Трагедии Шекспира и их переводы на русский язык

А вот как оценила перевод Лозинского опальная в то время "не-наша" А. Ахматова: Теперь совсем не понимающие Лозинского люди могут говорить, что перевод "Гамлета" темен, тяжел, непонятен. Задачей Лозинского в данном случае было желание передать возраст шекспировского языка, его непростоту, на которую жалуются сами англичане.

Что касается Пастернака, то он всю жизнь был обуреваем, ошеломлен Шекспиром - его стихией, творческим началом жизни. Шекспировская тема проходит через все его творчество: от стихотворения "Шекспир" (1919) до "Гамлета" (19461952), от "Марбурга" (1915) до незавершенной "Слепой красавицы". Пастернак перевел семь пьес Шекспира, но, главное, всю жизнь пытался разгадать его тайну, тайну предела человеческих возможностей.

В своих шекспировских переводах Пастернак не ставил цель модернизировать Шекспира. Наоборот, в его задачи входило подчеркнуть "глубину познания исторических характеров, полифоничность письма, взрывы образности, геологические срезы реальной жизни, пласты языка".

От перевода слов и метафор теперь обратимся к переводу отдельных мыслей и сцен в переводах Лозинского и Пастернака.

Шекспир был близок российскому духу не только трагедией шекспировского размаха, не только мощью человеческого насилия и зла, но и главным гамлетовским вопросом - «to be or not to be», который на гигантских пространствах так и не удалось разрешить по сей день...

Пророк земли - венец творенья,

Подобный молньям и громам,

Свои земные откровенья

Грядущим отдавал векам.

Толпы последних поколений,

Быть может, знать обречены,

О чем не ведал старый гений

Суровой Английской страны.

Но мы, - их предки и потомки, -

Сиянья их ничтожный след,

Земли ненужные обломки

На тайной грани лучших лет.

(перевод Л. Пастернака)

Русские символисты и модернисты всегда видели в Шекспире родственную душу, художника-символиста, пишущего средневековые мистерии. Леонид Андреев был драматургом-модернистом шекспировского размаха. Возможно, ему не хватало шекспировской широты, но их глубины соизмеримы. В. Брюсов одним из первых отметил условность шекспировского театра, сближающего его с Л. Андреевым.

Древние эллины, обладающие тонким художественным чутьем, заставляли актеров играть на фоне подлинного здания. Во времена Шекспира актеры играли на фоне ковров и занавесок, которые и не выдавались ни за что иное. Ни зрителям античного театра, ни зрителям театра шекспировского не составляло труда силою воображения представить и Скифию, край земли, где приковывают к скале Прометея, и облака, куда перенес место действия Аристофан в "Птицах", и все те дворцы, хижины, прибрежье, леса и горы, которые с кинематографической быстротой сменяются в трагедиях Шекспира. Попытки, сделанные некоторыми немецкими и русскими театрами играть Шекспира и античные драмы на двойных сценах, а также опыты французских открытых театров с неподвижными декорациями показали, что и для современного зрителя такое усилие воображения нетрудно. После явной неудачи всех "реалистических" и quasi-"условных" постановок пора решительно обратиться к приемам театра античного и шекспировского. Только тогда мы вернем искусство сцены тому, кому оно принадлежит по праву, - художественному творчеству артистов.

А. Белый считал шекспировскую драматургию игрищем человеческой фантазии, вымыслом, проверяющим жизнь. ELLIS-FERMOR, UNA M. Shakespeare the Dramatist. London: Geoffrey Cumberlege, 1948.

«Образы вымысла, как вампиры, пьют кровь жизни - и вот они рядом с вами - Лир, Офелия, Гамлет!.. Попробуйте вычеркнуть из вашей жизни Гамлета, Лира, Офелию, и станет беднее ваша жизнь. А между тем и Лир, и Офелия только призраки. Творческая идея становится для вас жизнью более ценной, нежели данная вам жизнь. Почему это так? Не потому ли, что вы спали глубоким сном, а вымысел разбудил вас к жизни?» - это слова русского писателя Дмитрия Мережковского.

