Эволюция советского терроризма 
Эволюция советского терроризма
13 Эволюция советской терроризмаВ постсталинский период тема индивидуального террора в революционном движении была реабилитирована. Поощрялись, в частности, исследования по истории народовольческого терроризма. Однако применительно к началу XX века тема оказалась не столь желательной. Она рассматривалась лишь попутно, главным образом в контексте изучения неонароднического движения. Различие подходов к народовольческому и неонародническому терроризму объяснимо тем, что место народовольцев определялось в авангарде освободительного движения, тогда как неонародники рассматривались в качестве политических оппонентов большевиков. Эсеровский терроризм воспринимался через призму дискуссии между социалистами-революционерами и социал-демократами. Так, кандидатская диссертация П. Жданова, защищенная уже после смерти И.В. Сталина в 1954 г., не отражала новых общественно-политических веяний и была выполнена в старом методологическом ключе.История терроризма в трудах советских исследователей экстраполировалась на установленную периодизационную схему развития революционного движения в России. Зачастую цифры терактов подгонялись под априорно сформулированные выводы. Возможности для статистических вариаций представляла неоднозначность самой дефиниции теракт. Так, по утверждению К.В. Гусева, за 1909-1911 гг., т.е. за период традиционно определяемый в советской историографии как столыпинская реакция, эсерами было совершено лишь 5 покушений.Требовались особые навыки, чтобы сквозь идеологическую завесу советской историографии восстановить полиную картину истории терроризма. Так, по опубликованным и, по-видимому, недостаточно цензурированным в 1956 г. материалам о революционном прошлом Г.И. Котовского, можно было заключить, что его террористическая деятельность носила уголовный, а вовсе не политический характере. После февральской революции, свидетельствовал один из документов, когда все политические заключенные вышли на свободу, тот оставался в тюрьме как уголовник.Перекос в изучении народовольческого терроризма по отношению к терроризму начала XX века тем более очевиден, что не соотносится с их масштабами. Жертвами терактов за всю последнюю треть XIX в. стало менее ста человек. Между тем численность лиц, пострадавших от террористов в Российской империи начала XX в., оценивается в 17000.Но если о смысловом различии понятий "эсер" и "народник" сказано было достаточно, то сопоставления терминов "социалист-революционер" и "социал-демократ" не предпринималось. Любимым афоризмом в форме ленинской игры слов было рассуждение, что эсеры как социалисты - не революционеры и как революционеры - не социалисты. При этом историки не считали нужным указывать, что авторство афоризма принадлежало не В.И. Ленину, а Ю.О. Мартову. Доводы меньшевистской критики эсеров были апробированы как аргументы разоблачения эсеров советскими историками, естественно, без ссылок на самих меньшевиков. Сравнение терминов "социал-демократ" и "социалист-революционер" не проводилось, поскольку могло бы обнаружить больший радикализм последних. Из названия "эсеры" следовало: социализм как цель и революция как средство. Тогда как у эсдеков выдвигался идеал демократии, а слово "социалист" заменялось неопределенной категорией "социал". Б.В. Леванов считал, что термин "социалисты-революционеры" был изобретен Х.О. Житловским и применен как самоназвание его террористической группы "Союз русских социалистов-революционеров" в 1894 г. (в действительности эта организация возникла на год раньше). Данное утверждение расходится с встречаемым в русской эмиграции мнением об авторских правах Е.К. Брешко-Брешковской. Ю.В. Анисин предлагал заменить термин "социалист-революционер" более точными, с его точки зрения, наименованиями: "современные террористы", "социал-народники", "левые народники" и "левонародники", "народничествующие эсеры", "новые народники"Исследования темы критики В.И. Лениным террористической тактики хронологически предшествовали изучению истории самих террористических организаций. Поэтому основные выводы были сформулированы априорно до анализа фактического материала. Последнему предназначалось служить подтверждением готовых идеологических схем. Ссылки на источники заменялись цитатами из произведений классиков марксизма-ленинизма.Импульсом к изучению истории российских террористических партий явился XX съезд КПСС и разоблачение культа личности И.