скачать рефераты

скачать рефераты

 
 
скачать рефераты скачать рефераты

Меню

История России начала ХХ века скачать рефераты

p align="left">Тем не менее индустриализация началась и стала фактом. Кажется невозможным, если смотреть с обычных экономических позиций, что это могло произойти. Но в тоталитарной системе обычная экономическая логика принимает характер своей противоположности. Так, на Западе и в России промышленная модернизация начиналась лишь после того, как были накоплены соответствующие капиталы для инвестиций. СССР, а точнее его политическое руководство, не могло получить сколь-нибудь значительных кредитов на промышленное строительство. Западные страны потребовали бы предварительных гарантий выплаты долгов прежних правительств. Осуществлявшаяся же продажа драгоценных металлов, художественных ценностей из отечественных музеев не приносила достаточных дивидендов. Главным способом накоплений стало ограбление деревни, гулаговская экономика. B обычных условиях необходимо платить за работу хотя бы на уровне прожиточного минимума, затратить немалые средства, особенно при размахе строительных работ. Если же ограничиться выдачей минимальной лагерной пайки, образуется огромный капитал, перекачивающийся в инвестиции. Тоталитарное государство получало огромные доходы, образующиеся за счет невыплат колхозам за сельхозпродукцию при обязанности колхозов кормить себя и свои семьи. Эта экономия была столь велика, что давала возможность начинать одновременно не один десяток крупнейших строек, организовывать массовые закупки техники и технологий у «буржуазного» Запада. Она позволяла создать минимальный уровень социальных гарантий для поддержания политической стабильности и промышленного развития некоторых групп населения.

Другим важным фактором, обеспечившим индустриализацию, стала «великая депрессия» на Западе. Большинство капиталистических стран попали в полосу циклического развития, проявившегося в классическом кризисе перепроизводства. Цены на промышленную продукцию на мировом рынке стремительно падали. Продавцы были заинтересованы в ее скорейшем сбыте. Концентрация в руках тоталитарного государства огромных сумм делала его привлекательным партнером и до кризиса. Теперь же, в конце 20 -- начале 30-х гг., такой партнер стал во много раз привлекательнее. По подсчетам, в этот период не менее 40% продукции машиностроения США закупалось советскими внешнеторговыми организациями, Горьковский автозавод практически был полностью оборудован американскими конвейерными линиями. То же самое можно сказать об абсолютном большинстве знаменитых строек первых «сталинских» пятилеток. В решающие годы индустриализации (1928--1938 гг.) до трех четвертей всего установленного на новых предприятиях оборудования было импортным. Значительная часть закупок осуществлялась за счет продажи сырья, продовольствия. А это значит, что, став индустриальной страной, СССР превращался одновременно и в сырьевой придаток западных стран.

Таким образом, львиную долю в тоталитарной индустриализации занимало массовое использование бесплатной или необычайно дешевой рабочей силы на строительных работах, прокладке дорог, коммуникаций, установке в построенных корпусах, как правило, импортного оборудования. Отечественное оборудование, выпускавшееся под маркой «Догнать и перегнать!», встречалось нечасто, но служило предметом особой гордости.

Тоталитарная индустриализация, в отличие от модернизации, проходящей в условиях рынка, не имела комплексного характера. Она была «прорывной», осуществляясь лишь на некоторых участках, преимущественно приспособленных к производству вооружений и боеприпасов. Вне ее сферы оставались значительная часть легкой промышленности, где сохранялся дореволюционный уровень, а также аграрный сектор с преобладанием ручного труда. Ручной труд широко использовался и на вспомогательных работах.

