Политика Золотой Орды на русских землях в XIII-XIV вв

В относительно поздней (конец XV в.) Симеоновской летописи в части до 1391 г. непосредственно отразилась тверская редакция свода начала XV в., благодаря чему ее тексты на конце XIII-XIV вв. дают возможность в значительной мере реконструировать утраченные известия Троицкой, а частично - и Лаврентьевской летописей . Новгородская Карамзинская, Новгородская IV и Софийская летописи восходят к общему протографу - своду (вероятнее всего митрополичьему), датируемому от конца 10-х до начала 30-х годов XV. Он имел в основе общерусский свод начала XV в., новгородские и ростовские своды той же эпохи. В последнем источнике, отразившемся так же в Московской Академической летописи и сокращенном своде второй половины XV в., содержит ряд уникальных известий за конец XIII в.

Московское великокняжеское летописание середины - второй половины XV в. (имеющее в основе Софийскую I летопись) представлено памятниками конца этого столетия - Никаноровской и Вологодско-Пермской летописями и Московским сводом конца XV в. (дошел в двух редакциях - 1479 и начала 90-х гг.) , а также сводами 1497 г. (Прилуцкая летопись) и 1518 г. (Уваровская летопись) . Великокняжеское летописание вошло так же в Ермолинскую летопись и Типографскую летопись конца XV в., но в первой отразился также особый (ростовский или белозерский) свод 70-х гг. (он лег в основу Сокращенных сводов 1493 и 1495 гг. ), а во второй - ростовский владычный свод.

В некоторых летописных памятниках XIV-XV вв. имеются уникальные известия о политики Орды в XIV в. Это известия (тверские), содержащиеся в Тверском сборнике и так называемом Музейском фрагменте, отдельные записи Никоновской и Воскресенской летописей, Устюжской летописи, Новгородской летописи Дубровского и Архивской, или так называемой Ростовской летописи (две последние восходят к общему протографу - своду 1539 г.).

Новгородское летописание конца XIII - первой половины XV вв. представлено Новгородской I летописью старшего и младшего изводов (НПЛ мл. и ст. изв.). Старший извод доводит изложение до 30-х гг. XIV в. (с лакуной за 1273-1298 гг.), младший - до 40-х гг. XV в. Новгородский свод начала XV в., отразившийся в НПЛ мл. изв., был использован при составлении протографа Новгородской IV и Софийской I летописей. К исследуемой теме имеют отношение и ряд известий псковского и волынского летописаний.

Помимо летописания, прямые и косвенные данные об отношениях Москвы и Орды содержатся и в других памятниках русской средневековой литературы (некоторые из них дошли - полностью или частично - в составе летописей). Это «Повесть о Михаиле Тверском» (начало 20-х гг. XVI в.), «Житие митрополита Петра» (1327), «Житие митрополита Алексея» (первая, краткая, редакция конца XIV в., вторая - середины XV в.) и другие.

Богатую информацию дают актовые источники: в первую очередь Духовные и договорные (между собой, с князьями других русских земель и Литвой) грамоты московских князей , договоры Новгорода (с русскими князьями и международные), жалованные грамоты, грамота духовенства Дмитрию Шемяке (1447).

Вообще иностранные источники по данной теме могут быть подразделены на:

? литовские (в смысле созданные на территории Великого княжества Литовского) - Супрасльская летопись (середины XV в.) , «Хроника Литовская и Жмойтская» (XVI в.) , послания великих князей литовских Витовта и Александра Казимировича;

? польские - книги расходов королевского двора и «История» Яна Длугоша;

? ордынские - ярлыки ханов русским митрополитам (XIV в. ), послания: Едигея великому князю Василию Дмитриевичу, Махмуда - турецкому султану, Ахмата - Ивану III, Муртозы - Ивану III и касимовскому хану Нурдовлату; Ших-Ахмете и Тевекеля - Александру Казимировичу;

? крымско-татарские - ярлыки крымских ханов великим князьям лмтовским и их послания в Москву и Литву;

