Кавказская война 1817-1864 годов

Находясь в России, пытливый до мелочей имам невольно сравнивал родной Кавказ с огромной страной, в которой он очутился, удивляясь ее размаху и развитию. Однажды его привезли посмотреть губернскую гимназию, в которой Шамиль попросил непременно показать ему физический кабинет. Наткнувшись там на корявый кусок магнита, имам долго с ним играл, радуясь тому, как он притягивает всякие железячки. Но в гимназии Шамилю так и не смогли объяснить, зачем русских детей учат русскому же языку. И совершенно озадаченным стал Шамиль, посетив позже русский флот в Кронштадте, монетный двор в Петербурге, фарфоровый и стеклянный заводы... "Да, я жалею, что не знал России и что ранее не искал ее дружбы!" - произнес Шамиль со вздохом, подъезжая к Калуге.

Летом 1861 года Шамиль со своим сыном Кази-Магомедом и двумя зятьями отправились в столицу просить у Александра II разрешения ехать в Мекку. Но Александр II ответил уклончиво, давая понять, что пока не время... Позднее Шамиль красноречиво писал об этом эпизоде своему покровителю князю Барятинскому: "Краснею со стыда перед Его Императорским Величеством и перед тобою, Князь, и раскаиваюсь, что высказал желание ехать в Мекку. Клянусь Богом, я не высказал бы моих задушевных желаний, если бы знал, что Кавказ еще не замирен. Не высказал бы потому, чтобы Император и ты, Князь, не подумали бы обо мне чего дурного! Если я лгу, то пусть поразит меня и все мое семейство кара Божия!" (Просьбу Шамиля Александр II исполнил. В 1871 году Шамиль посетил гробницу пророка Магомета, но вернуться в Россию ему уже не пришлось: смерть настигла имама в Медине.)

Постепенно, по свидетельству приставленного к имаму офицера, надзор за "стариком", как называли за глаза Шамиля, стал почти незаметным. Никто его уже и не воспринимал как военнопленного. Но интерес к нему не угасал. У Шамиля часто интересовались о тех жестокостях, которые он совершал над людьми. Имам на это отвечал философски: "Я был пастырь, а те были моими овцами, чтобы их держать в повиновении и покорности, я должен был употреблять жестокие меры. Правда, много людей я казнил, но не за преданность к русским - они мне никогда ее не высказывали, - а за их скверную натуру, за грабеж и за разбой, поэтому я не боюсь наказания от Бога". На вопрос, почему он не сдался раньше, он отвечал как человек чести: "Я был связан своей присягой народу. Что сказали бы про меня? Теперь я сделал свое дело. Совесть моя чиста, весь Кавказ, русские и все европейские народы отдадут мне справедливость в том, что я сдался только тогда, когда в горах народ питался травою".

Как-то вечером Шамиль тихонько постучал в комнату своей новой "няньки" Чичагова и, с минуту помолчав, вдруг спросил:

"Чем и как лучше я могу доказать, как я обожаю своего Государя?" Ответ напрашивался сам: присяга на верноподданство. И Шамиль не заставил себя долго ждать. Имам написал Александру II письмо, ставшее своего рода политическим завещанием Шамиля потомкам: "Ты, великий Государь, победил меня и кавказские народы, мне подвластные, оружием. Ты, великий Государь, подарил мне жизнь. Ты, великий Государь, покорил мое сердце благодеяниями. Мой священный долг как облагодетельствованного дряхлого старика и покоренного Твоею великою душой внушить детям их обязанности перед Россией и ее законными царями. Я завещал им питать вечную благодарность к Тебе, Государь, за все благодеяния, которыми ты меня осыпаешь. Я завещал им быть верноподданными царям России и полезными слугами новому нашему отечеству"... Там же. С. 205.

Шамиль принял присягу 26 августа 1866 года вместе со своими сыновьями Кази-Магомедом и Шафи-Магомедом в зале калужского Дворянского собрания.

