Маньеризм в моде

них всякую мелочь.

Не меньшим преследованиям подвергался и камзол, которым заменили

кафтан с полами разной длины, не подходивший к широким шароварам. Больше

всего не нравилось в нем то, что он сидел слишком гладко (так как делался

стеганым) и, главное, не закрывал ненавистного клапана. Но и другие

особенности камзола вызывали резкие порицания со стороны строгих цензоров

общественных нравов, в том числе Андрея Мускулуса и Иоганна Штрауса — его

шелковая подкладка, пуговицы, слишком большой воротник и рукава, «такие

большие и широкие, что их едва можно носить на себе». Позже, когда

некоторые щеголи, подражая французской и нидерландской моде, стали носить

камзолы с круглыми туго набитыми плечами и толсто выстеганным клинообразно

спускающимся ниже талии передом, прозванным здесь «гансбаух» (гусиное

брюхо), это нововведение также было строго осуждено и осмеяно. «Прекрасный

наряд, — восклицает Андреи Озиандер, младший дьякон в Урахе, — эти

отвратительные длинные гусиные брюха, которые начинаются у самой шеи и

свешиваются ниже пояса, как оконный фонарь на доме!»

Брыжи со второй половины столетия были отделены от рубашки и

превращены в самостоятельную часть костюма, причем их размеры значительно

увеличились. Иоганн Штраус высказал о них свое мнение: «Хотя сама сорочка

сшита не из дорогой материи, а иногда из простого холста, с ней надевают

дорогие брыжи, такие высокие и широкие, что они почти совсем закрывают уши

и голова выглядывает из них, как из мешка. Крахмалят их так туго, что они

почти не гнутся. Носят также итальянские и испанские воротники с множеством

висящих шнурков. Старинный фасон воротников и рубашек, как, например, на

портретах прежних саксонских государей, теперь уже не в моде Спереди из-под

рукавов должны высовываться манжеты, как адский огонь, вырывающийся из всех

окон». Несмотря на все это, в конце столетия брыжи делали таких размеров и

такой формы, что их в шутку называли мельничными жерновами. Несколько

благосклоннее отзывался тот же Иоганн Штраус о верхних одеждах. «Верхняя

одежда теперь выглядит приличней: хороший кафан зимой и летом, длинный

плащ, с рукавами или без них, к лицу любому и молодому и старому». Но

дальше он жалуется, что эти кафтаны и плащи шьются слишком короткими и

открытыми спереди для того, чтобы видны были пуговицы на камзоле и многое

другое. Под этими короткими накидками Штраус подразумевал укороченную шаубе

и вошедший в употребление короткий и узкий (испано-французский) плащ. Оба

они становились все больше похожими и в 80-х годах стали почти одинаковыми.

Они шились с широким, чаще всего стоячим воротником или подбивались и

оторачивались мехом или материей другого цвета, имели сходные со старинной

шаубе широкие рукава или вместо них проймы для рук. О коротких плащах

Озиандер говорит, что « самыми модными считаются такие, которые доходят

только до пояса и обшиты таким широким бордюром, что почти нельзя

рассмотреть, из какой материи они сделаны. Носят такой плащ, подобрав его

под правую руку или свесив с левого плеча. Это делается для того, чтобы

нельзя было хорошо разглядеть, есть ли на кавалере плащ или он без плаща, в

камзоле и штанах». Длинная шаубе осталась старикам, ученым и в качестве

официальной одежды бургомистрам и другим городским властям.

Шляпы и береты были самыми распространенными из головных уборов.

Изменения, которым в течение этого времени подвергся берет, были двух

видов: с одной стороны, его объем уменьшился настолько, что он превратился

в очень небольшую плоскую шапочку, а с другой — его верхушка была удлинена,

и он приобрел вид колпака или мягкой шляпы с узкими полями, имевшей

сходство с испанской шляпой, которая затем была принята высшими классами и

в 80-х годах окончательно заменила берет. В конце XVI в. появились шляпы

французского и нидерландского фасонов, а также разной формы шапки с меховой

опушкой. Украшения головных уборов мало изменились, лишь была постепенно

оставлена отделка перьями. С 1550 г. обувь приняла форму, более

соответствующую ноге взамен прежней широконосой, сохранив, впрочем, отделку

разрезами. Ее нередко украшали бархатом или шелком и оковывали серебром.

Иоганн Штраус так высказывается о новомодной обуви: «Башмаки носят не

прежнего фасона, а испанского, лакейского, с разрезами, чтобы из них

быстрее вытекала вода. Хотя летом такие башмаки очень удобны, но каблуки их

ни к чему не пригодны, разве что для щегольства». Поверх башмаков носили

туфли на высокой деревянной подошве и без пятки. Стук, производимый этими

туфлями, вызывал частые жалобы: «Молодые люди,— говорит тот же современник,

— стучат ими, как шестидесятилетние старухи».

Как особый вид перчаток появились широкие и длинные, до локтя,

рукавицы из сукна или кожи. Штраус заметил, что «некоторые и летом носят их

такой длины, что ее хватило бы на пару прямых рукавов».

