Династия Ангелов в Арте и Неопатре и победы греческого императора

Династия Ангелов в Арте и Неопатре и победы греческого императора

Династия Ангелов в Арте и Неопатре и победы греческого императора

Едва только князь Ахайский вернулся в свою страну, как стыд и раскаяние начали его соблазнять нарушить договор, заключенный с императором Михаилом, тем более что папа Урбан IV, француз, не замедлил признать его присягу вынужденной. Продолжительная и опустошительная война на Пелопоннесе была следствием этого вероломства. Греческое население и славянские племена восстали против ненавистных франков. Даже турецкие конные отряды сражались в Морее, нанятые сначала византийцами, а потом Гильомом II. Они предвещали будущую судьбу Греции.

Положение Вилльгардуена ухудшалось, так как Венеция, потерявшая вследствие успехов Генуи свое привилегированное положение в Византийской империи, старалась вернуть его путем дипломатических переговоров с императором. Генуэзские роды Эмбриачи, Гаттилузи и Цаккариа распоряжались теперь на Лемносе и Метилино, а вся торговля на Черном море была в руках Лигурийских купцов. Самому императору генуэзцы стали подозрительны; вследствие тайных сношений их подесты в Константинополе с королем Манфредом Сицилийским они были изгнаны из столицы. 8 июня 1265 г. послам дожа удалось заключить с Михаилом VIII договор, по которому республика обязывалась предоставить князя ахайского его судьбе и даже до известной степени отказывалась от Эвбеи, обещая не мешать императору завоевать этот остров. За это он обеспечивал ей спокойное обладание ее колониями на Пелопоннесе, в Негропонте и на Крите

Шаткость венецианской политики ставила Вилльгардуена в немалое замешательство. Ему было зато тем приятнее, что в Южной Италии возникло новое французское королевство, которое было намерено вмешаться в греческие дела. Карл Анжуйский, призванный на сицилийский престол папой, в феврале 1266 г. победил короля Манфреда в решительном сражении при Беневенте; таким образом он завладел наследством Гогенштауфенов. После того как год спустя он забрал под свою власть Корфу, Дураццо и другие округа Албании и эпиротское приданое Елены, вдовы убитого Манфреда, он создал себе здесь удобное основание для своих смелых планов относительно владычества на Востоке. Он мог также теперь же привести в исполнение свои притязания на владычество над Мореей и всей Грецией, так как он приобрел их у изгнанного из Византии латинского императора.

Изгнанный Балдуин II в целях своего восстановления в Константинополе предпринял путешествие по всем европейским дворам, чтобы склонить их предпринять что-нибудь в его пользу. Однако булла Урбана IV о Крестовом походе и его настоятельные воззвания к западным государствам остались без последствий. Балдуин обратился наконец к новому королю обеих Сицилии, самому честолюбивому и наиболее предприимчивому из князей своего времени. 27 мая 1267 года при Витербо он заключил договор с Карлом Анжуйским и папой Климентом IV, преемником Урбана. Экс-император передавал королю навсегда свои права на Ахайю и удерживал себе Константинополь, ряд островов и треть всех завоеваний, которые будут еще сделаны оружием Карла Анжуйского Вилльгардуен, которого при совершении этого акта заступал его канцлер Леонардо де Верули, по необходимости признал с своей стороны уступку верховной власти над Ахайей чужому королю, могущество которого обещало надежную защиту глубоко потрясенным франкским государствам. Союз Балдуина с Карлом должен был завершиться предстоявшим браком сына его Филиппа с Беатрисой, юною дочерью короля.

Надежда экс-императора увидеть себя или сына своего снова на константинопольском престоле, однако, не сбылась. Поход Конрадина в Рим и последствия хотя и неудачного вторжения этого последнего Гогенштауфена в Неаполитанское королевство помешали походу Карла Анжуйского на Восток. Венецианцы, на союз с которыми рассчитывал Карл, предпочли в 1268 году заключить перемирие с византийским императором, который им вернул часть их торговой монополии и утвердил за ними владение их колониями на Востоке.

Михаил VIII склонил на свою сторону также папу. Когда в 1274 году на Лионском соборе он через своих послов ловко пустил в ход дипломатическую игру насчет соединения церквей, Григорий X тем охотнее согласился ослабить и для него самого опасное могущество короля Карла, выступив против планов последнего насчет Востока. Из трактата в Витербо получилась, однако же, как историческое событие, ленная верховная власть Карла и его дома над Ахайей и вмешательство анжуйцев в дела Греции.

