Маньеризм в моде

придворном балу королева Маргарита одела перчатки, усыпанные бриллиантами.

Гораздо чаще стали использовать маски, которые делали из черного шелка или

бархата и подвязывали под подбородком. Концы шнурков скреплялись каким-

нибудь драгоценным камнем, а чаще жемчужиной.

Из остальных принадлежностей дамского туалета, кроме цепочек, колец,

серег и пр., заслуживают внимания веера. Они изготовлялись из слоновой

кости, золота, серебра, перьев (преимущественно павлиньих) и нередко

представляли собой произведения искусства. К прежним формам вееров

прибавилась новая — полукруглый складной веер. Такой веер из перламутра,

который стоил 1 200 талеров и был усыпан жемчугом и драгоценными камнями,

подарила к новому году Маргарита Наваррская Маргарите Лотарингской. К концу

80-х годов вошло в моду носить веер у пояса на длинной цепочке или шнурке.

Так же носили маленькие круглые зеркальца в богатой оправе и часы.

Последние, изобретенные в Нюрнберге, были еще очень неуклюжи и имели

круглую или яйцеобразную форму, поэтому их часто называли «нюрнбергским

яйцом».

Не принадлежавшие ко двору дамы не уступали в щегольстве придворным.

Не имея права носить платья из парчи, они выписывали себе из Флоренции и

Милана платья, стоившие не менее 500 талеров, с отделкой вдвое дороже. Даже

женщины среднего сословия, которым было запрещено носить бархатные шапочки,

отделывали суконные так богато, что иногда подобный головной убор стоил до

тысячи талеров.

Моды времен Генриха IV были лишь видоизменением существовавших ранее

форм, но не в сторону их упрощения, а напротив— переделки в новые странные

фасоны, многие из которых своим происхождением были обязаны Маргарите

Наваррской, королеве Франции. Вырез лифа, и без того уже настолько

глубокий, что обнажал грудь до половины, был углублен до середины лифа.

Этот фасон, нравившийся королеве Маргарите, был невозможен без нагрудника.

Нагрудник обычно носили из такой тонкой ткани, что он почти не скрывал то,

что было под ним. Обнажение груди сопровождалось обнажением плеч и рук и

дошло до того, что папа Иннокентий IX (1591 г.) буллой предписал всем дамам

закрывать грудь, плечи и руки до самой кисти непрозрачной тканью под

страхом отлучения от церкви. Рукава «ажиго» были заменены более узкими, но

тоже выстеганными. Висячие рукава тоже стали делать уже прежнего, а в конце

столетия снова появились плотно прилегающие плечевые складки. Юбка стала

шире и безобразнее. Сохраняя прежнюю длину, ее поднимали фижмами так, что

она растягивалась вокруг талии колесом, окружность которого иногда доходила

до 12 футов. Это колесо покрывали плоской сплоенной оборкой из той же

материи, из какой было сделано платье.

В Англии объем юбок был несколько умереннее, а плоеная оборка

заменялась небольшим плоским буфом. Затем там появились широкие (не на

фижмах) и длинные юбки для верховой езды. Все прежние фасоны воротников и

фрез остались, но открытые спереди стоячие воротники стали еще выше, иногда

даже выше головы. Нередко их делали из кружев и прошивали тонкими золотыми

и серебряными нитями. В среднем сословии, где было принято закрывать грудь

и шею, знатных дам за их обнаженную грудь называли «дамами с голым горлом»,

а те прозвали дам среднего сословия «гризеттами» за серый цвет обуви,

которую те носили. Модной обувью стала «муль де Венис» с красивыми

каблуками и розеткой на подъеме или на носке.

В прическе и убранстве головы произошли важные перемены. Прическа «ан

бишон» исчезла, а вместе с ней и легкий ток. По примеру королевы Маргариты

волосы стали завивать в локоны, которые располагались рядами и зачесывались

назад. Иногда их взбивали в округлый или кеглеобразный тупей, восполняя при

необходимости недостаток собственных волос фальшивыми косами или париком.

При этом волосы обычно пудрили. Допускались также всевозможные

видоизменения прически с помощью разных приспособлений, например

проволочного станка, или украшений в виде лент, бантов, обручей и т. п. При

такой укладке волос головные уборы утратили свое значение и превратились в

часть прически. Из них особенно любима была небольшая шапочка с обшивкой из

золотых желудей. Носили также уборы в виде тюрбанов с белыми или цветными

перьями. Маски стали частью туалета, но им чаще стали придавать форму

широких очков. Из драгоценных украшений — цепочек, серег, колец и пр. —

модными были появившиеся в то время очень изящные вещицы в форме медальонов

с девизами, небольших флакончиков и футлярчиков, которые носили на

цепочках.

