Леонардо до Винчи
Леонардо до Винчи
Эпоха Возрождения. Леонардо да Винчи.
Возрождение Италии началось как раз с того события, которое известно
под именем Авиньонского пленения пап. Латинский язык, как язык
богослужения, сделал Рим космополитом, дозволил играть ему международную
роль; люди одного направления и одного духа говорили на одном языке.
Развитие европейской литературы как раз совпало с упадком латинского
католичества. Живая мысль пробилась сквозь прежний мёртвый язык;
летаргический сон средних веков проходил; латинский бред сменялся
жизненной, гибкой речью. Явился Данте, который создал не только
“Божественную комедию”, но и язык для неё. Общий поворот в мыслях и
понятиях свершился. При общем подъёме духа возрождалась и старогреческая
литература. Петрарка вместе с Боккаччо изучали греческих авторов, понимая,
что на эллинских образцах зиждется фундамент всемирной литературы.
Во второй половине 15 столетия два новых мира открылись для Европы:
один был открыт Христофором Колумбом, другой – взятием турками
Константинополя; один перевернул торговлю мира, другой – вызвал религиозное
брожение.
Греческая литература водворилась в Италии с помощью турецкого оружия.
Латинский перевод Библии, считавшийся до тех пор непогрешимым, потерял свой
авторитет при сравнении с греческими и еврейскими подлинниками. Латинское
Евангелие было, по удачному замечанию, вторичным распятием между двумя
разбойниками.
Около 1440 года изобретается книгопечатание. Искусство это сразу
достигает удивительных результатов, и во главе нового движения стоит
Венеция. За первые 30 лет книгопечатания из 10 000 изданий, вышедших в
Европе, на долю Венеции приходится 2835. Правительство, сносившееся с
народом при помощи церкви, теперь, с изобретением прессы, могло прийти в
непосредственное с ним общение, и таким государство от церкви отделилось.
В 15 веке обстоятельства сложились так, что умственное первенство
Италии стало неизбежным. Англия была занята губительной войной Алой и Белой
роз, и там во всей силе царили те грубые, безумные сцены варварства и
насилия, блестящие картины которого с такой гениальной силой отражаются в
произведениях Шекспира. В Германии шла война гуситов, не менее жестокая,
чем война роз.
Во Франции дворянство всё время не сходит с лошади; англичане
господствуют в стране; общее неблагоустройство таково, что волки забегают к
самому Парижу.
Феодальное право ещё охватывает всю Европу: там пьют, едят и дерутся.
Не то в Италии, - здесь новое веяние, новое государство. Здесь цветёт
торговля, сюда стекаются капиталы, призрак войны не тревожит воображение. В
соотношениях с соседями силу кулачного права заменяет дипломатия. После
того, как античная цивилизация пала, мы здесь впервые встречаемся с
обществом, которое живёт умственным наслаждением. Двор Версаля был только
потомком итальянской утончённости. Учёные не таятся уже по монастырям в
пыльных книгохранилищах, - их правительство вызывает на арену общественной
деятельности, они становятся секретарями, министрами. Утверждается Академия
философии, восстанавливаются пиры Платона. В особую залу собирается цвет
учёности и искусства и здесь беседует между собой без чинов и этикета о тех
вопросах, которые так часто тревожат воображение, не находя себе ответа.
Конечно, нравы и характеры общества сильно смягчились; изящная
обстановка породила изящное обращение. Жизнь шла весело и шумно, каждый дом
мецената и дворец был действительно приютом веселья. Итальянцы давали
полный простор своей оригинальности и гибкости ума, не стесняясь никакими
формальностями, сменяя ужин танцами, танцы – весёлыми загадками и
болтовнёй.
Искусство было так сродне душе их; умение рисовать и знание живописи
считалось необходимым. Взгляд современников на женщину отличался свежестью
и простотой. Они требовали, чтобы женщина всегда была ровна, спокойна в
своих манерах, всегда подчинена правилам приличия, но живость ума должна
удалять её от скуки; она должна держаться середины, которая составлена
бывает иногда из крайностей, но доходит до известных границ, никогда их не
переступая. Недоступность женщины не есть ещё добродетель и достоинство её;
зачем ей чуждаться общества, случайно услышанной свободной фразы, игривого
выражения; да и вообще манеры дикой застенчивости противны в обществе. Для
того, чтобы показать себя свободной и любезной, разумеется, не надо держать
себя неприлично, вступать со всеми в ненужную короткость; поступать так –
значит заставлять о себе думать хуже, чем надо. Если разговоры не нравятся
или кажутся неприличными и если женщина умна, - она всегда сумеет с лёгким
румянцем на лице свести разговор на другой предмет, более приличный. И
действительно, в эпоху Медичи мы встречаем в Италии женщин огромного
образования, изящного вкуса и ума, с восторгом отзывающихся на благородные
теории Бембо, - о всеобъемлющей чистой любви.
