Тициан

пониманием личности, аспектом восприятия мира, который раскрылся впервые в

«Динарии кесаря», то его многофигурные композиции 20-х годов продолжают

героичесую линию «Ассунты». Мир, раскрывающийся в них, полон бурного

движения и жизненной полноты, все пробретает в нем особую яркость

эмоционального звучания — и суровый драматизм сцены оплакивания Христа, и

бурная радость языческих вакханалий. Отпечаток этого полного патетической

приподнятости и динамики стиля лежит на великолепной серии мифологических

картин, написанных в 1518—1523 годах для Альфонсо д'Эсте.

Серия «Вакханалий» Тициана—это совершенно новая интерпретация в

европейской живописи античной темы и образа античного мира. Тициан видит в

античности не хрупкую. ускользающую мечту, не мир величественной гармонии и

светлого интеллекта, а прообраз ликующего праздника бытия. Все в этих

картинах пронизано отголоском каких-то могучих сил. Ликующий ритм движения

нарастает от картины к картине. В веселую сумятицу маленьких амуров,

которые пляшут, целуются, дерутся, заполняя пухлыми тельцами всю долину,

стремительным вихрем врываются две вакханки, как бы предвосхищая динамичный

ритм «Праздника на Андросе».

После окончания цикла «Вакханалий» Тициан более 10 лет не обращается к

античной теме. В 20-е годы он пишет преимущественно монументальные

религиозные композиции, в которых перед нами предстает мир жизни

деятельной, полной титанической активности. Но восприятие жизни стало у

художника более сложным; в героическую приподнятость звучания постепенно

вплетаются нотки драматической борьбы. Так. великолепная фигура св.

Себастьяна предстает перед нами в титаническом напряжении всех сил,

стремясь разорвать связывающие его путы. Картина эта свидетельствует и о

том, что, стремясь изображать человеческую фигуру в сложных позах и

ракурсах, Тициан начинает изучать ее более внимательно, тщательно

штудировать натуру; его рисунок теперь приобретает особую крепость и

уверенность.

Драматическим пафосом пронизана и одна из лучших картин 20-х годов

«Положение во гроб». Как и на всех работах этих лет, на ней лежит отпечаток

героически-монументального стиля: могучие фигуры апостолов,

вырисовывающиеся на сумрачном и тревожном фоне вечернего пейзажа,

торжественно склоняются над умершим, образуя подобие арки.

В более патетическом плане была решена большая алтарная картина «Убиение

Петра Мученика»(1528г.). Картина, облик которой нам сохранили копии и

гравюры, была одной из высших точек «героического» стиля Тициана.

В 30-е—40-е годы Тициан определяет весь облик венецианской культуры.

Недаром Лодовико Дольче пишет: «Он великолепный, умный собеседник, умеющий

судить обо всем на свете», 30-е—40-е годы—это, пожалуй, самый счастливый и

плодотворный период его деятельности. Во всем величии раскрывается теперь

могучая стихия его реализма; человек и мир в его полотнах, сохраняя свою

грандиозность, исключительность, приобретают все большую яркую

неповторимость; элементы исторической и жанровой картины начинают все

больше вплетаться в полотна религиозно-мифологического содержания и даже в

портреты.

Новые реалистические принципы Тициана этих лет раскрываются, прежде

всего, в его живописной системе. В ранних работах художника, при всей их

красочной нарядности, роль краски была еще традиционна: хотя, моделируя

лица, Тициан все больше использует нюансировку цвета и тона, форму строит в

основном рисунок и светотень, краска же остается лишь одним из компонентов

формы, ее цветовой оболочкой, мало раскрывая материальную неповторимость,

так сказать плоть каждого элемента. Постепенно художник начинает открывать

могучую стихию краски, и уже в 30-е годы она нередко становится основным

изобразительным элементом его картин. У него появляется сила красочной

лепки, движение энергично наложенного мазка, который строит форму, наполняя

ее жизненным трепетом. Нюансируя цвет и тон, меняя фактуру мазка, то

пористого и плотного, то прозрачного и деликатного, обыгрывая краску на

просвет, Тициан передает теперь все чувственное и материальное многообразие

мира—холодный блеск металлических лат, шелковистость тонких волос, мягкость

и теплоту бархата, никогда не впадая в несколько поверхностную виртуозность

мастеров более позднего времени, оставаясь сдержанным, полным благородства

(не случайно общий тон картин становится теперь более темным и глубоким).

Однако величие творчества Тициана 30-х—40-х годов не только в полнокровии

и жизненной силе его реализма, не только в живописно-колористической

основе, оказавшей такое влияние на творчество великих реалистов XVII века,

но и в глубине познания реальности. Он поднимается до глубочайшего, не

имеющего параллелей в искусстве того времени обобщения наиболее характерных

черт и противоречий современной ему действительности, глубины и сложности

раскрытия человеческой личности.

