, п.3), датируемых, соответственно, притом даты "столиков" и

погребения не совпадают, а стало быть, предполагает В.А. Могильников,

предмет долго использовался перед тем, как попасть в курган.

Вообще использование импортных предметов для отправления культа,

или, по крайней мере, использование чужих предметов культа в своих

целях было для саргатцев обычным. Среди импорта все исследователи,

занимавшиеся этим вопросом (Н.П. Матвеева, В.А. Могильников, Л.И.

Погодин, Л.Н. Корякова), выделяют следующие категории: ювелирные

изделия, бижутерия, украшения костюма и упряжи, предметы туалета,

культа и престижа, ткани, бусы.

Как указывает Н.П. Матвеева, среди импортных вещей преобладают

изделия, широко распространенные у сарматов и кочевников Средней Азии.

Доля вещей с приуральскими аналогиями невелика: это курильницы,

"молоточки", ряд предметов поясной гарнитуры и конской упряжи (около

10 % импорта). Значительно больше аналогий в Фергане, Семиречье,

междуречье Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи, Бактрии. Имеются и казахстанские

вещи, характерные для культур саков и усуней: жертвенники на ножках,

блюда, заколки для волос, пуговицы с инкрустацией. От саков поступали

в основном предметы воинского снаряжения оружие, детали упряжи, котлы

(как престижный предмет быта военачальников), ложечковидные застежки,

считающиеся принадлежностью колчанов, ряд пряжек от поясных наборов

рубежа -- первых веков нашей эры. ... Следует связывать появление

вещей хуннского круга с завоеваниями хуннов в Средней Азии.

Интересна находка, сделанная Н.П. Матвеевой на Рафайловском

городище. Это две глиняных антропоморфных фигурки.

Первая фигурка (рис. 1а) пестикообразной формы (высота -- 5,7 см,

толщина 2,1 см). На верхнем конце вполне узнаваемо намечена,

женская головка в головном уборе или с прической конической формы.

Лицо напоминает монголоидное. Фигурка по форме сходна с каменными

пестиками окуневской культуры, но отличается от них прорисовкой лица.

По общему облику и характеру головного убора она сближается с

изображением женщины на поясной застежке со сценой “Отдых под деревом”

из Сибирской коллекции Петра I[58], (в литературе неоднократно

высказывались мнения о принадлежности ряда предметов Сибирской

коллекции Петра I саргатской культуре) но выделяется чертами

монголоидности и несколько иными пропорциями убора. Что любопытно, по

сведениям Н.П. Матвеевой, близких аналогов этой фигурке нет ни в

скифском, ни в пазырыкском искусстве, что, по мнению исследователя,

говорит об отличии саргатцев по внешним признакам от ираноязычных

кочевников степей Евразии.

От второй фигурки сохранилась только верхняя часть, фрагмент

высотой 4,1 см, толщиной — 1,5 см. Это изображение мужчины с овальным

лицом, низким лбом, глубоко посаженными глазами, крупным носом -- то

есть, более европеоидными чертами лица, разведенными в стороны руками

и довольно длинной бородой (рис. 1б). Прическа его -- коса,

спускающаяся до лопаток, впереди наличие волос не отражено (видимо,

они гладко зачесаны или даже подбриты). Подобную прическу можно было

наблюдать у мужчины, погребенного в Пазырыкском кургане. Надо

заметить, что такую же прическу носили уже в наше время маньчжуры.

Единственный близкий аналог второй рафайловской фигурке можно

увидеть "среди предметов глиняной пластики Вознесенского городища на

р. Оми. Это идол со сходно трактованными чертами лица и бородой, но в

капюшоне или башлыке. Автор раскопок отнес его к культуре барабинских

татар, хотя поселение там существовало уже в саргатский период"[59].

Интересно, что М.С. Акимова, анализируя исетские женские черепа из

саргатских курганов IV-II вв. до н.э., отмечает, что у женщин более

выражена монголоидность, а у мужчин -- европеоидность, что говорит о

значительном смешении населения.

Несмотря на то, что изваяния залегали изолированно от другого

инвентаря, и трудно судить об их назначении, Н.П. Матвеева

предполагает, что фигурки могли быть составной частью тряпичной куклы

— домашнего божка; также вероятна связь фигурок с изображением злых

духов, известных у народов Западной Сибири. Такие изображения

создавались в случае тяжелой болезни человека и выбрасывались при его

выздоровлении.

Еще один интересный предмет -- большая роговая бляха (0,8-

0,9(14(8,5-10,5), украшенная гвоздиками из Абатского 3 могильника,

кург. 6, принадлежавшая, по данным Н.П. Мативеевой и И.Ю. Опенько

женщине 20-25 лет, погребенной с оружием. Бляха имеет гладкую

полированную поверхность и покрыта черной краской, стершейся в

некоторых местах от длительного употребления. Полных аналогий этому

предмету нет, но отдаленные, по сведениям С.И. Руденко, можно найти у

древних алтайцами, племен хуннов в скифское время в качестве седельных

или подпружных пряжек.

Самое интересное в бляхе -- рисунки на обратной стороне, где

процарапаны косуля, голова оленя и кошачий хищник, который и является

центральной фигурой. Рисунок изображает сцену терзания пантеры собакой

тлт волком, характерную для звериного стиля.

Н.П. Матвеева отмечает, что сцена терзания на бляхе из Абатского 3

могильника подвержена влиянию скифо-сибирского звериного стиля. "Об

этом говорят и запятые на лапах хищника -- деталь, заимствованная из

Передней и Малой Азии -- в золотом и бронзовом исполнении блях это

были гнезда для инкрустации. Так подчеркивались некоторые части тела

животных. Кроме того, изображение хвоста, поджатого под живот, также

характерно для скифо-сибирского стиля. Однако манера исполнения головы

хищника отличается от скифской и ближе, скорее, к восточносибирской.

На ордосских бронзовых бляхах есть изображение тигра, по манере

исполнения близко к Абатскому"[60]. Вместе с тем рисунок на бляхе

очень реалистичен.

Второй рисунок с бляхи -- косуля летящая по краю бляхи,в бок

которой воткнута стрела". Третий рисунок расположен ниже остальных.

Это голова благородного оленя с ветвистыми рогами, имеющее аналоги в

некоторых произведениях пазырыкских курганов. Ниже изображений

животных напротив одного из круглых отверстий, у края бляхи начертаны

две маленькие стрелки, одна из которых сломана.

Бляха, видимо, служила талисманом. Изображения на оборотной, а не

на лицевой стороне ее, возможно, должны были скрываться от посторонних

глаз, дабы не утратить чудесных свойств.

Еще одна пряжка -- пластинчатая пряжка пояса с прорезями и

отверстиями для крепления из Коконовского поселения, изготовленная из

двойной пластины, полученной при разделке рога лося. По омисанию А.П.

Бордовского, на выгнутой стороне изделия нанесена гравировка. Голова

лося детально изображена в профильной манере, более сзематичное

туловище развернуто в фас. На плече лося располагался перевернутый

вниз "Э"-образный знак. Слева от лося -- быстро бегущее животное,

видимо -- собака.

Левее лося изображено еще одно животное. Оно показано в быстром

беге или прыжке, о чем свидетельствует параллельность расположения его

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8