Чем было это столь странное, на 180 градусов, обращение имама Шамиля из последовательного врага России в ее верноподданного? Был ли этот поворот искренним или же это было лишь притворство? Никто, пожалуй, кроме самого Шамиля, не ответит на этот вопрос. И все-таки, думается, что имам был искренен. С чего ему было двуличничать? Это был смелый и порядочный немолодой уже человек, так что не из трусости же он принял дружбу со вчерашними своими неприятелями. Что ему угрожало? В конце концов, находясь в ссылке, побежденный Шамиль мог бы просто замкнуться в четырех стенах. Но нет, он сам идет навстречу своим прежним противникам. Думается, что это было проявление настоящей мудрости, преклонявшейся перед великодушием и величием бывших врагов.

С другой стороны, как объяснить условия, созданные Шамилю и его семье российским императором? Нам кажется, не стоит впадать в идеализацию дружбы между Шамилем и Александром II. Со стороны российского императора прием Шамиля с был обоснован дипломатическими соображениями. Во-первых, император демонстрировал уважение сильному противнику, что было вполне в традициях военной вежливости и говорило о прежде всего о благородстве победителя. Устроит Шамиля со всеми возможными почестями, император тем самым показывал себя в хорошем свете.

Однако большей, на наш взгляд, причиной такого отношения, являлось стремление Александра II и его окружения продемонстрировать Северному Кавказу дружбу между ее идолом - имамом и русским царем. Это было вполне дальновидное решение в контексте необходимости построения нормальных, мирных отношений на Северном Кавказе. Жестокая расправа или унижение Шамиля, несомненно, только бы ожесточили горцев, а возможно, и привели бы к новой яростной вспышке восстания на Кавказе. делать из Шамиля мученика было нельзя. Мученик обычно опаснее героя, и давать в руки только что усмиренного Кавказа штандарт с именем «невинно убиенного» Шамиля было бы просто безрассудством.

С другой стороны, уважение, оказанное Шамилю, как бы распространялось на весь Северный Кавказ. С дипломатической точки зрения Россия таким образом отдавала дань героической обороне противника. Пример Шамиля должна была показать всю степень благородства победителя, а также ту счастливую судьбу, которая ждет Северный Кавказ под сенью российского орла. Таким образом, обращение с Шамилем после его пленения, как нам кажется, соответствовало дипломатическим задачам России в контексте ее дальнейших целей на покоренном Северном Кавказе.

Однако с пленением Шамиля война на Северном Кавказе не была закончена. Завершение Кавказской войны связано с именем Дмитрия Алексеевича Милютина, генерал-фельдмаршала, военного историка, выдающегося государственного деятеля и реформатора, военного министра в царствование императора Александра II.

Профессионалы такого уровня, как Дмитрий Милютин, в те времена в русской армии были редки. Он сочетал в себе сразу несколько качеств. Во-первых, способности блестящего ученого. За время работы в Военной академии Д. А. Милютин практически с нуля создал в России принципиально новое направление военной науки - военную статистику, изучавшую ресурсы государства. Причем он не только издал теоретический труд «Опыты военной статистики», но и приложил немало усилий к созданию многотомного военно-статистического описания Российской империи. Помимо этого Д. А. Милютин приобрел известность в качестве военного историка. Его пятитомная работа по истории Итальянского похода Суворова 1799 года, которую Императорская академия наук удостоила Демидовской премии, была переведена на несколько европейских языков. Во-вторых, за годы службы в действующей армии на Кавказе (а Отдельный кавказский корпус заслуженно имел репутацию самого боеспособного в России) будущий военный министр приобрел довольно богатый опыт боевого офицера, чего так не хватало многим его штабным коллегам.

В связи с этим при изучении последнего этапа Кавказской войны целесообразно опираться на «Воспоминания» графа Д. А. Милютина. Милютин Д. А. Воспоминания. 1863 - 1864 / Под ред. Л. Г. Захаровой. М., 2003.

После окончания Крымской войны Россия сосредоточила все свои усилия на Кавказе. Туда была брошена более чем 200-тысячная армия. Д. А. Милютин писал в своих воспоминаниях: «В последние годы войны на Кавказе мы должны были держать громадные силы: пехоты 172 батальона регулярных, 13 батальонов и 7 сотен нерегулярных; конницы 20 эскадронов драгун, 52 полка, 5 эскадронов и 13 сотен иррегулярных при 242 полевых орудьях. Общий годовой расход на содержание этих войск достигал 30 млн. руб.». Там же. С. 142.