Траурная одежда также подверглась многократным изменениям в покрое и

цвете. Прежний траурный цвет французских королей — красный или фиолетовый —

был заменен черным при Генрихе III. Когда умерла его любовница Мария

Клевская (1574 г.), он несколько дней подряд носил черную одежду, на

которой были вышиты серебром слезы, черепа и потухшие головни. Но еще

раньше изменения цвета траурной королевской одежды изменился ее покрой: она

стала длиннее, иногда намного. При погребении Генриха II (1559 г.) его сын,

Франциск II, шел за гробом в фиолетовой одежде и такой же мантии, шлейф

которой длиной тридцать локтей несли принцы королевского дома.

Женщинам предоставлялось выбирать для траурной одежды белый, черный

или коричневый цвет, причем запрещались серый, фиолетовый и голубой. Они

также не могли носить драгоценных камней в волосах или на головных уборах,

но могли ими украшать кольца, пояса, зеркальца и молитвенники. После смерти

Генриха I его любовница, герцогиня Валентинуа, одевалась исключительно в

черное с белым, не закрывая при этом своей шеи. Такой траурный костюм был с

тех пор принят при дворе и продержался более 40 лет. Вдова Франциска II,

Мария Стюарт, прибавила к нему большую белую вуаль. При Карле IX знатные

дамы заменили черный цвет коричневым. Их траурные платья были покрыты

эмблемами: слезами, черепами и т. д. Эти эмблемы они также носили на

ожерельях и браслетах. По истечении известного срока эмблемы заменялись

портретом умершего, окруженным слезами, который носили на груди. Так

продолжалось до Генриха IV, когда для траура был окончательно назначен

исключительно черный цвет.

3.4. Германия и Швейцария

Нигде не появлялось так много подробных постановлений относительно

одежды, как в Германии. Постепенно каждый владетельный князь, каждое

начальство или городская община стали считать в числе своих обязанностей

издание таких постановлений. В некоторых местах удалось добиться их

исполнения, но это не имело прочного влияния на дальнейшие видоизменения

костюма. Гораздо существеннее было постоянно возраставшее испанское и

французское влияние, а также ставшее более серьезным и сдержанным общее

настроение. То и другое, действуя одновременно, освободили костюм от многих

излишеств и постепенно придали ему характер натянутости, чопорности,

противоположный прежнему. Однако это происходило очень медленно и началось

с высших классов, которые уже в 40-х годах начали приобщаться к французской

моде.

Остальные сословия последовали их примеру не ранее середины 60-х

годов. С этих пор опять появляются постоянные повторения законов против

роскоши и сведения, дошедшие до нас от проповедников, об иностранной одежде

и обуви. Вот что говорит один из них, магистр Вестфаль: «Если мы взглянем,

что делается на свете, то увидим, что почти у каждого народа, у каждой

нации и страны есть свой собственный костюм. Только у нас, немцев, нет

ничего своего, а одеваемся мы по-разному—по-волошски, по-французски, по-

венгерски, чуть ли не по-турецки и из-за своей глупости не можем придумать

ничего своего. Кто может перечислить все те странные покрои и моды, которые

сменились в эти последние тридцать лет?.. Кроили и перекраивали штаны на

разные манеры, и такая отвратительная из них одежда вышла, что честному

человеку становится страшно и возмутительно. Никакой вор на виселице не

болтается так отвратительно и так не растерзан, как нынешние штаны наших

железоедов и буянов». Под последними магистр подразумевал, кроме щеголей и

забияк, главным образом ландскнехтов, которым даже утвержденный на сейме

1530 г. устав разрешал одеваться по собственному усмотрению.

Около середины столетия отделка разрезами в мужском костюме рыла

доведена до абсурда, так что жалобы на его безобразный вид были вполне

обоснованы. До сих пор изменяли только форму и расположение разрезов,

слегка выпуская сквозь них подкладку. Теперь все стало наоборот: количество

разрезов уменьшилось, но их размеры увеличились, и подкладка выпускалась

сквозь них так, что висела мешком. Это делалось главным образом на рукавах

и штанах и до 1553 года имело весьма умеренные размеры. Со временем это

было настолько преувеличено, особенно на штанах, что поражало даже

современников. Необъятной ширины шаровары из какой-нибудь тонкой материи,

обычно шелковой, схватывали несколькими вертикальными суконными или

бархатными полосами, а в промежутки между ними выпускали излишек шелковой

материи, которая мешком висела вокруг ног. По сведениям современников эти

штаны были изобретены ландскнехтами между 1533 и 1555 гг. и назывались

плудерхоэе (шаровары). Местом изобретения Нюрнбергская хроника называет

лагерь курфюрста Морица Магдебургского. Однако в стихотворении,

напечатанном в 1555 г. под заглавием «Новая жалобная песнь старого

немецкого солдата на мерзкую и неслыханную одежду—шаровары», говорится, что

они были изобретены в Брауншвейге. Во всяком случае это было чисто немецкое

изобретение, притом протестантское, на что указывали проповедники. Один из

них, Андрей Мускулус, в своей проповеди по поводу этой моды говорит: «Кто

хочет видеть такие штаны, тот пусть ищет их не у католиков, а идет к

лютеранам и евангелистам. Там он насмотрится на них до тошноты и омерзения

так, что у него защемит сердце и он задрожит от ужаса, как перед у каким-

нибудь мирским чудищем».