Италия предоставила фламандцам заниматься будничными повседневными
сценами мелкого жанра; она презирает пейзаж, не вдохновляется теми
неодушевлёнными предметами, за изображения которых с таким наслаждением
берётся немецкий художник. Истинный предмет искусства, по мнению
итальянцев, - только человеческое тело, всё остальное, по словам
Микеланджело, - пустая забава, которую можно предоставить меньшим талантам.
“Для искусства нужно одно, - сказал Челлини, - уметь превосходно выписать
мужской и женский торс”. И действительно, итальянцы дошли в этом до
совершенства. Их человеческое тело является на картинах здоровым,
энергическим, атлетическим. Оно родственно античному телу Греции; каждая
мышца, каждый сустав, каждый волнистый изгиб тела изучен до мельчайших
подробностей, доведён до необычайной степени совершенства.
Всякая жестокость, всё вызывающее ужас или сострадание – чуждо
итальянской школе. Только в период упадка появляются в Болонье трагические
сюжеты.
Мягкие, кроткие мотивы с воздушными очертаниями линий полны
благородства и светлой, могучей силы таланта. Тут нет спокойного домашнего
затишья, которым так часто веет от северных школ, но зато здесь вознесена
человеческая личность на огромную высоту, проникнута высочайшей степенью
христианской красоты и незлобия.
Леонардо да Винчи.
“Коснись своей рукой воды речной.
Она последняя из утекающей вдаль
И первая из притекающей.
Так бывает и с нашей жизнью.”
Cумерки медленно опускались над Флоренцией. В предвечерней дымке
мягко светилась цветная мраморная облицовка собора Санта Мария дель Фиоре.
На площади Синьории, где суровые крепостные зубцы вонзались в темнеющую
глубину неба, лев Донателло сжимал в лапах окаменевшую красную лилию –
эмблему города.
Около льва стоял молодой человек, погружённый в глубокую
задумчивость. Высокий, удивительно красивый, он был одет в чёрный камзол и
длинный тёмно-красный плащ с прямыми складками, старинного флорентийского
покроя. Чёрный бархатный берет без всяких украшений и перьев подчёркивал
белизну правильного, немного грустного лица. У пояса на цепочке висел
маленький альбом.
Из переулка на площадь вышла весёлая группа нарядно одетых юношей.
Зазвенела лютня. Затихшая площадь огласилась звуками любимой песни
флорентийцев. – Присоединяйся к нам, незнакомец! – воскликнул один из
юношей. – Разве ты не слышишь? “Молодость мгновенна!” - Тсс… -
остановил его другой, - не мешай ему! Это наш знаменитый художник Леонардо
да Винчи. Может быть, он обдумывает новую картину!
И юноши свернули в переулок.
Леонардо не повернул головы. Он пристально смотрел на лилию в лапах
каменного льва. Она казалась ему воплощением Флоренции, которую он завтра
покинет. И перед его мысленным взором проносились годы, прожитые в этом
городе.
Леонардо родился в 1452 году. Его отец, молодой нотариус Пьеро да
Винчи, вернувшись после обучения во Флоренции в родные горы, искал
развлечений. Одним из них была мимолётная связь с крестьянской девушкой
Катериной, в результате которой и появился Леонардо. В этом же самом году
Пьеро женился на Альбьере Амадори, девушке своего круга. Сына он взял к
себе. В те времена на внебрачных детей общество смотрело чрезвычайно
снисходительно.
Леонардо прижился в отцовском доме очень легко. Альбьера была
бездетна, а дед с бабкою только и ждали внука. Леонардо был очаровательным
ребёнком: красивым, спокойным и необыкновенно милым. В доме его обожали все
без исключения. С матерью он виделся редко.
Детство Леонардо протекало среди чудесной тосканской природы. Городок
Винчи (местечко Альбанских горах) ютился в горном ущелье. Вверх и вниз
тянулись лесистые склоны. Всё было покрыто буйной зеленью, только самые
высокие гребни были голы. Оттуда, где царил дикий каменный хаос, можно было
любоваться широкой панорамой, с одной стороны увенчанной лиловыми вершинами
далёких Апеннин, а с другой – мягко спускавшейся к зелёным холмам славного
своими башнями Сан Джиманьяно. Мальчик любил бродить по горам. В полном
одиночестве карабкался он по крутым уступам, часами просиживал над
обрывами, смотрел кругом и думал. Под ним паслись стада, над головой его
кружились крылатые хищники. Он наблюдал всё – природу и животных – и всё
запоминал. С детства воспитывались и изощрялись в нём чувство и ум. Дед
заботливо следил, чтобы предоставленная Леонардо свобода не была им
дурно использована. Альбьера лаской скрашивала его домашнюю жизнь. Она
протекала в довольстве, без нужды в буржуазной обстановке.
Леонардо было около четырнадцати лет, когда он потерял деда и мачеху.