Необходимость в сжатые сроки закончить войну с горцами заставила Петербург предоставить почти неограниченные полномочия кавказским военным властям. К тому же занимавший в то время должность кавказского наместника Александр Иванович Барятинский был личным другом Александра II, и это позволяло ему держать себя независимо с чиновниками военного министерства. А ближайший сотрудник наместника Д. А. Милютин получил карт-бланш на любые преобразования.
Милютин начал с того, что отделил собственно боевое управление войсками, которое было возложено на Главный штаб Кавказской армии, от хозяйственно-административного. Кроме того, он упорядочил и упростил систему управления армией, избавившись от дублирующих друг друга структур, сократил управленческий штат и вместе с ним расходы. В результате на Кавказе была создана своего рода «модель» будущего военного министерства, а заодно и сформированы основные элементы территориального военного округа. Новая система зарекомендовала себя блестяще. Реорганизованная по милютинскому проекту Кавказская армия сумела в течение четырех лет закончить войну с горцами, тянувшуюся несколько десятилетий.

Вместе с тем при Д. А. Милютине получили дальнейшее развитие новые элементы стратегии, вышедшие на первый план в 40-е - 50-е гг.: научно обоснованное коммуникационное освоение Кавказа и более интенсивное, чем прежде, обсаживание его казачьими и другими поселениями - по примеру славного Рима: «...в продолжение шестидесятилетней борьбы нашей на Кавказе последовательное покорение различных частей этого гигантского гнездилища дикого изуверства и разбоя было плодом разработки путей через места, дотоле недоступные для войск, в совокупности с системою казачьих поселений, хотя в измененной форме, напоминающих римские постоянные лагеря». Там же. С. 148. К традициям римлян апеллировал Д. А. Милютин и в записках «О средствах и системе утверждения русского владычества на Кавказе» (1840-1841) и «Наставления к занятию, обороне и атаке лесов, деревень, оврагов и других местных предметов» (1843). Специальным предметом его раздумий были «средства покорения и утверждения владычества в крае, в котором народ обороняется сам (изучение войн римлян во время империи, англичан с шотландцами и т.д.), средства колонизации». Там же.

Таким образом, новое, более интенсивное и стратегически обоснованное поведение русских войск на Кавказе принесло ощутимые плоды и привело к завершению войны многолетней войны. Ее итоги оказались неоднозначны. Целесообразно посвятить рассмотрению этих итогов отдельную главу.

Глава 4. Итоги войны

Покорение горцев Северного Кавказа и длительная Кавказская война принесли России значительные людские и материальные потери. В течение войны пострадало около 96 тыс. солдат и офицеров Кавказского корпуса. Керсновский А. А. Указ. соч. С. 109 - 110. Наиболее кровопролитным оказался период борьбы против Шамиля, за который было потеряно убитыми, ранеными и пленными более 70 тыс. человек. Там же. Весьма существенны были и материальные затраты: Ю. Косенкова, основываясь на данных А. Л. Гизетти, указывает, что в 40-х - 50-х гг. XIX в. содержание Кавказского корпуса и ведение войны стоило государственной казне 10 - 15 млн. р. в год.

Тем не менее Россиия, на наш взгляд, достигла поставленных целей, которые были обозначены в I гл.:

упрочение геополитического положения;

усиление влияния на государства Ближнего и Среднего Востока через Северный Кавказ как военно-стратегический плацдарм.

приобретение на окраинах страны новых рынков сырья и сбыта, что являлось целью колониальной политики Российской Империи.

В целом можно заключить, что успешное завершение войны усилило международное положение России, увеличило ее стратегическое могущество. В экономическом и торгово-промышленном отношениях, по мнению М. Гаммера, ззавоевание Кавказского региона облегчило торговлю между Европой (и Россиией) и Азией, предоставило российской промышленности обширный рынок для сбыта продукции фабричной и заводской промышленности. Гаммер М. Указ. соч. С. 19.