В. Сталина. Было определено, что в основе культа личности лежит мелкобуржуазная психология. Делался вывод о скрытом проникновении мелкобуржуазной идеологии в среду политического руководства СССР. А именно с мелкобуржуазной идеологией связывалась террористическая тактика. Поэтому сталинский террор и революционный терроризм рассматривались как однопорядковые явления. К постановлениям XX съезда апеллировали многие авторы, исследовавшие историю партий, придерживавшихся террористической тактики. Один из них В.М. Мухин писал: "Революционное генеральство породило "революционное лакейство"... ". Затхлая семиосфера чинопочитания породила своих идолов, которые поработили сознание самих своих создателей. Культ личности, глубоко пустив свои корни, опутал эсеровскую партию сверху донизу". Налицо отождествление культа личности героя-террориста и культа личности вождя в сталинской системе. Некорректность проведения таких аналогий очевидна. Культ личности в революционной субкультуре был построен на почитании героев-одиночек, борцов, даже жертв, тогда как культ Сталина имел субстанционально иную основу, изоморфную царистской идее, основываясь на преклонении перед властителем, а не перед бунтовщиком.Другой исследователь В.М. Шугрин шел дальше и связывал деятельность Л.П. Берии и его соратников с проникновением в партию инородных, мелкобуржуазных элементов. Автореферат его диссертации "Борьба В.И. Ленина и коммунистической партии против народническо-эсеровской тактики заговора и индивидуального террора (1893-1907) завершался указанием на проявления рецидивов "эсеровщины": "На путь заговора и террора встал презренный империалистический наймит - предатель Берия, сколотивший враждебную советскому государству изменническую группу заговорщиков, в которую входили связанные с ним в течение многих лет совместной преступной деятельности его сообщники: Абакумов, Меркулов, Деканозов, Кобулов, Гоглидзе, Владимирский и др. Эти лютые враги народа, пробравшись в органы государственной безопасности, совершали чудовищные и гнусные преступления, в результате которых многие честные люди стали жертвами коварных провокаций и интриг этой преступной банды. Культ личности органически чужд коммунистическому мировоззрению. Проявлением пережитков субъективно-идеологических народническо-эсеровских воззрений и является культ личности Сталина". Но общественное мнение не было готово связать сталинские "отступления от норм партийной жизни" и эсеровскую идеологию. Показательно, что М.М. Марагин защитил кандидатскую диссертацию "Борьба В.И. Ленина против идеалистической теории культа личности народников и эсеров" только в 1964 г., хотя еще в 1957 г. им была выпущена книга с аналогичным названием, которая включала основное содержание диссертации. В постхрущевское время разоблачение культа личности И.В. Сталина в контексте критики террористической тактики мелкобуржуазных партий больше не предпринималось. Только в перестроечные годы стали вновь вспоминать о террористическом прошлом "вождя народов".Интерпретация советскими историками терроризма определялась новым идеологическим подходом в понимании природы мелкобуржуазных партий. От тезиса "социал-фашизм" пришлось отказаться еще в предвоенные годы. Он был заменен лозунгом "народный фронт". Поэтому трактовка мелкобуржуазных партий как контрреволюционных не соответствовала времени. Кроме того, в послевоенные годы в Восточной Европе были установлены режимы так называемой народной демократии с сохранением "мелкобуржуазных" партий, входящих зачастую в правящие коалиции с коммунистами. Претворяя изложение истории ПСР, К.В. Гусев цитировал М.А. Суслова: "В Болгарии совместная деятельность коммунистической и крестьянской партий в строительстве нового общества являет собой образец глубокого понимания и творческого применения ленинского учения о союзе рабочего класса и крестьянства". Требовалось доказать историческую оправданность такого рода коалиций. Поэтому одной из главных тем в изучении революционного движения в советской историографии становится политика "левого блока", проводимая большевиками. Данному вопросу посвятили свои исследования В.К. Габуния, А.В. Тихонова, В.А. Решетов, Н.П. Бабаева и др. В деятельности эсеров, максималистов, анархистов исследователи стали обнаруживать прогрессивные, демократические черты. Впрочем, до откровений о совместных террористических операциях "левого блока" дело не дошло. Однако ряд антикоммунистических выступлений в странах Восточной Европы обусловили задачу осуждения мелкобуржуазных партий как предостережение коммунистам об опасности альянса с ними.