? арабские - срчинения Рукн-ад-дина Бейсбарса (конец XIII - начало XIV в.), Ибн Халдуна (конец XIV в.), Ибн Арабшаха (первая половина XV в.);

? персидские - труды Рашид-да-дина (начало XIV в.), Кашани (начало XIV в.), Низам-ад-дина Шами (начало XV в.), Шереф-ад-дина Йедзи (начало XV в.); «Муизз» (первая половина XV в.);сочинения продолжателя Рашид-ад-дина (первая половина XV в.);

? византийские - патриаршие послания на Русь ;

? немецкие - хроники, сочинения И. Шильтбергера (начало XV в.) и С. Герберштейна (первая половина XVI в.) ;

? венгерские - хроники и акты;

? итальянский - «Путешествие в Тану» И. Барбаро (вторая половина XV в.) .

Информацию по данной теме несут также нумизматические данные - монеты русской и ордынской чеканки.

1 Политика монголов в первые десятилетия их владычества

1.1 Политика татар в отношении Северо-восточной Руси

В течение 1237-1242 гг. армия, посланная монгольским императором, завоевала Северо-восточную Россию, Киевщину, Польшу, Венгрию и Моравию, вторглась в пределы Австрии и Балкан. Один из главных военачальников, внук Чингисхана, князь Бату или Батый, остановился в Поволжье и присоединил страну «орусов» вместе с Кипчаком и Северным Кавказом к территории своего удела, входившего в состав монгольской империи .

Русские северо-восточные князья были оставлены в своих вотчинах и утверждены в качестве местных правителей. Им пришлось поехать в ставку Батыя, где их пожаловали княжениями в Ростово-Суздальской земле и рассудили каждого «в свою отчину». На Руси признали, что Русская земля стала землей Батыя и каана, или монгольского императора и что «не подобаеть» на ней «жити не поклонившись има» .

Золотоордынские ханы рассматривали русские земли как политически автономные, имеющие свою собственную власть, но находившиеся в зависимости от ханов и обязанные платить им дань - «выход».

Организация данничества в завоеванной России находилась в непосредственной зависимости от имперского двора. В правление Гуюка (1246-1248) большое количество купцов доставали разрешения на сбор налогов с провинций, зависимых от Орды, в виде платы за поставки на императора. Подобного рода способ сбора податей практиковался и в пределах завоеванной России. Татарский «выход» должны были платить все. Плано Карпини рассказывает, что во время пребывания его в России «был прислан туда один сарацин, как говорили из партии Гуюк-каана и Батыя». Этот «саррацин» (вероятнее - мусульманский купец) увел часть населения, «остальных же, согласно своему обычаю, пересчитал и наложил на них дань шкурами» . Северо-восточные летописи не сохранили упоминаний об этом перечислении. Имело ли оно местный характер и пришли ли вслед за саррацином какие-либо ордынские чиновники, - сказать трудно; во всяком случае, известия за 30-е гг. XIII в. о «баскаках» (монгольских военачальниках, которые держали в повиновении покоренное население и осуществляли контроль над великим князем) относится только к Южной Руси. В этом выражалась вассальная зависимость русских княжеств от Золотой Орды.

Появление в Северо-восточной Руси военно-политической организации последовало вслед за переписью 1257 г. В 1253 г. император отправил Бицик-Берке провести перепись в России. Едва ли можно сомневаться, что это был тот самый Берке или Беркай, который, по словам Новгородской летописи, был одним из главных численников, прибывших в 1258 г. (1259) в Новгород ля переписи населения.

В 1257 г., когда, согласно русским летописям, преступили к переписи на Руси, император назначил сына своего зятя - Китата на должность даругаци. В их обязанности в провинции, помимо общего надзора за ходом дел по праву хранителей печати, входили: перепись населения; сбор дани доставка ее ко двору, а так же набор войска из местных жителей; устройство почтовых сообщений и собирание податей. За единицу обложения данью считали не мужскую голову, а дом или семейство подобно тому как это издавна было признано в Китае .