Государство с конца 20-х гг. приступило к средне-срочному планированию. Начали вырабатываться пятилетние планы развития. Их родоначальником являлся составленный еще в 1920 г. план электрификации, одобренный Лениным (план ГОЭЛРО). Характерной чертой этого плана был принципиально внешнеэкономический характер. Он не имел реальных финансовых расчетов, выдвигая на первый план технические показатели. Попытки плановиков из числа «буржуазных специалистов» обратить внимание на экономические аспекты планирования закончились их осуждением. Пятилетние планы приобрели характер твердых заданий по производству промышленной продукции, без учета издержек. Официальная пропаганда систематически объявляла об их выполнении и перевыполнении, но это было ложью. Тем не менее относительная простота техники и технологий периода ранней индустриализации придавала планированию роль ориентира, а завышенные планы создавали постоянную угрозу для их исполнителей. Ведь его невыполнение могло привести к обвинению во «вредительстве», последующим репрессиям. Таким образом, планирование «по пятилеткам» играло прежде всего мобилизационную роль, а само народное хозяйство приняло военно-мобилизационный характер.

Наряду с этим расширение строительства позволило в быстрые сроки ликвидировать безработицу, что преподносилось как победа социалистических методов хозяйства. Особенно выигрышным это было на фоне непрекращающейся безработицы эпохи «великой депрессии». Наконец, экстенсивный путь развития промышленности требовал значительного числа инженеров, техников, шире говоря -- специалистов, что открывало дорогу для получения образования и обретения самоуважения для тысяч и тысяч людей. Давая им шанс, тоталитарный режим требовал от них полной профессиональной самоотдачи, а также абсолютной преданности коммунистической идеологии и практике. Появление слоя «успешных», по советским меркам, людей создавало стимулы для молодежи, делало привлекательной карьеру на производстве. Сильная психологическая мотивация в сочетании с идеологическими стереотипами формировали энергию, энтузиазм, чувство искренней благодарности «товарищу Сталину и советской власти» за то, что им удалось выбиться в люди. Среди таких энтузиастов пятилеток было действительно немало способных, энергичных конструкторов, технологов, инженеров.

В гораздо меньшей степени удавалась выработка психологической мотивации у рабочих. Начавшаяся с 1929 г. кампания организации «социалистического соревнования», которое было призвано стать заменителем рыночной конкуренции, широко пропагандировалась, а имена ударников, искренних и работящих людей, становились широко известны. Однако среди рабочих наблюдалось глухое недовольство. Ведь из-за ударников часто пересматривались в сторону повышения нормы выработки. Поэтому НКВД тщательно отслуживал эти настроения, и число «дел» против рабочих, «подрывавших социалистическое соревнование», постоянно увеличивалось.

Таким образом, в советской индустриализации различаются несколько исторических пластов, тоталитарные методы и их последствия сказываются и по сей день в искаженной структуре промышленности, ее отраслевом и географическом распределении. Замкнутость индустриализации на внутреннее потребление привела к хронической неконкурентоспособности многих видов продукции на мировом рынке. Ценой за индустриализацию и связанную с ней «сплошную коллективизацию» стали многомиллионные людские потери, сравнимые лишь с потерями в разрушительной войне.

Внерыночная индустриализация достигла своих целей в краткосрочном историческом плане: она укрепила тоталитарный политический режим, создала новый слой советской технической интеллигенции, крепко привязанной к производству, закрепила рабочих на их местах. После хаоса 20-х гг. общество казалось жестко структурированым. Каждый знал свое место. По сравнению с недавним прошлым все это воспринималось как огромный успех. Индустриализация создала военно-мобилизационную экономику, проявившую себя во второй мировой войне, когда она столкнулась с германской, нацистской военно-мобилизационной экономикой. В исторической перспективе тоталитарная индустриализация показала, что созданная ею система хозяйства оказалась маловосприимчива к технологическим революциям и неэффективна при неизбежном возвращении страны на рыночный путь развития.

«Третьим фронтом» в годы тоталитарного «большого скачка» считалась культура. В начале 30-х гг. с высоких трибун делается торжественное заявление о ликвидации неграмотности. Это было заведомой неправдой, хотя и следует признать, что потребности страны, промышленный рост требовали работников, умеющих читать, писать, обладающих минимумом квалификации. Школу продолжало лихорадить. С конца 1929 г. был принят новый курс в образовании -- преимущественно на профессиональное обучение. Считалось, что прикладные навыки важнее общих знаний. Школьники больше времени проводили на практике, чем в классах. Впрочем, через 3--4 года начался откат от этого курса, так как он был бесперспективным. Но этот откат привел к началу восстановления традиционных, во многом скопированных со старой школы методик образования, хотя они дополнялись предметами, носившими пропагандистскую направленность.

