Русско-германские отношения в начале ХХ века 
ебер связывал эти перспективы с возможностями заморской экспансии, имея в виду при этом экспансию экономическую. Исследуя германскую аграрную отрасль хозяйства, он пришел к выводу, что Германия в скором времени будет зависеть от заокеанских рынков, поэтому необходимо срочно заняться обеспечением себе путей экспорта, а значит - вступить в соперничество с другими державами. "Даже при соблюдении видимости согласия, - сказал Вебер, - экономическая борьба наций за выживание идет своим чередом. В этой борьбе нет места мирным решениям, и только тот, кто эту видимость принимает за реальность, может верить, что когда-нибудь наши потомки будут наслаждаться мирной жизнью". В действительности же "они будут судить своих предков, исходя из того, какое место те завоюют для них в мире".Дело борьбы за усиление своего государства должна была бы взять на себя буржуазия. Вебер проанализировал возможности германской буржуазии, заявив предварительно, что он сам - "член буржуазных классов". По его мнению, эти возможности очень ограничены - единое германское государство было создано практически без участия буржуазии. Многолетний цезаристский режим Бисмарка никак не способствовал ее усилению. Консервативные юнкеры и незрелый пока пролетариат также не являются политическими силами, способными возглавить движение страны к утверждению на мировой арене. Вебер пессимистически смотрел на будущее Германии и, констатируя необходимость активизации внешней политики, не видел в стране класса, который взял бы на себя основное ее бремя. Пленков О. Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С.39.Фрейбургская речь Макса Вебера явилась, по сути, единственным произведением, в котором он подробно остановился на проблемах "мировой политики", однако мало что может сравниться с ней по глубине впечатления, которое она оказала на современников. Например, Ханс Дельбрюк, издатель журнала "Пройсише Ярбюхер", называвший себя не либералом, а "либерально настроенным" с готовностью воспринял идею о том, что объединение Германии было только началом ее трудного пути к равенству с другими державами: "После того как немцы отстояли свое национальное единство в борьбе с внутренней и внешней реакцией, они не могут навсегда удовлетвориться тем, что станут лишь европейской континентальной силой, будут придерживаться мира и предоставят другим культурным народам владеть морями и делить между собой континенты". "Англия, Франция, Россия, - писал Дельбрюк, - обладают необъятными колониальными владениями. Для них не так уж важно - получат ли они еще что-нибудь или нет, главное - в целом утвердить свое господство. Для Германии же, которая не располагает ничем более-менее ценным в других частях света, крайне важен самый крошечный клочок земли, самый маленький городок". Дельбрюк расставляет акценты несколько иначе, нежели Макс Вебер, руководствовавшийся главным образом экономическими соображениями. У Дельбрюка нет глубокого экономического анализа колониальной проблемы. Необходимость расширения германской сферы влияния он мотивирует в основном культурно-политическими причинами и интересами национального престижа. Для него первоочередное значение имеет усиление духовного влияния Германии в мире. В интересах всего человечества, полагал он, сделать так, чтобы влияние ведущих европейских держав в мире было примерно равным. Распространение немецкого культурного влияния за пределы Германии было бы на благо всем. В Германии много образованных и энергичных людей, которые не в состоянии найти применение своим способностям, в то время как с их помощью Германия могла бы, например, управлять Индией, не хуже, чем это делают англичане. Нельзя допустить, чтобы через 20-30 лет мир говорил только на двух языках, ведь немцы - высококультурный народ, и области в Европе, где говорят по-немецки, значительно обширнее тех, где говорят, например, по-английски. Поэтому, пишет Дельбрюк, "для нас, немцев жизненно важно, если мы хотим остаться великой нацией, достичь равноправного положения с уже имеющимися колониальными державами". Понятие "интересы нации", в соответствии с настроениями эпохи, начинает постепенно подменять понятие "интересы государства", однако при этом в сознании Дельбрюка не было и не могло быть места примитивному национализму. "Патриотизм не должен опускаться до шовинизма, государственная мысль - до насилия и произвола", - писал он. Пленков О. Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С.39 - 40.Колониальную политику "в высоком смысле этого слова" проповедовал и ученик Дельбрюка Пауль Рорбах, известный публицист. Он критиковал пангерманцев, пропагандировавших идеи экспансии и мирового господства не во имя "высокой колониальной идеи", а в интересах "бронированного немецкого кулака". Рорбах не уставал напоминать, что агрессивные пангерманцы явились причиной многих бед немцев. Ведь именно они настроили мир враждебно по отношению к Германии. Основным направлением немецкой экспансии, согласно Рорбаху, должно стать распространение немецкой "национальной идеи", в том числе - немецкого образа жизни, высокой немецкой культуры, немецкой системы образования. Имеется в виду "идеальное нравственное сохранение германства как созидательной силы современной и будущей мировой истории". При некотором внешнем сходстве с пангерманской риторикой, идеи Рорбаха имеют с ней немного общего. Их автора можно отнести к разряду колониальных романтиков, и от примитивного шовинизма его отделяет пропасть. Бабанцев Н.Ф., Прокофьев В.П. Германская империя 1871 - 1918 гг. Красноярск, 1984. С.108.Независимо от того, ставились ли во главу угла экономические интересы Германии или ее культурная миссия, идеологов "либерального империализма", как уже говорилось, объединяло неприятие ура-патриотических идей. Они полагали, что необходимость экспансии диктуется временем, однако стремились облечь эту идею в цивилизованные формы. Распространение подобного рода настроений в интеллектуальной среде привело к тому, что некоторые политики начали задумываться о необходимости создания новой либеральной политической организации на их основе.Среди них выделяется Фридрих Науман, многолетний друг Макса Вебера и видный общественный и политический деятель. Выходец из христианско-социального движения, Науман пришел к идее "национального либерализма" на рубеже веков. Он справедливо полагал, что слабость германского либерализма обусловлена пассивностью и несамостоятельностью буржуазии, которая является основной носительницей либеральных идей. Осознание либеральной буржуазией того факта, что Германия должна играть активную роль на мировой арене, рассуждал Науман, является необходимой предпосылкой возрождения либерализма в качестве широкого движения, выражающего интересы нации, и вернет либералам былое влияние. Пленков О. Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С.41.По мысли Наумана, ускоренное индустриальное развитие Германии приводит к перегруппировке сил на политической арене. Таким образом, либеральный лагерь Германии конца XIX - начала ХХ века фактически воспринял идею "мировой политики" как центральную в своей новой политической программе. Когда в 1897 году государство устами статс-секретаря по иностранным делам, будущего канцлера Бернгарда фон Бюлова фактически официально провозгласило мировую политику, большинство либералов было уже на стороне правительства. Это привело к тому, что либералы начали поддерживать новые колониальные приобретения Германии и мероприятия по увеличению армии и строительству военно-морского флота. Флотская агитация, в свою очередь, нуждалась в образе врага. Мысль о будущей войне, войне с Англией, не звучала больше как нечто невероятное. Это подтверждают слова Дельбрюка, которыми он приветствовал очередной флотский законопроект: "Мы хотим стать мировой силой и проводить колониальную политику в полном смысле слова. Это не подлежит сомнению. И назад пути нет. От этого зависит будущее нашего народа, желающего сохранить свое место среди великих наций. Эта политика возможна как вопреки Англии, так и в союзе с ней. Первое означает войну, второе - мир". Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С.42.