Основные достижения русской культуры XIX века: романтизм в России; корни русского романтизма; русская национальная музыкальная школа и живопись во второй половине XIX века
зрителя, с какой бы точки он ни смотрел на полотно. Одно из наиболее
сильных произведений Крамского — картина «Христос в пустыне».
Открывшаяся в 1871 году первая выставка «передвижников» убедительно
продемонстрировала существование нового направления, складывавшегося на
протяжении 60-х годов. На ней было всего 46 экспонатов (в отличие от
громоздких выставок Академии), но тщательно отобранных, и хотя выставка не
была нарочито программной, общая неписаная программа вырисовывалась
достаточно ясно. Были представлены все жанры - исторический, бытовой,
пейзажный портретный, - и зрители могли судить, что нового внесли в них
«передвижники». Не повезло только скульптуре (была одна, и то мало
примечательная скульптура Ф. Каменского), но этому виду искусства «не
везло» долго, собственно всю вторую половину века.
К началу 90-х годов среди молодых художников московской школы были,
правда, те, кто достойно и серьезно продолжали гражданственную
передвижническую традицию: С. Иванов с его циклом картин о переселенцах, С.
Коровин - автор картины «На миру», где интересно и вдумчиво раскрыты
драматические (действительно драматические!) коллизии дореформенной
деревни. Но не они задавали тон: близился выход на авансцену «Мира
искусства», равно далекого и от передвижничества и от Академии. Как
выглядела в ту пору Академия? Ее художественные прежние ригористические
установки выветрились, она больше не настаивала на строгих требованиях
неоклассицизма, на пресловутой иерархии жанров, к бытовому жанру относилась
вполне терпимо, только предпочитала, чтобы он был «красивым», а не
«мужицким» (пример «красивых» неакадемических произведений - сцены из
античной жизни популярного тогда С. Бакаловича). В массе своей
неакадемическая продукция, как это было и в других странах, являлась
буржуазно-салонной, ее «красота» - пошловатой красивостью. Но нельзя
сказать, чтобы она не выдвигала талантов: очень талантлив был упоминавшийся
выше Г. Семирадский, рано умерший В. Смирнов (успевший создать впечатляющую
большую картину «Смерть Нерона»); нельзя отрицать определенных
художественных достоинств живописи А. Сведомского и В. Котарбинского. Об
этих художниках, считая их носителями «эллинского духа» одобрительно
отзывался в свои поздние годы Репин, они импонировали Врубелю, так же как и
Айвазовский - тоже «академический» художник. С другой стороны, не кто иной,
как Семирадский, в период реорганизации Академии решительно высказался в
пользу бытового жанра, указывая как на положительный пример на Перова,
Репина и В. Маяковского. Так что точек схода между «передвижниками» и
Академией было достаточно, и это понял тогдашний вице-президент Академии
И.И. Толстой, по инициативе которого и были призваны к преподаванию ведущие
«передвижники».
Но главное, что не позволяет вовсе сбрасывать со счетов роль Академии
художеств, прежде всего как учебного заведения, во второй половине века, -
это то простое обстоятельство, что из ее стен вышли многие выдающиеся
художники. Это и Репин, и Суриков, и Поленов, и Васнецов, а позже - Серов и
Врубель. Причем они не повторили «бунта четырнадцати» и, по-видимому,
извлекли пользу из своего ученичества. Точнее, они все извлекли пользу из
уроков П.П. Чистякова, которого поэтому и называли «всеобщим учителем».
Чистякова заслуживает особого внимания.
Есть даже что-то загадочное во всеобщей популярности Чистякова у
художников очень разных по своей творческой индивидуальности.
Несловоохотливый Суриков писал Чистякову длиннейшие письма из-за границы.
В. Васнецов обращался к Чистякову со словами: «Желал бы называться вашим
сыном по духу». Врубель с гордостью называл себя чистяковцем. И это, не
смотря на то, что как художник Чистяков был второстепенным, писал вообще
мало. Зато как педагог был в своем роде единственным. Уже в 1908 году Серов
писал ему: «Помню вас, как учителя, и считаю вас единственным (в России)
истинным учителем вечных, незыблемых законов формы - чему только и можно
учить». Мудрость Чистякова была в том, что он понимал, чему учить можно и
должно, как фундаменту необходимого мастерства, а чему нельзя - что идет от
таланта и личности художника, которые надо уважать и относиться с
пониманием и бережно. Поэтому его система обучению рисунку, анатомии и
перспективе не кого не сковывала, каждый извлекал из нее нужное для себя,
оставался простор личным дарованиям и поискам, а фундамент закладывался
прочный. Чистяков не оставил развернутого изложения своей «системы», она
реконструируется в основном по воспоминаниям его учеников. Эта была система
рационалистическая, суть ее заключалась в сознательном аналитическом
подходе к построению формы. Чистяков учил «рисовать формой». Не контурами,
не «чертежно» и не тушевкой, а строить объемную форму в пространстве, идя
от общего к частному. Рисование по Чистякову, есть интеллектуальный
процесс, “выведение законов из натуры” - это он и считал необходимой
основой искусства, какая бы не была у художника «манера» и «природный
оттенок». На приоритете рисунка Чистяков настаивал и со своей склонностью к
шутливым афоризмам выражал это так: «Рисунок - мужская часть, мужчина;
живопись – женщина».