Ландскнехты довели этот покрой до крайностей. Они носили шаровары

такой длины, что они спускались до лодыжек, хотя их края были подвязаны

выше колена, и такой ширины, что на них шло до 30 локтей материи. В

названном стихотворении не без преувеличения говорится о шести локтях

верхней материи и о 99 локтях подкладки, а также о гульфике размером с

телячью голову. Так же иногда отделывались и рукава, но их размеры были

скромнее. Разрезы на камзолах шли обычно сверху вниз и были гак часты и

велики, что камзол казался изрезанным на ленты. С этим костюмом ландскнехты

носили высокие островерхие шляпы, украшенные перьями, и узкий короткий

испанский плащик, отделанный по борту небольшими разрезами. В таком виде

костюм у военных продержался вплоть до уничтожения наемных войск: в

Германии до начала 90-х годов, а в Швейцарии — на несколько десятков лет

дольше. Почти одновременно с его появлением исчезла разнополосность, так

называемая мипарти, оставшись в официальной одежде низших городских чинов.

Только в Швейцарии одежду мипарти еще некоторое время продолжали носить

наемные военные.

Несмотря на излишества этого костюма, ожесточенно преследуемого

проповедниками, он начал распространяться в различных сословиях общества с

момента своего появления. Его носили студенты, ремесленники, бюргеры и

молодежь из дворян. Ни весьма значительные затраты, которых он требовал, ни

насмешки, ни запрещения не могли остановить его распространение. В Дании

такие шаровары разрезали на всяком, кто в них показывался на улице.

Некоторые государи думали быстрее достигнуть цели, посмеявшись над новой

модой. Например, курфюрст бранденбургский Иоахим II велел схватить

несколько таких шароварников и, посадив в клетку, три дня подряд выставлять

напоказ народу, а перед клеткой заставил играть музыкантов. Несколько

дворян были им наказаны за ношение модных шаровар тем, что по его

приказанию им разрезали пояс шаровар, отчего шаровары свалились и они,

очутившись голыми посреди улицы, стали потехой прохожих. Такие наказания

устрашали, но только время. Скоро они забывались. Наследник Иоахима II,

Георг Вильгельм, был вынужден даже в уставе основанной им в 1574 г.

монастырской школы упомянуть о запрещении учителям носить короткое

отороченное платье с городками и шаровары, а ученикам — короткие плащи,

длинные штаны с разрезами, такие же башмаки и остроконечные шляпы с

перьями.

К новому костюму отнеслось враждебно не только духовенство. Cреди

бюргеров и дворян было немало таких, которые его не одобряли. Если они и

носили шаровары, уступая влиянию современной моды, то в более простом

варианте. Вследствие этого появились шаровары гораздо меньших размеров,

которые занимали как бы среднее положение между прежними короткими штанами

с разрезами и широкими шароварами.

Некоторые щеголи и в них допускали излишества, но все они

ограничивались утолщением выпуска вокруг талии и бросающейся в глаза

отделкой гульфика бантами. Обычно эти шаровары делались не длиннее чем до

середины бедра, реже до колена, потому с ними надевали узкие панталоны и

чулки. Те и другие распространялись все больше, так что длинные панталоны в

обтяжку остались принадлежностью придворного испано-французского костюма.

Впрочем, при дворе их носили не все, а в начале 90-х годов они были

оставлены и там.

Шелковые вязаные штаны (трико) появились довольно поздно. Еще в 1569

г. маркграф Иоганн Кюстринский сделал выговор за их ношение тайному

советнику Бартольду фон Мандельсо в таких словах: «Бартольд, у меня тоже

есть шелковые чулки, но я их надеваю только по воскресеньям и в праздники»

Даже в 1583 г. они считались настолько редкими и дорогими, что в Магдебурге

было просто запрещено их носить. Тем не менее они постепенно

распространились настолько, что были запрещены только некоторым из служащих

лиц.

Уже с 1565 г. костюм высших сословий начинает напоминать испанский и

французский, т. е. становится более натянутым и чопорным. Вне этих сословий

испанский покрой принимался слабо и медленно. Тем не менее шаровары

постепенно были заменены более скромными формами коротких штанов с легкими

складками или гладкими выстеганными короткими штанами без складок.

Это несколько успокоило строгих порицателей, которые, хотя и не

полностью одобряли новые формы и давали им насмешливые прозвища, но все-

таки единогласно считали их более приличными. Один из них, Иоганн Штраус,

сознавался, что «они красивы, если сделаны не очень широкими и без

клапана». Но ему не нравилось, что «их набивают шерстью так, что в них

становишься похож на мешок с солодом». «На пару штанов, — говорил он, —

нужно шерсти с трех телячьих шкур». Возмущало его также и то, что клапан у

них слишком заметен и что в них делаются карманы для того, чтобы класть в

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11