Если Дельбрюк лишь допускал возможность войны, которая не являлась для него желательным способом разрешения международных проблем, то Фридрих Науман открыто говорил о ее неизбежности и даже необходимости. От традиционно свойственного либералам англофильства у Наумана не осталось и следа. Будущая война будет, собственно, за ликвидацию английского влияния в мире. В ней примет участие каждый, кто захочет "спастись от Англии". Могущественная морская держава виделась ему основным соперником Германии. "Для континентальных европейских государств "интернациональное" значит то же, что и "английское", - писал Науман, - "национальное" же означает, что, например, мы, немцы, не хотим отказываться от нашего будущего, что мы не дадим затащить себя в английскую гавань на пароходе "Великобритания", что мы, напротив, настроены на борьбу за наше национальное существование". Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С.42.Ключевую роль для определения внешнеполитической стратегии Германии играли противоречия в ее отношениях с Францией и Великобританией. Франко-германский антагонизм имел глубокие исторические корни, а в начале XX в. оказался сопряжен и с прямым колониальным соперничеством двух держав. Его апогеем стало столкновение интересов Германии и Франции в Марокко, послужившее причиной международных кризисов в 1905 и 1911 гг. Не менее острым было противостояние Германии и Великобритании.Уже в 1899-1902 гг. Германия открыто выступила в поддержку буров, сражавшихся с английской армией. С началом строительства Багдадской железной дороги, рассматривавшейся предпринимательскими кругами Германии как основное средство экономического проникновения на Средний Восток, англо-германское противостояние окончательно приобрело форму межимпериалистского конфликта. А наиболее важным поводом для его обострения стал вызов, брошенный Германией британскому господству на морях. Казанцев Ю.И. Международные отношения и внешняя политика России (ХХ век). Ростов-на-Дону, 2002. С.48.После принятия в 1898 и 1900 гг. двух "морских законов" в Германии развернулась беспрецедентная гонка морских вооружений, в ходе которой ВМФ был увеличен на 60%. Автор программы перевооружения адмирал фон Тирпиц полагал, что уничтожение военно-морской монополии Великобритании станет сдерживающим факто ром для всей системы международных отношений, а Германия получит возможность решающего политического влияния на любой конфликт. Бабанцев Н.Ф., Прокофьев В.П. Германская империя 1871 - 1918 гг. Красноярск, 1984. С.111.В этот период в Германии был разработан так называемый план Шлиффена. Альфред фон Шлиффен был начальником Генерального штаба Пруссии в 1891 - 1906 г. г. Его концепция легла в основу германского оперативно-стратегического плана ведения войны. Главная ошибка Шлиффена заключалась в стремлении жестко распланировать всю войну, а не только первые сражения, после которых обстановка могла измениться. Шлиффен осознавал, что долгую войну Германия вряд ли сможет завершить победой из-за недостаточности ресурсов, поэтому он настаивал на "молниеносной" войне. Все силы Германия должна была сосредоточить против Франции на одном направлении. Шлиффен осознавал опасность для Германии войны на два фронта, но исходил из ошибочной предпосылки, что русская мобилизация будет длиться несколько месяцев, а за это время Германия разгромит Францию и Бельгию и "повернется к России". Хрестоматия по новой истории. Т.2. М., 1971. С.115.Образование Антанты поставило германскую дипломатию и военно-политическое руководство перед сложной задачей - стала очевидной неизбежность войны на два фронта в Европе. К 1905 г. генеральный штаб завершил подготовку соответствующего плана ведения военных действий ("план Шлиффена"), предполагающего целесообразность превентивной войны. Для подготовки к ней только в 1909-1914 гг. военные расходы были увеличены на 33%, составив половину государственного бюджета. В качестве основного союзника в Европе рассматривалась империя Габсбургов. Германия активно поддержала балканские притязания Австро-Венгрии, в том числе в период Боснийского кризиса 1908-1909 гг. Патрушев А. И. Германская история. М., 2003. С.279.В свою очередь, это послужило толчком к быстрому ухудшению русско-германских отношений и стало еще одним шагом к мировому военному конфликту.По мнению германской дипломатии, Османская империя могла стать более важным стратегическим партнером как с точки зрения грядущей войны, так и для более долговременных отношений.В условиях приближавшейся войны Германия желала захватить новые колонии преимущественно из числа английских, покончить с господством Англии на море, осуществить широкомасштабное расширение своей территории за счет Франции, России, Бельгии, фактически установить свое господство в Европе. Казанцев Ю. И. Международные отношения и внешняя политика России (ХХ век). Ростов-на-Дону, 2002. С.51.