Франкская Морея принесла присягу на верность могущественному властителю Неаполя и Сицилии, «язык и происхождение которого были французские, и королевство которого было недалеко от этой страны» С этих пор герцог афинский должен был признать себя, по крайней мере согласно принципу, ленником и не только за Аргос и Навплию. Несомненно, Карл высшую власть над Афинским герцогством, на которую претендовали Вилльгардуены, считал связанной с властью над ахайским княжеством, хотя в договоре в Витербо об Афинах не упомянуто ни одним словом. Географическое понятие об Ахайе распространялось вообще и на Элладу в собственном смысле.

Вилльгардуен сам уже имел случай доказать на деле, что он стал вассалом короля, так как он, зять Манфреда и несчастной Елены, последовал за ополчением Карла, когда пришлось отразить вторжение Конрадина. Он помог Карлу выиграть сражение при Тальякоццо, в котором он принимал участие с 400 морейских рыцарей. Между ними находились барон Готфрид из Каритены, великий коннетабль Жан Шодрон, Жофруа де Турнэ, владетель Калавриты, но Морейская хроника при этом не упоминает ни Жана Афинского, ни кого-либо из его вассалов.

Афинское герцогство в течение долгого времени едва было затронуто военными бедствиями, какие испытывал Пелопоннес. Хотя князь ахайский после того, как он нарушил мир с императором, обращался и к герцогу Гвидо, чтобы он ему прислал войска для помощи, но тот не оказал ему послушания. Правление Жана, хотя и страдавшего подагрой, но деятельного человека, которому помогал брат его Гильом, властитель Ливадии, было очень счастливое. Хотя нам неизвестно тогдашнее состояние города Афин, но несомненно все-таки, что сравнительно с тем упадком, в каком он был во время Михаила Акомината, он находился в лучшем положении. Он назывался тогда уже на простонародном наречии Сатинес или Сетинес; но это искаженное наименование не встречается ни в одном из известных официальных документов, а равно и на герцогских монетах.

Менее счастливым, чем дом ла Рошей, был более великий и более знаменитый дом Вилльгардуенов. Гильом II не имел наследника в мужской линии, а имел от брака своего с Анной Ангел двух дочерей, Изабеллу и Маргариту. Эту последнюю, младшую, он сделал владетельницей баронии Аковы, или Матагрифона, которой он лишил из жадности законную наследницу, вдову и сироту Маргариту де Нейли. Самым невеликодушным образом поступил он с этой благородной дочерью своего маршала, которая ради него принесла себя в жертву. Во время ее отсутствия, когда она была заложницей за этого князя, находившегося в плену в Константинополе, ей досталось после смерти ее дяди Готье де Розье ленное владение Матагрифон; так как она не могла лично предъявить свои требования на это наследство, то князь на основании буквы ленного закона присвоил его себе и предоставил ей из него, как милость, лишь ничтожную часть.

Уменьшенное в своем пространстве, жестоко теснимое непрестанными вторжениями греков из Спарты, княжество Морея должно было перейти с рукой старшей дочери Вилльгардуена в чужой царствующий дом. Император Михаил предложил ему выдать замуж дочь его Изабеллу за своего сына Андроника, который в таком случае после смерти Гильома должен был сделаться властителем Ахайи. Этот союз мог бы снова соединить весь Пелопоннес с греческой империей, сделать его сильнее и жизнеспособнее, а Грецию охранить от многих беспорядков. К несчастью, этот прекрасный план не осуществился; франкские бароны Морей отвергли его, а Карл Анжуйский ни в каком случае не мог допустить его осуществления. Да и Гильому также не оставалось иного выбора, как соединить свою страну с короной короля, который стоял на вершине своего могущества, был естественным покровителем франков в Греции и не оставлял мысли восстановить павшую латинскую империю в Константинополе. Так как он в Эпире и Корфу стал уже твердой ногой, то ему было очень важно укрепиться также и в Ахайе. Князь сам предложил руку своей дочери молодому сыну Карла, Филиппу, и король согласился на это с тем условием, что Ахайя навсегда останется во владении Анжуйского дома. Так как обрученные были еще в детском возрасте, то бракосочетание их было совершено только 28 мая 1271 г. в Трани.