С уходом численников на Руси были сформированы особые отряды, частью из местного населения, с пришлым командным составом - десятниками, сотниками, тысячниками и темниками. Эти лица нужны были для налаживания в завоеванной провинции военно-политической организации. Командный состав (т. е. десятники, сотники, тысяцкие, темники) полков состоял из собственно татар или монголов. Монгольские воеводы, командовавшие такими отрядами, назывались в Монголии таньмачи, а на Руси - баскаки. Прямые следы существования на Руси таких отрядов, действовавших на Руси в последующие годы, наблюдается в летописном рассказе о баскаке Ахмате. Этот баскак имел в распоряжении «отряды, которые пополнялись «людьми», сходившимися «со всех сторон» и состоял частью из «бесермен», а частью - из «Руси» ; жили они в особых слободах.

Такие баскачие отряды были поставлены в пределах земель Муромской, Рязанской и Суздальской. О дальнейшем распространении баскочества на Руси сведений нет. Можно предположить только, что в последней четверти XIII в. баскачество было введено в земле Смоленской. Только Новгород оставался на особом положении. Судя по летописным рассказам, численники не оставили там десятников, сотников, тысячников и темников.

Следы пребывания баскаческих отрядов на Руси сохранились в названиях некоторых русских поселений. Села с характерными названиями Баскаково, Баскаки, Баскач встречались еще в XIX в. в Смоленской, Калужской, Рязанской, Тверской, Новгородской, Костромской и Владимирской губерниях.

По своему значению отряды баскаков заменяли, в сущности, монгольские войска. Основной обязанностью баскаков была служба внутренней «охраны», ведь недаром они появились тогда, когда настоятельно требовались средства охранения. Они должны были держать в повиновении покоренное население. Это подтверждает карательный поход баскаков против Новгорода из-за непринятия им на великокняжеский стол Василия Ярославовича. Ханские ярлыки не оставляют сомнения, что баскаки имели ближайшее отношение к сбору налогов, однако, нет указаний, что это входило в их постоянную обязанность . Ярлыки перечисляют чиновников, ведавших сбором ордынских податей: даньщиков, поплужников, таможников. Из этого следует, что обязанность баскаков заключалась не столько в сборе дани, сколько в поддержке сборщиков, особенно когда требовалось вмешательство военной силы. Это также подтверждается и тем, что неуплата дани рассматривалась как неповиновение власти хана и служила достаточным основанием для вмешательства ордынских войск.

Владимир по-прежнему считался стольным великокняжеским городом, владимирский князь - великим князем, однако, наряду с ним появился теперь «великий баскак владимирский».

Не видно со стороны Орды, впервые десятилетия владычества, попыток изменить и основное направление внешней политики Владимирского стола. Интересы Батыя и его ближайших преемников (Сартака, Улагчи) побуждали Орду идти навстречу общерусским притязаниям владимирского князя, поддерживая последнего в соперничестве в борьбе с черниговским князем. Вмешательство монголов во внешнюю политику великокняжеского стола не имело целью изменить ее основное направление: общерусские притязания Владимирского стола находят даже поддержку со стороны Орды.

На русском Северо-востоке на Владимир хотели смотреть как на общерусский центр, столицу Русской земли, но фактически Владимир был обескровлен: ни Ростов, ни Ярославль, ни Углич, ни Тверь не подверглись такому разграблению, не испытали такого беспощадного избиения своих обитателей. Местное владимирское летописание почти непрерывно ведется вплоть до 1239 г. и после татарского погрома как бы умолкает. Летописный материал этого времени заполняют главным образом ростовские известия. Владимир был страшно обескровлен. Хотя он по-прежнему оставался градом стольным, великокняжеским, он не мог уже более служить реальной опорой великокняжеской власти и потерял свою силу и значение .

Деятельность митрополичьей кафедры в значительной мере лишилась своего политического значения, а вместе с тем и обладание Киевом как митрополичьей резиденцией теряло прежние политические преимущества. Ханам Золотой Орды необходимо было поддерживать непосредственные отношения с русским митрополитом. Это требовалось для успешного разрешения вопросов церковной жизни и церковно-политических отношений в пределах самой России, а также вопросов внешней политики, т.к. митрополит был связующим звеном между византийским императором и патриархом, с одной стороны, и русской митрополией - с другой, был как бы посредником между Русью и Византией.