Компромиссным выходом из создавшейся дихотомической ситуации явился тезис о двойственной природе мелкой буржуазии и поэтому двойственной политике партий, ее представляющих. С одной стороны, мелкий буржуа как человек труда тяготеет к пролетариату, с другой, как собственник - к буржуазии. Этим объяснялась политика колебаний эсеров и анархистов, непоследовательность, идейный эклектизм, отсутствие внутреннего единства и т.п. Предлагался вывод, что в российских условиях эсеры в конечном счете пошли по второму пути, психология "хозяйчика" оказалась преобладающей. "Превращение эсеров в контрреволюционную белогвардейскую банду убийц, - резюмировал В.М. Мухин итог эволюции бывших революционных террористов, - явилось логическим следствием субъективно-идеалистического мировоззрения и авантюристической тактики, оторванной от масс, не имеющей опоры в массах". Но российский исторический опыт не означал, что в международном социалистическом движении невозможен был альтернативный вариант. Показательно, что В.М. Мухин в качестве выдающегося борца с мелкобуржуазными инновациями в международном социалистическом движении называл Мао Цзэдуна: "За свою многолетнюю историю, например, Коммунистическая партия Китая неоднократно сталкивалась с ошибками субъективно-волюнтаристского характера. Субъективистские оценки политической обстановки, субъективизм в руководстве работой неизбежно ведут либо к оппортунизму, либо к путчизму. Основной источник этих ошибочных взглядов субъективистского порядка Мао Цзэдун, в полном соответствии с ленинским положением, видит в преобладании во многих партийных организациях крестьянских и других мелкобуржуазных элементов". Автор, цитируя Мао, называл общие черты, присущие мелкобуржуазным партиям: "нежелание учитывать субъективные и объективные условия; революционный зуд; нежелание вести упорную, незаметную, кропотливую работу в массах; мечтания о великих подвигах, увлечение иллюзиями; зазнайство в случае победы; излишняя вера в военные силы и неверие в силы народных масс". В работах последующего времени именно Мао Цзэдун преподносился в качестве жупела мелкобуржуазной идеологии. В международном коммунистическом движении СССР перестал играть роль вдохновителя леворадикальных террористических организаций. Среди последних заговорили о буржуазном перерождении СССР. Роль вдохновителя перешла к КНР. Идеи о тотальной герилье, борьбе мирового города и мировой деревни, опора на крестьянство, тактика индивидуального террора, концепция национального социализма, феномен Че Гевары и т.п. для советских историков, исходящих из представления об универсальности мирового развития, означали принятие вывода о рецидивах "эсеровщины" в освободительном движении. В книге М.Г. Шестакова "Борьба В.И. Ленина против идеалистической социологии эсеров" в контексте критики социалистов-революционеров осуждается "идеалистическая социология новых левых Г. Маркузе и Р. Миллса", служащая знаменем различного рода террористических "красных бригад".К тому же правое крыло в коммунистическом движении, особенно после событий 1968 г. в Чехословакии, было разочаровано в демократическом потенциале советской системы и эволюционизировало от идей "социализма с человеческим лицом" к отрицанию социализма как такового. Для советских теоретиков это подтверждало тезис о закономерности трансформации "мелкобуржуазных", псевдосоциалистических партий в контрреволюционные организации. Дифференциация партии социалистов-революционеров на террористическое максималистское и реформистское энесовское крыло иллюстрировала данное положение. К.В. Гусев писал, что события в Венгрии в 1956 г. и в Чехословакии в 1968 г. обусловливают актуальность изучения истории ПСР в советской историографии: "Распаду эсеров способствовала не только их контрреволюционная политика, но и имевшие место попытки сыграть роль "третьей силы". История краха эсеров, таким образом, свидетельствует об обреченности попыток в обстановке обостренной классовой борьбы встать между двумя борющимися классами, так как даже искреннее желание создать "третью силу" в классовой борьбе в условиях капиталистического общества неосуществимо. Либо с буржуазией против пролетариата, либо с рабочим классом против буржуазии - третьего не дано... События 1956 г. в Венгрии, 1968 г. в Чехословакии показали, что и антисоциалистические элементы начинали свое наступление, как и "демократическая контрреволюция" в России, с атак на коммунистические партии, на их руководящую роль... Немного времени понадобилось и антисоциалистическим силам в Чехословакии, чтобы вслед за заявлением о "гуманизации" социализма перейти к травле партийных кадров, созданию вокруг них семиосферы морального террора... История борьбы с попытками реставрации капитализма в СССР и других социалистических странах показывает, что на определенных стадиях развития социалистической революции, когда буржуазия уже не может идти к массам со своими реставраторскими лозунгами, контрреволюция надевает демократическую маску, принимает форму "демократической контрреволюции". Она старается отравить сознание трудящихся реакционными идеями "чистой демократии" и "абсолютной свободы", враждебная сущность которых была раскрыта В.