В этом же году смерть эпирского деспота Михаила послужила поводом к перемене династии в Северной Греции, что впоследствии имело очень важное значение для Афинского герцогства. Эпир, Акарнанию, Этолию и Ионические острова унаследовал Никифор I, законный сын Михаила, тогда как его побочный сын себастократор Иоанн I Дука Ангел основал себе собственное княжество из южной Фессалии, или Великой Влахии, озолийской Локриды и Фтиотиды между Олимпом и Парнассом. Главным городом он сделал лежащую между крутыми скатами Эты, сильно укрепленную Неопатрэ (названную франками la Patria), древнюю Гипату на реке Сперхее, известную по своему фессалийскому искусству в волшебстве, где некогда Ахилл правил мирмидонянами

Так как отец его Михаил сначала тесно сблизился с зятем своим Манфредом, а потом признал верховную власть анжуйца, то Иоанн тоже продолжал эти отношения к Неаполю. Он заключил торговые договоры с королем Карлом и вообще старался примкнуть к франкам, а особенно к герцогу афинскому, чтобы укрепиться таким образом против греческого императора, который уже победил его отца и довел его почти до гибели. Эпирская династия обладала плодородными землями и воинственным населением, которое делало ее достаточно сильной, чтобы она могла добиваться политической самостоятельности. Она приняла также национальный греческий характер и подняла священное знамя православной церкви, от которой отступили Палеологи вследствие своего подчинения папе. Эпирские и фессалийские деспоты помогали сопротивлению греческого народа и духовенства против обнародованной императором унии. Их дворы сделались убежищем для преследуемого и протестующего духовенства.

Михаил VIII видел для себя серьезную опасность со стороны Ангелов. Он не мог продолжать дело восстановления Византийской империи, не сломив сперва сопротивления этих деспотов и не подчинив их земель сфере своей власти. Поэтому в 1275 году он послал своего родного брата Иоанна и генерала Синаденоса с необычайно большим войском сначала в Фессалию. Флот под командой адмирала Филантропеноса должен был помогать этому войску на море. Себастократор при этом был заперт в Неопатрэ. Ему удалось, однако, переодевшись крестьянином, уйти ночью из города и пробраться сквозь ряды осаждающих, после чего он достиг одного монастыря, с помощью игумена перебрался через Фермопилы и бежал в Фивы и Афины. Здесь он открылся герцогу и умолял его одолжить ему войско в помощь для его спасения. Жан ла Рош должен был иметь большую веру в счастье или гений этого человека, который с таким смелым риском явился к нему в то время, когда его столица окружена была неприятельскими войсками. Он согласился на предложение себастократора. Хотя сам он вследствие болезни и страданий отказался от предложенной ему руки Елены, дочери Иоанна, но уговорил своего брата Гильома взять ее и фессалийские города в приданое

С тремя сотнями хорошо вооруженных рыцарей, в числе которых находились также господа де Сент-Омер, герцог самолично сопровождал фессалийского князя в его страну обратно, чтобы освободить окруженный 30 000 греков, куманов и турок город Неопатрэ. При виде этого множества неприятелей он воскликнул своему испугавшемуся союзнику слова одного из древних: «Много людей, но мало мужей». Он мужественно кинулся в неприятельский лагерь, рассеял большое войско Палеолога и одержал блестящую победу. Город Неопатрэ был освобожден, бежавший неприятель принужден был удалиться из Фессалии. Благодарный Иоанн Ангел сдержал свое обещание: он выдал свою дочь Елену за Гильома ла Роша и дал ей в приданое города Зейтун, Гравию, Гар-дики и Сидерокастрон.

Таким образом, подобно дому Вилльгардуена, афинский герцогский дом стал в свойство с той же Эпирской династией. Если этот союз был вызван только политическими причинами, то все же он свидетельствовал о возрастающем сближении франков с греками. По правилам римско-католической церкви смешанные браки разрешались только под условием перехода греческих женщин в католичество, но все-таки невероятно, чтобы принцесса Елена подчинилась этому условию. Да и несколько лет спустя при заключении брака Филиппа Тарентского с Тамарой, дочерью эпирского деспота Никифора I, брата себа-стократора Иоанна, гречанка решительно соблюла свое вероисповедание Впрочем, как заметил однажды Рамон Мунтанер, франкские бароны в Греции брали себе жен преимущественно из Франции. Только от незаконных связей латинцев с гречанками образовался везде на Востоке смешанный народ, который получил название гасмулов.