Но ему некогда было предаваться горю. Сер Пьеро не любил терять времени. Он
женился ещё раз и перебрался во Флоренцию. Провинция перестала
удовлетворять его аппетиты.
Юность Леонардо совпала с первыми годами правления Лоренцо Медичи.
Семейные условия продолжали быть благоприятными. Франческа Ланфредини была
так же бездетна, как и первая жена сера Пьеро, и Леонардо продолжал
оставаться единственным сыном отца до двадцатичетырёхлетнего возраста.
Он получил дома такое воспитание, какое получали дети в богатых
буржуазных семьях: его научили кроме чтения, письма и начатков арифметики,
к которой он обнаружил блестящие способности, элементарной латыни, музыке и
пению. А потом пошло учение в настоящих областях, в которых мальчику было
суждено подняться на самые высокие вершины.
“…Несмотря на разнообразные увлечения, он никогда не бросал рисования
и лепки, ибо это были вещи, которые больше всего другого привлекали его
воображение. Приметив это и приняв во внимание возвышенность его характера,
сер Пьеро, захватив с собой однажды несколько его рисунков, отнёс их к
Андреа Верроккьо, бывшему большим его приятелем, и убедительно просил его
сказать, достигнет ли Леонардо, отдавшись рисованию, каких-либо успехов.
Андреа пришёл в такое изумление, увидев, насколько замечательны первые
опыты Леонардо, что посоветовал Пьеро дать ему возможность посвятить себя
этому искусству. Тогда Пьеро принял решение отдать Леонардо в мастерскую
Андреа”.
Так Джоржо Вазари повествует о поступлении Леонардо учеником к
Верроккьо. Учение его началось в 1466 году. Леонардо было четырнадцать лет,
и он мог многому научиться у Верроккьо.
Прежде всего учеников обучали ювелирному делу, арифметике, грамоте и
живописной технике, а потом уже станковой живописи. Станковой живописью
называют произведение, написанное на холсте или дереве, не связанное со
стеной и существующее самостоятельно. Вначале такие картины писали на
станке, который стоял перед художником. Станок для написания картины стали
позже называть мольбертом, а название “станковая живопись” сохранилось.
Художники средневековья писали темперой – краской, разведённой на
яичном желтке. Но в эпоху Возрождения всё шире стали применять масляные
краски. Художники увидели, что новые краски таят в себе более широкие
возможности. Они придают картине то блеск, то матовость. Наложенные тонким
слоем, они прозрачны, но можно накладывать их и густыми мазками. Можно
переписать или исправить уже готовую картину.
Пьеро да Винчи придумал очень хорошо, решив отдать сына в боттегу
Андреа Верроккьо. Боттега Верроккьо уже давно была своего рода
показательной мастерской, куда шли художники Тосканы и соседних областей,
чтобы меняться друг с другом практическим опытом, делиться собственными
открытиями, знакомиться с результатами чужого мастерства, чужих методов и
приёмов.
Леонардо добросовестно воспринимал учение у Верроккьо, делал большие
успехи, и ему стали уже поручать самостоятельные работы. Правда, его
отвлекали от искусства увлечения промышленной и военной техникой и
анатомией.
“Получил Леонардо заказ исполнить для портьеры, которую должны были
во Фландрии выткать золотом и шёлком для португальского короля, картон с
изображением грехопадения Адама и Евы в раю земном; для этого Леонардо
нарисовал кистью, приёмом светотени, с бликами света, луг с бесчисленными
растениями и кое-какими животными; и поистине можно сказать, что по
тщательности и правдоподобию ни один талант на свете не мог бы сделать что-
либо подобное. Там изображено фиговое дерево, воспроизведённое со всеми
сокращениями листьев и рисунком ветвей так любовно, что ум мутится при
одной мысли, что у человеческого существа может быть подобное терпение. Так
же изображена пальма, у которой закруглённости плодов проработаны с таким
великим и поразительным искусством, что только терпение и гений одного
Леонардо могли это сделать. Произведение это, впрочем, осуществлено не
было, а картон к нему, подаренный дядей Леонардо, находится в благородном
доме великолепного Оттавиано Медичи”. (этот картон исчез потом бесследно.
Ученические годы кончились. В 1476 году Леонардо переехал от
Верроккьо в собственную квартиру-студию. Однажды отец попросил его
расписать щит. Леонардо изобразил чудовище, вылезшее из пещеры. При виде
этой работы Пьеро отшатнулся, не веря, что это был тот самый щит и что
изображение, которое он видел, было живописью. Эта работа показалась серу
Пьеро более чем удивительной, и он тайно продал её каким-то купцам во
Флоренции за сто дукатов (картина не сохранилась).
По свидетельству Вазари, Леонардо в это же время написал ещё две
вещи. Первой была мадонна, позднее попавшая к папе Клименту 7. На этой
картине была замечательная деталь: графин с цветами, наполненный водой.
“Отпотевание воды на поверхности было изображено так, что она казалась
Страницы: 1, 2, 3, 4
|