Волосы чаще всего продолжали носить коротко остриженными по испано-

французской моде. Некоторые щеголи спереди зачесывали их кверху так, что

они торчали, «как иглы у ежа или как щетина у свиньи, когда она

рассердится», или оставляли их на затылке и на висках «длинными и космами».

Женская одежда стала еще более тесной, чем в 1535 г. Высокий и

обтянутый лиф поднялся теперь до самого подбородка, едва оставляя место

узенькой фрезе. Рукава еще больше обтянули руки, расширившись на плечах в

высокие наплечники, заменившие прежние разрезы и буфы. Эта мода тоже во

многом доходила до крайности и поэтому вызвала такое же неодобрение, как и

прежнее, противоположное ей обнажение шеи и груди. Ее объясняли желанием

сохранить нежность кожи или стремлением придать себе скромный вид. На этом

основании в некоторых местах и против нее принимались запретительные меры.

Тем не менее даже по отзывам таких строгих судей, как Штраус, женский

костюм «стал приличнее, и, кроме безрассудного излишества, в нем мало что

вызвало неодобрение».

Носили по-прежнему два платья — верхнее и нижнее. Верхнее делалось

закрытым спереди или распашным, но без талии или же с распашной юбкой .

Чтобы сделать юбку широкой, ее подкладывали какой-нибудь толстой материей,

обычно войлоком, или растягивали металлическими обручами. Все эти фасоны

были подражанием испано-французским модам. Появились укороченные верхние

платья местного изобретения с юбкой в мелких сборках, растянутой с боков.

Принятые для выездного туалета, они продержались недолго и скоро исчезли.

Платья с распашной юбкой назывались узкими, а совсем распашные — широкими.

У последних рукава обычно были узкие и короткие. Часто их заменяли буфы с

боковыми проймами для рук, порой такие длинные, что доходили до пола. Хотя

эти платья застегивали только у ворота, их делали с пуговицами вдоль всего

борта, богато украшали и подбивали мехом. Они тоже просуществовали недолго

и уже в 70-х годах встречались очень редко. Полураспашные платья, сходные с

современными им французскими, никогда не делались со шлейфом, который в

Германии был принадлежностью подвенечного и парадного костюма.

Металлические обручи и проволока, которыми растягивали юбку вместо полос

войлока, употреблявшихся для, этой цели, были нововведением, которое не

заслужило одобрения. «Под юбки подкладывали обручи, чтобы она расправилась

во все стороны и сидела бы колоколом»,—замечал Штраус. Озиандер (1586 г.)

называл этот прием так: «Совсем новая выдумка растягивать подолы юбок

старыми корзинами (т. е. камышом от старых корзин) или даже проволокой, что

прежде делалось войлоком».

В некоторых местах, например в Магдебурге в 1585 г. и еще ранее в

Цюрихе, юбки на обручах были запрещены. Тем не менее их все-таки продолжали

носить, причем не только не уменьшили их объема, но к концу столетия,

следуя новой французской моде, еще больше увеличили его.

Покрой лифа и рукавов почти совсем не изменился. Лиф, удлиненный

спереди мысом, делался с небольшим четырехугольным вырезом, который всегда

закрывался плотным полотняным воротником с фрезой. Иногда поверх лифа

носили спенсер, который охватывал талию в виде широкой ленты, доходившей до

груди и спереди зашнуровывавшейся или застегивавшейся на крючки. У рукавов

изменились только плечевые буфы. Их объем зависел от объема фрезы- чем шире

становилась фреза, тем меньше делались буфы. Мода на большие фрезы тоже не

получила одобрения. «Прежде всего,— говорит Озиандер,— мы заимствовали у

иностранцев и у них научились делать большие и толстые фрезы из дорогого

тонкого полотна. Эти фрезы крахмалят и гладят горячим утюгом. Иногда кое-

кто щеголяет красивой фрезой, а рубашка на нем грубая. Такую фрезу

подкладывают серебряной или другой проволокой, чтобы она держалась прямо,

как подпирают столбами развесистые липы; так одна мода родит другую».

Нарядный воротник «голлер» по-прежнему продолжали носить при

небольшой фрезе в его первоначальной форме пелерины или в форме короткого

плащика с тугими торчащими складками или, наконец, в форме безрукавной

курточки.

С закрытым платьем или с платьем с распашной юбкой всегда надевали

фартук. Его обычно делали полотняным или из черной шелковой материи и

отделывали вышивками, прошивками и обшивками. Отделка эта становилась все

богаче и, в конце концов, была доведена до такой роскоши, что и против нее

был издан закон.

Такие же ограничивающие меры были приняты против излишне роскошной

отделки носовых платков, которые теперь заняли важное место в женском

туалете. В Магдебурге около 1583 г. платкам была установлена цена для

каждого сословия. Это главным образом относилось к очень дорогим платкам

которыми по принятому обычаю одаривали друг друга обрученные.