Кавказская война имела огромные геополитические последствия. Установились надежные коммуникации между Россией (heartland) и ее закавказской периферией (rimland) благодаря тому, что исчез разделявший их барьер, который представляли собой неподконтрольные Петербургу территории. России удалось наконец-таки прочно обосноваться в самом уязвимом и стратегически очень важном секторе Черного моря -- на Северо-Восточном побережье. То же -- с северо-западной частью Каспия, где Петербург до этого чувствовал себя не совсем уверенно. Кавказ оформился как единый территориальный и геополитический комплекс внутри имперской «сверхсистемы» -- логический результат южной экспансии России. Теперь он мог служить обеспеченным тылом и реальным плацдармом для продвижения на юго-восток, в Среднюю Азию, также имевшую большое значение для обустройства имперской периферии. Россия взяла курс на завоевание этого нестабильного, открытого для внешнего влияния и международного соперничества региона. Стремясь заполнить образовавшийся там политический вакуум, она искала для себя “естественные” границы, с точки зрения не только географии, но и государственного прагматизма, требовавшего раздела сфер влияния и установления регионального равновесия сил с другим гигантом -- Британской империей. Кроме того, проникновение России в Среднюю Азию давало Петербургу мощный рычаг давления на Лондон в ближневосточных и европейских делах, чем тот успешно пользовался.

После окончания войны обстановка в крае стало гораздо более стабильна. Набери, мятежи стали случаться реже. Во многом это стало изменением этнодемографической ситуации на территориях, охваченных войной. Значительная часть населения была выселена за пределы Российского государства (т. н. мухаджирство). На оставленных землях поселялись выходцы из внутренних губерний России, казаки, иноплеменные горцы. Гордин Я. А. Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне XIX в. СПб., 2000. С. 237.

Однако Россия надолго обеспечила себя проблемами, включив в свой состав «беспокойные», свободолюбивые народы - отголоски этого слышны и по сей день. По мнению М. Фейгина, нынешние проблемы на Северном Кавказе, которые он предлагает называть «второй Кавказской войной», берут начало в комплексе нерешенных проблем Кавказской войны XIX в. Фейгин М. Вторая Кавказская война // Новый мир. 1995. №12. Нельзя забывать также, что результатом войны для Северного Кавказа стали также жертвы среди населения, многие десятки уничтоженных аулов, потеря национальной независимости, ухудшение положения местного сельского населения в результате колониального гнета царской администрации. Гордин Я. А. Указ. соч. С. 239 - 240. Но отображение же итогов Кавказской войны только под углом зрения и побежденных и умолчания о такой же участи казачьих станиц и русских сел, как это делали Г. Кокиев, Х. Ошаев и некоторые другие авторы, См., например: Кокиев Г. Военно-колонизационная политика царизма на Северном Кавказе // Революция и горец. 1929. №6. С.32-37; Ошаев X. Очерк начала революционного движения в Чечне. Грозный, 1927; Эшба Е. Асланбек Шерипов. Грозный, 1927. С.11. отнюдь не отвечают заповедям объективности.

Важно отметить роль победы России над Северном Кавказе в окончании или, по крайней мере, существенном уменьшении объемов работорговли на Черном море. Еще 15 октября 1858 г. в одном из писем из Стамбула известный представитель отечественной науки П. А. Чихачев сообщал, что после того, как Россия лишилась флота на Черном море (в результате Крымской войны), Турция «открыто покровительствует гнусной торговле рабами». Чихачёв П.А. Письма о Турции. М., 1860. О массовой распродаже невольников, в числе которых было немало и русских подданных, уведомлял неоднократно в 1860 г. консул А. Н. Мошнин из Трапезунда посла Российской империи этой стране. Дзидзария Г.А. Махаджирство и проблемы истории Абхазии XIX столетия. Сухуми, 1982. C.267-269. С введением же повсеместного русского управления на Кавказе после его полного включения в состав империи торговля живым товаром в крае полностью прекратилась. Там же.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7