В творчестве Тициана конца 20-х — 30-х годов героическая суровость

постепенно сменяется более эпически-спокойным, хотя и столь же

монументальным видением мира. Таков написанный в 1525—1528 годах, по заказу

семьи епископа Якопо Пезаро, героя самой ранней картины Тициана, алтарный

образ «Мадонна Пезаро». В противоположность написанной для той же церкви

«Ассунте» Тициан возвращается здесь к излюбленной теме венецианского

кватроченто, изображая так называемое «Святое собеседование»: мадонну на

троне и у его подножия—святых Франциска и Петра, а также заказчиков

картины, членов семьи Пезаро. Но ничто в картине не напоминает о благостной

тишине и покое алтарей кватроченто. В «Мадонне Пезаро» нет героических

деяний, но все полно дыхания могучей жизни. Но хотя по величию звучания

«Мадонна Пезаро» не может соперничать с «Ассунтой», образы героев

приобретают теперь у Тициана трогательную простоту и непосредственность.

Мадонна, В целом ряде сравнительно небольших религиозных композиций,

возникших около 1530 года («Мадонна с младенцем и св. Екатериной», «Мадонна

с кроликом»), репрезентативность ранних религиозных композиций сменяет

пленительная естественность. Фигуры уже не позируют на фоне колонн и

драпировок; они предстают перед нами во всей полноте жизни, в окружении

прекрасной природы, целиком поглощенные своими чувствами и радостями.

В 30-е годы Тициана все больше притягивает современность. Сюжет картин

переносится им в реальную среду Италии XVI века, монументальные полотна

приобретают исторический характер. Недаром в эти годы художник закончил

картину «Битва при Кадоре», которая, судя по копиям, была полна героической

взволнованности и в то же время впервые изображала реальное событие, а не

битву титанов. Колоссальное «Введение во храм» (3,46Х7.95 м), написанное в

1534— 1538 годах, переносит нас, подобно картинам кватрочентистов, на

площадь итальянского города. Она пронизана строгим вертикальным ритмом,

фигуры героев полны величия, их позы и жесты удивительно емки и

значительны; маленькая, полная детской прелести фигурка Марии естественно и

величаво смотрится на фоне огромного здания.

Столь же необычна и «Венера Урбинская», написанная в 1536 году для

урбинского герцога Франческо Мария делла Ровере,—одна из лучших картин

Тициана этих лет. Поза лежащей богини навеяна «Спящей Венерой» Джорджоне.

Но поэтичная нимфа, божественная покровительница вечной и прекрасной

природы, превращается у Тициана в золотоволосую венецианку, которая томно

нежится в постели, лениво сощурив синие глаза; у ног ее, вместо

традиционного Амура, дремлет длинноухая собачка, а в глубине, за

полуотдернутым зеленым пологом, открывается нарядная комната венецианского

дворца и совершенно жанровая сценка—служанки, достающие из сундука наряды

своей госпожи. Античная богиня приобретает облик современницы художника.

Томная поза Венеры царственно-величава, гибкие линии ее тела полны

музыкальной плавности, одухотворенной легкости. Кисть Тициана передает всю

чувственную прелесть мира, серебристо-белые тона простыни подчеркивают

теплоту и нежность янтарно-эолотнстых тонов тела богини, легкие, как бы

тающие мазки передают мягкое стечение светлых волос.

Иную сторону действительности, во всей ее сложности и многогранности,

раскрывают замечательные тициановские портреты 30-х годов. Они продолжают

ту линию портрета-характера, которая наметилась еще в 20-е годы в портрете

Альфонсо д'Эсте. Но анализ характера модели, чувство типических черт

современника стали еще более глубокими и определенными. Портреты

высокопоставленных заказчиков Тициана, с которых на нас взирают лица

угрюмых, становятся подлинными историческими документами. Молодой Ипполито

Медичи, имевший сан кардинала, но состоявший на службе у венгерского короля

в качестве военачальника, предстает перед нами на великолепном портрете

1533 года в простой и естественной позе, на темном нейтральном фоне. Все в

портрете пронизано внутренней напряженностью, сдержанной страстностью. Лицо

кажется почти спокойным, но неуловимые нюансы—переданный легкими

лессировками румянец, пробивающийся сквозь смуглоту щек, порозовевшие от

напряжения крепко сжатые губы, горящий взгляд больших черных глаз

раскрывают сложную натуру гордого и сдержанного, но и полного ярких

страстей человека.

Еще поразительнее портрет урбинского герцога Франческо Мария делла

Ровере. Пожалуй, это самый эффектный из написанных художником в 30-е годы

портретов. Урбинский герцог предстает перед нами в позе полководца,

горделиво опирающегося о свой жезл. Но в облике победителя, предстающего на

этом великолепном полотне в окружении полководческих жезлов и развевающихся

перьев шлема, есть нечто неожиданное; его фигура, над которой оставлено

необычно много пустого пространства, кажется малорослой и не очень

внушительной, а серовато-смуглое костлявое лицо живет неожиданно сложной

жизнью. За импозантной внешностью полководца, грубоватого, решительного

солдата, художник открывает болезненного, целиком ушедшего в невеселые

раздумья человека.