Блестящая победа при Неопатрэ сделала герцога афинского великим человеком, он распространил теперь свое могущественное влияние до Офриса. И все же всего три года спустя и он испытал непостоянство счастья, когда впутался в эвбейские дела.

2. Остров Негропонт представлял самое странное зрелище франкского феодализма в Греции, так как нигде взаимные отношения не были так перепутаны. Тамошние терциеры, которых все еще продолжали по привычке называть ломбардцами благодаря их приходу оттуда, продолжали плодовитый род веронских Карчери во многих ветвях, между тем благодаря бракам их дочерей, которые считались весьма желанной партией, и иноземные владетели с материка и островов наследовали владения в Эвбее, как, напр., Паллавичини, Морозини, Санудо, Гизи, Сикон и Нуайе из Бургундии. Таким образом, остров был раздроблен на множество ленов, хотя принципиально оставался при старом разделении на три части.

Общей столицей терциеров считалась Халкида, или Негропонт, наиболее населенное место острова, один из самых оживленных торговых городов Востока, населенный торговыми греками, франками и евреями. Могущественный замок господствовал над Еврипским проливом. Непосредственно перед ним деревянный мост соединял его со скалой, которая высилась в узком проливе и на которой возведена была башня. Мост этот тянулся далее в направлении к беотийскому берегу, где он был прикрыт другим бастионом. Уже Прокопий, во времена которого ни Халкида, ни Эвбея не утратили еще своих древних названий, говорит об этом разводном деревянном мосте через Эврип, который делает Эвбею частью материка, когда он наведен через пролив, и островом, когда он поднят. Терциеры имели в городе свои дома, которых, конечно, не следует представлять себе в виде роскошных дворцов. Они ведали судебными делами в городе; согласно договору юрисдикция венецианских байльи была отделена, ибо Республика св. Марка имела свой собственный суд только в квартале своей торговой общины, а затем она всегда признавала верховные права терциеров на город Негропонт.

Венецианские чиновники взимали на Эврипе с торговых судов comerclum, или пошлину. Среди этой феодальной олигархии ломбардских баронов втиснулась община, или колония, венецианских купцов, совершенно свободная от всяких ленных отношений к ним, которая соединяла в своем строе оба начала: венецианскую аристократию и городские порядки в силу своих торговых интересов. Фактория эта составляла политическую корпорацию, принадлежавшую исключительно венецианскому государству, так как ее метрополия на Адриатическом море управляла принадлежащими ей площадями, фондами, магазинами и церквями как своей собственностью и управляла этой колонией совершенно так же, как теми, которые находились в Тире и Византии, через своего байльи и двух его советников. Этот первоначально консул Венеции сделался постепенно влиятельнейшим человеком острова, важнейшим министром республики в восточных колониях со времени падения латинской империи в Константинополе.

Остров Эвбея не выказывал никакой склонности к объединению, да она и не могла иметь значения по существу ленного строя, особенно когда венецианской политике важно было ослабить могущество тамошних баронов путем их разъединения. И все-таки, несмотря на это расщепление острова на три и даже на шесть ленов, род Карчери благодаря семейным договорам держался вместе и защищал себя от всяких приступов и давлений. Властители из Веронского дома Равано и Джиберто вышли также счастливо из войны с князем Ахайским. Они сохранили свои владения и феодальные права, хотя должны были признать верховную ленную власть князя. На это они могли смотреть как на меньшую тяготу или даже предпочесть это как противовес владычеству Венеции. Они усеяли Эвбею крепостями, которые они главным образом воздвигали из старых акрополей Эллопера, Абанта и Дриопена или из византийских замков. Развалины их высятся еще и теперь над уединенными бухтами и по склонам Дельфийских и Ахайских гор. В крепостях Ореос, Каристос и Лармена, в Ла-Ватии, Василико, Филагра, в Купэ, Клисуре, Мандухо и Варонда ломбардцы распоряжались над своими ленниками и над массой закрепощенных греческих крестьян, которые назывались villani или pariki.

Страницы: 1, 2