Уважение к рисунку, к построенной конструктивной форме укоренилось в
русском искусстве. Был ли тут причиной Чистяков с его «системой» или общая
направленность русской культуры к реализму была причиной популярности
чистяковского метода, - так или иначе, русские живописцы до Серова,
Нестерова и Врубеля включительно чтили «незыблемые вечные законы формы» и
остерегались «развеществления» или подчинения красочной аморфной стихии,
как бы ни любили цвет.
В числе передвижников, приглашенных в Академию, было двое пейзажистов
- Шишкин и Куинджи. Как раз в то время начиналось в искусстве гегемония
пейзажа и как самостоятельного жанра, где царил Левитан, и как
равноправного элемента бытовой, исторической, отчасти и портретной
живописи. Вопреки прогнозам Стасова, полагающего, что роль пейзажа будет
уменьшаться, она в 90-е годы возросла, как никогда. Преобладал лирический
«пейзаж настроения», ведущий свою родословную от Саврасова и Поленова.
«Передвижники» совершили подлинные открытия в пейзажной живописи.
Алексей Кондратьевич Саврасов (1830—1897) сумел показать красоту и тонкий
лиризм простого русского пейзажа. Его картина «Грачи прилетели» (1871)
заставила многих современников по-новому взглянуть на родную природу.
Федор Александрович Васильев (1850—1873) прожил короткую жизнь. Его
творчество, оборвавшееся в самом начале, обогатило отечественную живопись
рядом динамичных, волнующих пейзажей. Художнику особенно удавались
переходные состояния в природе: от солнца к дождю, от затишья к буре.
Певцом русского леса, эпической широты русской природы стал Иван
Иванович Шишкин (1832—1898). Архипа Ивановича Куинджи (1841—1910)
привлекала живописная игра света и воздуха. Таинственный свет луны в редких
облаках, красные отсветы зари на белых стенах украинских хат, косые
утренние лучи, пробившиеся сквозь туман и играющие в лужицах на раскисшей
дороге, — эти и многие другие живописные открытия запечатлены на его
полотнах.
Своей вершины русская пейзажная живопись XIX века достигла в творчестве
ученика Саврасова Исаака Ильича Левитана (1860—1900). Левитан — мастер
спокойных, тихих пейзажей Человек очень робкий, стеснительный и ранимый, он
умел отдыхать только наедине с природой, проникаясь настроением
полюбившегося пейзажа.
Однажды приехал он на Волгу писать солнце, воздух и речные просторы. Но
солнца не было, по небу ползли бесконечные тучи, и прекращались унылые
дожди. Художник нервничал, пока не втянулся в эту погоду и не обнаружил
особую прелесть сиреневых красок русского ненастья. С той поры Верхняя
Волга заштатный городок Плес прочно вошли в его творчество. В тех краях он
создал свои «дождливые» работы: «После дождя», «Хмурый день», «Над вечным
покоем». Там же были написаны умиротворенные вечерние пейзажи: «Вечер на
Волге», «Вечер. Золотой плес», «Вечерний звон», «Тихая обитель».
В последние годы жизни Левитан обратил внимание на творчество
французских художников-импрессионистов (Э. Мане, К. Моне, К. Писарро). Он
понял, что у него с ними много общего, что их творческие поиски шли в том
же направлении. Как и они, он предпочитал работать не в мастерской, а на
воздухе (на пленэре, как говорят художники). Как и они, он высветлил
палитру, изгнав темные, землистые краски. Как и они, он стремился
запечатлеть мимолетность бытия, передать движения света и воздуха. В этом
они пошли дальше его, но почти растворили в световоздушных потоках объемные
формы (дома, деревья). Он избежал этого.
«Картины Левитана требуют медленного рассматривания, — писал большой
знаток его творчества К. Г. Паустовский, — Они не ошеломляют глаз. Они
скромны и точны, подобно чеховским рассказам, но чем дольше вглядываешься в
них, тем все милее становится тишина провинциальных посадов, знакомых рек и
проселков».
На вторую половину XIX в. приходится творческий расцвет И. Е. Репина,
В. И. Сурикова и В. А. Серова.
Илья Ефимович Репин (1844—1930) родился в городе Чугуев, в семье
военного поселенца. Ему удалось поступить в Академию художеств, где его
учителем стал П. П. Чистяков, воспитавший целую плеяду знаменитых
художников (В. И. Сурикова, В. М. Васнецова, М.А. Врубеля, В.А. Серова).
Многому научился Репин также у Крамского. В 1870 г. молодой художник
совершил путешествие по Волге. Многочисленные этюды, привезенные из
путешествия, он использовал для картины «Бурлаки на Волге» (1872). Она
произвела сильное впечатление на общественность. Автор сразу выдвинулся в
ряды самых известных мастеров.