Поиски Тициана 30-х годов находят свое полное завершение в его работах

следующего десятилетия. Сороковые годы— это необычайно важный этап

творческого развития художника. Пожалуй, никогда еще Тициан не приближался

так к познанию явлений современности в их сложности и взаимозависимости. Но

в эти годы первого яростного натиска церковной реакции, нарастания

настроений разочарования и усталости в самой Венеции, пережившей ряд

тяжелых потрясений, в мировосприятии художника произошли значительные

изменения. Новые, часто неразрешимые вопросы, ощущение напряженных коллизий

действительности вторгаются в его искусство. Даже в немногочисленных

мифологических композициях исчезает чувство счастливой гармонии бытия.

«Даная»(1545—1546) по жизненной полноте и значительности образа, высокой

красоте всего строя картины, богатству и благородной сдержанности красочной

гаммы может быть сопоставлена только с «Венерой Урбинской». Но величавая

безмятежность уступает теперь место большей эмоциональной насыщенности, все

приобретает взволнованность и динамику.

В религиозных композициях Тициана господствуют теперь новые темы —

драматической борьбы, требующей от героев сверхчеловеческого напряжения

сил, и страдания, поругания, унижения героя. Иным становится язык

художника; в его картинах нарастают напряженность и волнение, появляются

резкие и неожиданные ракурсы, патетика жестов, нарочитая усложненность поз.

Так, грандиозным пафосом борьбы пронизаны панно «Жертвоприношение Авраама»,

«Каин и Авель», «Давид и Голиаф» (ок. 1543—1544 гг.), где гигантские,

полные динамики и страсти фигуры предстают перед нами в головокружительных

ракурсах на фоне клубящихся облаков. В другом аспекте решена луврская

картина «Коронование тернием» (около 1542 г.), композицию, которой

впоследствии Тициан повторил незадолго до смерти в прославленном мюнхенском

варианте. Сам этот факт говорит о том, что картина очень много значила для

Тициана, была глубоко связана с волновавшими его чувствами.

Шедевром Тициана 40-х годов является картина «Се человек» (1543г.).

Продолжая традиции своих монументальных композиций 30-х годов, Тициан снова

переносит действие евангельской легенды в действительность XVI века. На

ступенях лестницы и на площади, перед Пилатом, указывающим со словами «се

человек» на истерзанного пытками Христа, шумит пестрая, нарядная толпа:

воины, изысканные юноши, всадники в рыцарском и восточном облачениях,

стражники с алебардами. Как и «Введение во храм», картина полна

монументального размаха и великолепия. Картина пронизана бурным волнением:

фигуры стремительно склоняются, победоносно и требовательно поднимаются на

фоне неба жесткие силуэты алебарды, копья, развевающегося стяга: на заднем

плане, ярко освещенные, колышутся руки не видимых нами людей. Когда-то в

«Динарии кесаря" противник Христа представлялся Тициану более грубым,

прозаичным, но не отталкивающим или зловещим. Теперь силы действительности,

враждебные большому и светлому идеалу, приобретают у Тициана не только

конкретное, но и зловещее обличие—таков тучный, лысый фарисей в ярко-

красном плаще, образ поистине страшный своей самоуверенной значительностью,

самодовольным, хозяйским высокомерием, или Пилат, жестом циничного палача

указывающий на Христа.

Но, как ни значительны мифологические и религиозные картины Тициана этих

лет, ведущее место в его искусстве принадлежит в это время портрету. Ни в

один другой период своего творчества Тициан не уделял портрету такого

внимания. И это не случайно. В эту бурную и сложную эпоху художника все

больше притягивают современники, с их честолюбием, жаждой власти, неуемными

страстями, раздумьями и сомнениями. Портретная галерея Тициана 40-х годов

необычайно обширна и многообразна. К этому периоду сейчас относят около 50

портретов. На этих полотнах перед нами предстают и «великие мира сего»—папа

Павел III и его родные, «повелитель полумира» император Карл V, и друзья

Тициана—писатель Пьетро Аретино, историк Бенедетто Варки, и совсем

безвестные нам люди, вроде феррарского юриста Ипполито Риминальди. Эти

портреты нередко обладают такой точностью и глубиной характеристики,

поражают таким проникновением в самую суть человека, что становятся как бы

историческими документами. Но в них есть и нечто гораздо более важное: не

известная еще искусству XVI века глубина познания человека во всей

сложности его взаимоотношений с окружающим миром.

Портреты Тициана этих лет удивительно многообразны по жанру—от

глубочайшего психологического портрета-исповеди до картины в сущности

исторической, раскрывающей сложную и противоречивую жизнь целой эпохи.

Многие работы Тициана этих лет внешне близки тому типу торжественного и

Страницы: 1, 2, 3, 4