«Культурная революция» как низвержение всего «буржуазного», идеологически вредного затронула и высшую школу. За годы первой пятилетки (1928--1933 гт.) в высшие учебные заведения было направлено до 150 тыс. молодых рабочих -- коммунистов и комсомольцев. Они ощущали свое несомненное превосходство над «старорежимными» преподавателями, устраивая им обструкции и требуя от них отчета в идеологической верности режиму. Но и здесь через короткое время началось упорядочение и подавление вольницы. На первое место ставились знания, дисциплина и преданность режиму.

Подобные шараханья от крайней революционности в культуре до восстановления в новом идейном обличье традиционных форм характерно для «больших скачков» во всех странах, где они происходили. Особенно ярко они проявились в художественной культуре. Ее идеологические наставники пытались во всем подражать ходу пятилетки. Пропаганде коллективизма служило написание коллективных романов, где каждый из писателей готовил по одной главе. Начинается «призыв ударников» в литературу. РАПП объявляется главной коммунистической писательской организацией. Рядом с ней функционируют организации «пролетарских музыкантов», художников. РАПП организует откровенную травлю поэта В. Маяковского, поэтов, продолжавших русскую традицию в искусстве. Даже после смерти они продолжали ненавидеть Есенина. Посмертную же славу Маяковского спас Сталин, провозгласив его «лучшим и талантливейшим» поэтом советской эпохи. Все это означало, что перестал существовать даже подконтрольный художественный либерализм. Но РАПП и его вожди, осмелев, решили давать указания в области культуры самому Центральному Комитету партии коммунистов, что было заведомо неприемлемо для власти. ЦК партии принимает решение закрыть РАПП, а заодно и все другие писательские организации. В начале 30-х гг. появляется новое определение для нового искусства: «социалистический реализм». Всячески проповедовалась «учеба у классиков», в ходе которой использование приемов и методов писателей XIX века должно было сочетаться с коммунистической идеологией. Такая комбинация была призвана создать произведения доходчивые, но в то же время оказывающие постоянное воздействие на сознание читателей.

Таким образом, кратковременная «культурная революция» конца 20 -- начала 30-х гг. пыталась возродить разрушительно-революционный дух первых лет революции. Но очень скоро власти почувствовали опасность такого возрождения, ибо это могло привести и к возрождению внутрипартийной борьбы тех лет. Начинается поворот к внешнему использованию традиционных форм в образовании, художественной культуре. Это стало возможным потому, что идейные установки были выработаны, сформировалось поколение, почти полностью подчиненное им. Традиционные формы, имитировавшие дореволюционные, оказались наиболее эффективными как для достижения практических, утилитарных целей, так и для закрепления в массовом сознании основных идеологических стереотипов.

2. Характерные черты и особенности сталинского тоталитаризма

В январе 1934 г. в Москве работал XVII съезд ВКП(б). Каждый съезд партии коммунистов объявлялся «историческим» и «судьбоносным». Однако данный съезд отличался от предыдущих тем, что впервые в истории таких мероприятий на нем не было даже намека на какую-либо оппозицию. Наоборот, оставшиеся коммунисты-оппозиционеры дружно каялись в своих прошлых прегрешениях. Все выступавшие пели дифирамбы Сталину как «великому вождю». Может быть, самым ярким в этом отношении было выступление руководителя коммунистов Ленинграда С. Кирова. Он демонстрировал личную сверхпреданность Сталину. Сам Сталин не то с радостью, не то с сожалением отмечал в своем выступлении, что теперь-то «и бить некого». Одновременно он говорил и о кадровой политике, намекая на то, что многие руководящие работники слишком успокоились. Таким .образом, стабилизация режима, по Сталину, была далека от завершения.