В первые годы владычества татар, вплоть до 1250 г. (1246-1250 гг.), на Руси не было поставленного патриархом митрополита, и сношения с русской церковью в Орде поддерживались через ростовского епископа Кирилла . В 1250 г. на русскую митрополию был поставлен митрополит Кирилл (в полной мере ставленник князя Даниила Галицкого). Он был избран митрополитом за долго до поставления его на митрополию: уже в 1242 г. он сопутствует Даниилу в качестве главы русской церкви. Мало того, летописные известия свидетельствуют, что Кирилл выступил в роли доверенного лица Даниила в попытке заключить какой-то союз между Даниилом и великим князем Андреем (враждебный татарам) и содействовал устроению брака Андрея с дочерью Даниила Галицкого. Таким образом, деятельность нового митрополита с самого начала совершенно скомпрометировала его в глазах Орды: хан не вступил с ним в непосредственные сношения, и за все свое долголетнее управление митрополией Кирилл, на сколько известно, ни разу в Орде не был. Вместе с тем, ростовский епископ Игнатий (1262-1288) неоднократно ходил в Орду .

Вопрос о посредничестве между русской митрополией и Византией, после утверждения императора в Константинополе, не мог не получить серьезного политического значения с точки зрения золотоордынской дипломатии. В 1261 г., в тот самый год, когда Михаил Палеолог овладел Константинополем, в Сарай был перенесен центр южной (переяславской) епископии. Сарайский епископ выступает, как близкое ко двору, доверенное лицо хана. Ему приходилось следовать за ханской ставкой даже в те периоды, когда Орда кочевала . Он явился как раз тем лицом, которому в качестве представителя русской иерархии было поручено непосредственно сноситься с Византией, выполнять обязанности посредника между Царьградом и русской митрополией.

Исключительным положением, в которое была поставлена Сарайская епископская кафедра, таким образом, создавался как бы новый церковный центр русской митрополии. В делах внутренней политической жизни Северо-восточной Руси сарайский епископ должен был играть значительную роль, выполняя те или иные дипломатические поручения хана. Так, митрополичий летописец, в составе Львовской летописи, сообщает под 1296 г., что на съезде князей, состоявшемся после приезда ордынского посла Неврюя, благополучному разрешению вопросов содействовали, во-первых, местный владимирский епископ Симеон и, во-вторых, не митрополит, как следовало бы ожидать, а владыка Сарайский Измайло .

Итак, в результате татарского завоевания во внутренней жизни Руси произошел глубокий сдвиг. На Владимир хотели смотреть, как на общерусский центр, столицу Русской земли, но фактически Владимир был страшно обескровлен, подвергся разграблению и беспощадному избиению своих жителей.

Церковно-политический центр в некотором отношении был перенесен в Сарай. Деятельность митрополичьей кафедры в значительной мере лишилась своего политического значения, а вместе с этим и обладание опустевшим Киевом как митрополичьей резиденцией теряло прежние политические преимущества. Оторванная татарским погромом Юго-западная Русь безнадежно уходила с поля зрения Владимирского стола.

С разгромом и опустошением г. Владимира после татарского нашествия центр жизни Ростово-Суздальской земли передвинулся на север. Средоточием церковной и общественной жизни края стал Ростов - древний вечевой центр волости. Туда, на территорию Ростовского княжества, потянулось сбитое со своих мест население. И туда, со стороны Ростова, поднялось в 60-х гг. XIII в. волна вечевых мятежей против порядков ордынского владычества.

1.2 Политика татар в отношении к ростовским князьям и местному боярству

Начиная с 60-70 гг. XIII в. ростовских князей ставят в совершенно исключительное положение, на них направляется усиленное внимание Золотой Орды. Прежде всего, начиная с 60-х гг. XIII в., в Волжскую Орду из Северо-восточной России проезжают почти исключительно князья ростовские, да и верный союзник Андрей Городецкий.

Страницы: 1, 2, 3