И. Лениным и подтверждена в России историей партии социалистов-революционеров". На международную актуальность изучения "мелкобуржуазного революционаризма" указывал также Н.М. Саушкин: "Ведь опасность рецидивов социал-революционном рабочем движении не миновала. Если представители различных школ мелкобуржуазного утопического социализма прошлого, в том числе эсеры, сошли с исторической арены, то идейные течения, враждебные научному коммунизму, продолжают распространяться, пытаясь оказать ему противодействие. Мелкобуржуазная революционность и поныне служит источником заскоков, головокружительных прыжков через незавершенные этапы борьбы, шараханий в крайности, быстрых переходов от увлечений к унынию, крикливому пустозвонству и огульному охаиванию организованной борьбы за социализм. Псевдореволюционные фразы, фальсификация ленинизма, тактика подталкивания революции - все это признаки мелкобуржуазного революционаризма".Тенденция перенесения выводов и оценок по истории ПСР на практику современного общественного движения нашла наиболее полное воплощение в докторской диссертации В.Г. Хороса "Идейные течения народнического типа в развивающихся странах. История и типология". Предложив в качестве перевода понятия "народничество" термин "популизм", автор посредством не вполне корректного перевода объявлял популистскую политику онтологическим принципом партии народнического типа. Терроризм рассматривался как одно из ярких проявлений неонароднического популизма.Вопреки марксистскому постулату, в странах третьего мира ведущей революционной силой выступил не пролетариат, а те слои населения, которые определялись советскими идеологами в качестве мелкобуржуазных. Опыт кубинской революции являлся классическим примером, подтверждающим данную тенденцию. А.Я. Манусевич писал: "Играя на всякого рода предрассудках, иллюзиях, заблуждениях, буржуазия не только сохраняла влияние на значительную часть средних слоев, но и умело превратила их в орудие самой реакционной, самой антинародной политики. Так было в 20-30-е годы в Италии, Германии и ряде других стран, где средние слои в большинстве своем оказались основной опорой фашизма. Но ход мирового революционного процесса убедительно свидетельствует о том, что ни союз средних слоев, их трудового и прогрессивного большинства с антипролетарскими силами, ни крах представляющих эти слои аграристских и других демократических политических партий и организаций вовсе не является исторической закономерностью. Гренада, Никарагуа, Куба свидетельствуют, что средние слои являлись не только союзниками рабочего класса, но и "застрельщиками революции". Часть средних слоев не только в социально-экономическом отношении, но и политически, и организационно все более обособляются от буржуазии. Зачастую идейно-политическая неустойчивость средних слоев, при их возрастающем разочаровании в капитализме, выливается в революционаризм и экстремизм, имеющий внешние черты сходства с эсеровщиной и, как правило, сочетающийся с крайним антикоммунизмом и антисоветизмом, троцкизмом и маоизмом". Перед советскими историками была поставлена задача организации идеологической борьбы за влияние в среде мелкой буржуазии, что нашло воплощение в теме борьбы большевиков и эсеров за крестьянство и иные социальные группы. Данной проблеме посвятили свои исследования А.Ф. Ненахов, А.А. Шишкова, Ж. Маурер, И.С. Горичев, П.И. Климов, П.Н. Абрамов, И.П. Шмыгин, Л.В. Завадская, М.М. Константинов, П.Н. Першин, В.И. Тропин, СП. Трапезников, ДА. Колесниченко, Г.И. Зайчиков и др. Предлагался вывод, содержащий в себе противоречия, что ПСР, будучи мелкобуржуазной партией, интересы мелкой буржуазии не выражала. Кроме того, становилось очевидным, что партия, трактуемая прежде как исключительно террористическая, занималась, помимо организации терактов, массовой работой. В исследованиях, посвященных революции 1905-1907 гг., вооруженным восстаниям данного периода о роли революционных террористических организаций умалчивалось. Хотя имеются все основания считать, что во многих случаях эта роль была ключевой.
Страницы: 1, 2, 3, 4
|
|