Особенностью тоталитарных режимов является не только наличие «харизматического» лидера, чьи слова воспринимаются как истина в последней инстанции. Умело формируя партийный аппарат и направляя пропаганду, Сталин сумел стать таким лидером. Наряду с этим «харизматическому» лидеру требуется особого типа аппарат. Он должен состоять из людей преданных, исполнительных и достаточно безликих, так как любые проявления индивидуальности, даже в рамках личной преданности вождю, становятся опасны. Наконец, этот аппарат должен находиться под постоянной угрозой, каждый должен чувствовать, что он может быть заменен на другого. Только так обеспечивается подлинная лояльность. Но поскольку подобное объяснение причин периодических перемен в аппарате не способно держать в напряжении население, то все аппаратные замены в тоталитарных режимах могут происходить по обвинению либо в «измене родине», либо в «измене идеям». Все эти признаки тоталитарного режима начали последовательно реализоваться с 1934 г.

Партийные руководители, сидевшие в президиумах рядом со Сталиным в 1934 г., были преданы ему и коммунистической идеологии, которую он олицетворял. Однако многие из них были достаточно неординарными личностями и не вписывались полностью в тоталитарную схему. Поэтому начало репрессий в партийном и государственном аппарате было неизбежно. Требовалось лишь найти повод.

К середине 30-х гг. окончательно утвердилась «номенклатура», то есть список должностей, для занятия которых требовалось утверждение высших партийных инстанций, а значит -- лично Сталина. Те, кто пришел в номенклатуру в начале 20-х гг., вытеснив из политической жизни своих предшественников -- революционеров из числа эмигрантов и подпольщиков, к середине 30-х гг. заняли ведущие посты. Их материальное положение было превосходным не только по сравнению с большинством населения страны, но и по сравнению с многими государственными деятелями дооктябрьской поры. Они были уверены, что такое положение выгодно и необходимо стране и народу, которые обязаны заботиться о своем «авангарде». Все это вызывало глухое недовольство масс, которое чутко уловил Сталин.

Наконец, выросло новое поколение, рвавшееся в политику, к власти, к занятию должностей. Они вышли из числа тех, кто начал заниматься политикой в годы борьбы с оппозицией. Их сознание требовало внутренних врагов, постоянной борьбы. В иных условиях они, возможно, нашли бы себе другое применение, но теперь они считали, что места наверху принадлежат им, а другие занимают их не по праву.

Сталин опробовал эту партийную молодежь в конце 20 -- начале 30-х гг. во время «культурной революции». Но он понял, что давать ей вольницу нельзя, так как ее порыв может перекинуться на самый верх. Этой партийной молодежью необходимо было управлять.

Смена кадров в тоталитарном режиме могла идти лишь через репрессии. Поводом для них стало убийство С Кирова в конце 1934 г.

Нет никаких оснований считать доказанной версию о Сталине как об организаторе убийства Кирова. Скорее всего, он погиб от пули неврастеника- одиночки из числа коммунистов, которые считали себя незаслуженно обделенными. Столь же нелепа была версия об убийстве по заданию антисталинской оппозиции. Первым итогом этого убийства стали репрессии против всех тех, кто уцелел в «красном терроре» : бывших дворян, священнослужителей, офицеров, торговцев, старой интеллигенции. Одновременно с этим прошла массовая чистка партии, в ходе которой уцелевшие обязаны были беспрекословно доказать свою преданность руководству.

В 1935 г. отменяются продовольственные карточки, что укрепляло сталинский режим. Правда, уровень питания был крайне низок. По данным советской статистики тех лет, среднее потребление хлеба и круп составило немногим больше 260 кг в год, в то время как сельский батрак Саратовской губернии потреблял в 1892 г. 419 кг таких продуктов. Но отмена карточек подавалась пропагандой как победа сталинской линии.

Страницы: 1, 2, 3