В немецких книгах о костюмах, даже изданных около 1600 г., указывае

тся на такую особенность итальянских женщин, как ношение кальсон. Можно

предположить, что употребление этой принадлежности туалета было мало

распространено среди немецких женщин. Чулки же, сшитые, а в конце XVII и

вязаные, они носили почти все, притом очень нарядные. Их даже упрекали за

то, что они слишком ярко вышивают стрелки на них, иногда даже «лилиями».

Разумеется, не менее нарядны были и подвязки, которыми такие чулки

подвязывали.

Относительно обуви можно заметить, что как мужчины, так и женщины

поверх башмаков носили туфли. Испанские и французские туфли на высоких

подошвах популярны не были.

Мало изменился плащ, который надевали только для защиты от непогоды.

Летний плащ из легкой материи весь делался в мелких продольных складках,

без воротника и с плотно охватывавшим шею воротом. В плохую погоду его

накидывали на голову, для чего верхний край плаща иногда подкладывали

проволокой или китовым усом таким образом, что он растягивался над головой

как зонтик. Зимние плащи шились из толстой материи или делались на меху.

Они имели большой воротник, стоячий или отложной, которые полностью

закрывал голову.

На голове носили берет, чепец, или чехол каждый отдельно или оба

вместе. Женский берет как и мужской, постоянно уменьшаясь в объеме,

превратился к концу 60 годов в модную круглую шапочку или в очень маленькую

шляпу. «Мы переняли от итальянцев, — сообщает один современник, — маленькие

бархатные шапочки. Их носят женщины не для того, чтобы покрывать ими

голову, а только для красоты. Они так малы, что не покрывают и четвертой

части головы». Эти шляпы отделывали золотыми и серебряными шнурками,

жемчугом, драгоценными камнями и перьями Таким же образом, только без

перьев, убирали и чепцы, которые покрывали всю голову или оставляли снаружи

только волосы на висках. Еще носили шапочки с меховой опушкой, широкие,

богато отделанные повязки и простые полотняные чепцы, а с 1580 г— уже давно

известные во Франции круглые шапки с углублением над лбом.

Вуаль снова вошла в моду, с тех пор как закутывание стало считаться

признаком скромности. Вуали делали из тонкой, но не всегда прозрачной

черной и белой ткани, иногда желтого или других светлых цветов, с

серебряными и золотыми полосками.

Волосы в большинстве случаев полностью прятали под чепчиком, а если

их оставляли открытыми на висках, завивали локонами или зачесывали гладкими

руликами. Даже невесты в подвенечном наряде не всегда носили волосы

распущенными, а заплетали их в косы и обвивали вокруг головы. В 60 - х

годах девушки среднего сословия стали причесываться крестьянски, то есть

заплетали волосы в две косы, которые спускали вдоль спины.

Эта при ческа скоро стала модной. Те, у кого собственные волосы были

тонкими, носили фальшивые косы. Появилась особая мода на белокурые волосы,

что породило искусственное изменение цвета волос. Беление волос и накладные

косы навлекли на женщин немало резких упреков. Так продолжалось до 1585 г.,

когда вошедшие в моду большие фрезы заставили щеголих отказаться oт кос и

принять высокую французскую прическу. Любимым головным украшением, особенно

на праздниках, были венки из живых или искусственных цветов. Ношение масок

среди немецких женщин не было распространено.

Траурный костюм обоих полов стал еще строже. Его цвет по прежнему

остался черным. У женщин, впрочем, допускалась белая вуаль. В начале траура

носили длинный черный плащ с капюшоном, который спускался на лицо, закрывая

его почти полностью. Затем надевали менее длинный плащ с капюшоном,

выкроенным так, что он закрывал нижнюю часть лица, а глаза и нос оставлял

открытыми снаружи. И, наконец, такой же плащ, но без капюшона и шляпу. В

1560 г. Матвей Шварц носил по богатому аугсбургскому негоцианту Антону

Фуггеру траурный костюм, состоявший из длинного волочащегося плаща с

высоким стоячим воротником, черного наглухо застегнутого камзола и высокой

шляпы. Женщины тоже надевали длинный черный плащ и закрывали свое лицо

вуалью. Если они заменяли вуаль повязкой, то обертывали ею голову до самых

глаз и длинные ее концы, доходившие до земли, спереди распускали один возле

другого.

Щегольство дорогими материями и украшениями не только не уменьшалось,

но и постоянно усиливалось, несмотря на все ограничительные законы. Хотя

роскошь не достигала в Германии таких масштабов, как в других странах, она

все-таки была очень значительна.

Paспpocтpaнению щегольства среди небогатых людей содействовало

развитие различных производств, поставлявших сравнительно недорогие, хотя и

менее качественные материи — бархатные, шелковые, полотняные и т. д.

Добротные ткани и теперь стоили очень дорого, а некоторые из них,

например, протканные золотом или серебром бархат и атлас, стали так редки,

что их можно было достать с большим трудом и только за очень большие

деньги. Меха, спрос на которые постепенно возрастал, тоже значительно

подорожали, даже в скандинавских землях. Шведский король Иоанн III в 1573

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11