Таким образом, исходя из вышесказанного, можно сделать следующие выводы:1. На рубеже XIX-XX веков соотношение сил на международной арене резко изменилось. Геополитические устремления великих держав: Великобритании, Франции и России, с одной стороны, Германии с Австро-Венгрией - с другой - привели к необычайно острому соперничеству. В нараставшем соперничестве каждая из великих держав преследовала собственные интересы.2. После разгрома Франции Германия оказалась самой сильной державой в Европе. После отставки Бисмарка Германия стала расширять политику колониальных захватов. В германских политических и общественных кругах активно проповедовалась идея Срединной Европы - объединения центрально-европейского региона вокруг немецкого этнического ядра. Ключевую роль для определения внешнеполитической стратегии Германии играли противоречия в ее отношениях с Францией и Великобританией. Глава II. Попытки русско-германского сближения в 1904-1907 гг.В начале 1900-х гг. Германия была весьма обеспокоена фактом растущего англо-французского сотрудничества. В нём она усматривала препятствие для своих захватнических планов.После того, как в 1902 г. Англия заключила союз с Японией и получила некоторую уверенность, что ее дальневосточные интересы отныне будут обеспечены японскими руками, после того, далее, как в том же 1902 г. Англия избавилась, наконец, от забот в Южной Африке - английская дипломатия не считала уже необходимым во что бы то ни стало ладить с Германией. Одним из первых симптомов этой перемены явился пересмотр позиции Англии по отношению к Багдадской железной дороге. До сих пор Англия не мешала этому предприятию. Более того, между банкирами велись переговоры об участии в нём английского капитала; это было для немцев весьма желательно, ибо с финансированием строительства дороги Дейче Банк испытывал немало затруднений. Но в апреле 1903 г. эти переговоры были прерваны. Британская пресса настойчиво развивала мысль, что дорога на Багдад является прямым путём, выводящим немцев на подступы к Индии. Английское правительство стало препятствовать осуществлению багдадского железнодорожного проекта. Из истории буржуазной дипломатии и межимпериалистического соперничества в конце XIX - первой половине XX в.: Сб. ст. / Отв. ред. С.С. Григорцевич. Томск, 1985. С.183.Багдадская дорога была лишь частным вопросом во всей совокупности англо-германских противоречий. Между Англией и Германией шла борьба за коренной передел мира. Британская дипломатия уже вербовала себе союзников для надвигавшейся европейской войны.Борьба с Германией толкала Англию на сближение с давней своей соперницей - Францией - и по возможности с Россией. Англия не желала уступать Германии своих колониальных владений. Посредством соглашения с Францией и Россией английская дипломатия рассчитывала лишить Германию возможности играть на англо-русских и англо-французских противоречиях и вымогать у Англии те или иные уступки.Разразившаяся в 1904 г. русско-японская война ускорила перегруппировку империалистических держав вокруг двух противоположных центров - Англии и Германии.Статс-секретарь иностранных дел Ленсдаун, сменивший на этом посту Солсбери, полагал, что соглашение с Францией прочнее обеспечит её нейтралитет в русско-японской войне. А это было важно, ибо выступление какой-либо державы на стороне России, по условиям англо-японского союза, вынуждало воевать и Англию.Убеждённым поборником англо-французского и англо-русского сближения выступал и король Эдуард VII. К уверенности, что этого сближения требуют интересы Англии, у Эдуарда присоединялась личная неприязнь к Вильгельму II. Эдуард VII давно усматривал в Германии главного врага Англии. Германия страшила Эдуарда своей мощью; она раздражала его беспокойной назойливостью, вымогательством колониальных уступок. Бюлов пишет в своих мемуарах, что "могучее развитие германской промышленности, торговли и флота возбуждало в короле те же самые чувства, которые испытывает владелец большой старинной банковской фирмы, когда перед ним вырастает молодой, менее родовитый, несимпатичный ему и очень деятельный конкурент)).
Страницы: 1, 2, 3, 4
|
|