Репин был очень разносторонним художником. Его кисти принадлежит ряд
монументальных жанровых полотен. Пожалуй, не меньшее впечатление, чем
«Бурлаки», производит «Крестный ход в Курской губернии». Яркое голубое
небо, пронизанные солнцем облака дорожной пыли, золотое сияние крестов и
облачений, полиция, простой народ и калеки — все уместилось на этом
полотне: величие, сила, немощь и боль России.
Во многих картинах Репина затрагивалась революционная тематика («Отказ
от исповеди», «Не ждали», «Арест пропагандиста»). Революционеры на его
картинах держатся просто и естественно, чуждаясь театральных поз и жестов.
На картине «Отказ от исповеди» приговоренный к смерти словно бы нарочно
спрятал руки в рукава. Художник явно сочувствовал героям своих картин.
Ряд репинских полотен написан на исторические темы («Иван Грозный и его
сын Иван», «Запорожцы, сочиняющие письмо турецкому султану» и др.). Репин
создал целую галерею портретов. Он написал портреты - ученых (Пирогова и
Сеченова), - писателей Толстого, Тургенева и Гаршина, - композиторов Глинки
и Мусоргского, - художников Крамского и Сурикова. В начале XX в. он получил
заказ на картину «Торжественное заседание Государственного совета».
Художнику удалось не только композиционно разместить на полотне такое
большое число присутствующих, но и дать психологическую характеристику
многим их них. Среди них были такие известные деятели, как С.Ю. Витте, К.П.
Победоносцев, П.П. Семенов Тян-Шанский. Малозаметен на картине, но очень
тонко выписан Николай II.
Василий Иванович Суриков (1848—1916) родился в Красноярске, в казачьей
семье. Расцвет его творчества приходится на 80-е гг., когда он создал три
самые знаменитые свои исторические картины: «Утро стрелецкой казни»,
«Меншиков в Березове» и «Боярыня Морозова».
Суриков хорошо знал быт и нравы прошлых эпох, умел давать яркие
психологические характеристики. Кроме того, он был прекрасным колористом
(мастером цвета). Достаточно вспомнить ослепительно свежий, искрящийся снег
в картине «Боярыня Морозова». Если же подойти к полотну поближе, снег как
бы «рассыпается» на синие, голубые, розовые мазки. Этот живописный прием,
когда два три разных мазка на расстоянии сливаются и дают нужный цвет,
широко использовали французские импрессионисты.
Валентин Александрович Серов (1865—1911), сын композитора, писал
пейзажи, полотна на исторические темы, работал как театральный художник. Но
славу ему принесли, прежде всего, портреты.
В 1887 г. 22-летний Серов отдыхал в Абрамцеве, подмосковной даче
мецената С. И. Мамонтова. Среди его многочисленных детей молодой художник
был своим человеком, участником их шумных игр. Однажды после обеда в
столовой случайно задержались двое — Серов и 12-летняя Веруша Мамонтова.
Они сидели за столом, на котором остались персики, и за разговором Веруша
не заметила, как художник начал набрасывать ее портрет. Работа растянулась
на месяц, и Веруша сердилась, что Антон (так по-домашнему звали Серова)
заставляет ее часами сидеть в столовой.
В начале сентября «Девочка с персиками» была закончена. Несмотря на
небольшой размер, картина, написанная в розово золотистых тонах, казалась
очень «просторной». В ней было много света и воздуха. Девочка, присевшая за
стол как бы на минуту и остановившая свой взор на зрителе, зачаровывала
ясностью и одухотворенностью. Да и все полотно было овеяно чисто детским
восприятием повседневности, когда счастье себя не сознает, а впереди —
целая жизнь.
Обитатели «абрамцевского» дома, конечно, понимали, что на их глазах
свершилось чудо. Но только время дает окончательные оценки. Оно и поставило
«Девочку с персиками» в ряд лучших портретных работ в русской и мировой
живописи.
На следующий год Серов сумел почти повторить свое волшебство. Он
написал портрет своей сестры Марии Симонович («Девушка, освещенная
солнцем»). Название закрепилось немного неточное: девушка сидит в тени, а
лучами утреннего солнца освещена поляна на втором плане. Но на картине все
так слитно, так едино — утро, солнце, лето, молодость и красота, — что
лучшее название трудно придумать.
Серов стал модным портретистом. Перед ним позировали известные
писатели, артисты, художники, предприниматели, аристократы, даже цари. По-
видимому, не ко всем, кого он писал, лежала у него душа. Некоторые
великосветские портреты, при филигранной технике исполнения, получились
холодными.
Несколько лет Серов преподавал в Московском училище живописи, ваяния и
зодчества. Он был требовательным педагогом. Противник застывших форм
живописи, Серов вместе с тем считал, что творческие поиски должны
основываться на твердом владении техникой рисунка и живописного письма.
Многие выдающиеся мастера считали себя учениками Серова. Это - М.С. Сарьян,
К.Ф. Юон, П.В. Кузнецов, К. С. Петров-Водкин.
Многие картины Репина, Сурикова, Левитана, Серова, «передвижников»
попали в собрание Третьякова. Павел Михайлович Третьяков (1832—1898),
Страницы: 1, 2, 3
|