Д. Мережковский считал Шекспира слишком свободным для России и потому неспособным воздействовать на закабаленный русский народ. В поэме Мережковского "Вера" в ответ на слова героя, что за ним - весь Запад, вся наука, Шекспир и Байрон, имярек яро возражает:

Старый хлам!

Есть многое важней литературы:

Возьми народ, - какая свежесть там,

Какая сила! Будущность культуры

Принадлежит рабочим, мужикам...

Эстетика - черт с нею!.. Надоела...

Нам надо пользы, и добра, и дела.

Да, это так: хотя все, о чем писал Шекспир, ни к кому не относится в такой мере, как к нам, «пока мы не искореним собственное хлыстовство, Шекспир не сможет нас ничему научить, как не может научить история, культура и весь наш горький опыт. Время российского Шекспира все еще впереди...» (М.Горький)

Нельзя не сказать и несколько слов о "передовом шекспироведении" сложившемся в России в середине XX столетия. Не хотелось бы быть всеотрицателем, но, к нашему стыду, идеология оставила свои грязные пятна даже на творчестве лучших... Вот почему с этой точки зрения переводчик А. Бартошевич ближе эрудита А. Аникста, а Киасашвили - Морозова и Смирнова. Фриче был прямолинейней и честней... Но это - уже другой разговор.

Не только мы обязаны ему, но и он кое-чем обязан нам.

С. Джонсон

Шекспировская традиция пронизывает постшекспировскую культуру. По силе шекспировских влияний можно судить о ее мощи. По степени воздействия Шекспира можно определить ее развитость. По отсутствию...

Мы много написали о Шекспире, пьесы Шекспира не сходили с наших сцен, русская культура XIX века находилась под интенсивной шекспировской иррадиацией. Но вот он, главный симптом нашей культуры: значение шекспировского наследия в развитии советской литературы очень мало. Даже наши служивые не смогли выполнить заказ партии: проследить влияния. Многое было сказано о "реализме" и "жизненности" Шекспира, но вот незадача: социалистическому реализму он был не нужен, "реальному гуманизму" гуманизм Шекспира пришелся не ко двору, социалистическому человековедению шекспировская правда о человеке не потребовалась... "Марксисты находили в творчестве Шекспира могучую опору", но предпочитали не опираться на нее. Высоко держа "знамя Шекспира", верные Русланы водружали его на вышках ГУЛАГа...

Вот что можно прочесть в рубрике критических заметок «Литературной газеты» того периода (70-е годы XX века): "К сожалению, литературоведы еще почти не исследовали значение шекспировского наследия в развитии советской литературы". Но нет этого значения! Нет! Разве что - сама жизнь наишекспировского из времен...Оказалось, что самое шекспировское время вполне может обойтись без Шекспира, подменив его "закалкой стали", "цементом" и "брусками". Читаем там же: «Без нас, без нашей эпохи, которая, согласно слову Маркса, действительно переделывает мир, переделывает его согласно велению интересов пролетариата... такие явления, как Шекспир, были бы как бы бессмысленны.»

Да, мир вообще обрел смысл с появлением нас. Это наш субъективный идеализм: без нас - пустота... И Шекспир без нас - не Шекспир, и история - не история, и человек - не человек, а...

Горький: Исторический, но небывалый человек, Человек с большой буквы, Владимир Ульянов решительно и навсегда вычеркнул из жизни тип утешителя, заменив его учителем революционного права рабочего класса. Вот этот учитель, деятель, строитель нового мира и должен быть главным героем современной драмы. А для того, чтоб изобразить этого героя с должной силой и яркостью слова, нужно учиться писать пьесы... у Шекспира.

Ну, и с кого же писать? Кого Горький выше всего ценил в Шекспире? -Калибана! Не верите? Что ж, откройте книгу "Шекспир в мировой литературе", откройте на странице 23, читайте...

О том же и в том же "ленинском" стиле писали и другие наши корифеи, хоть тот же Л. Леонов: Железная поступь наших будней требует монументальности, "шекспировской площадности"...

Вот и ровняли площадки для строительства ГУЛАГа...

Удивительно, что наши вообще не отвергали обскуранта и демофоба Шекспира, как это с коммунистической прямолинейностью делали Фриче, Вишневский, а у них - Эрнст Кросби, прямо назвавший Шекспира антинародным.
Да, это так: менее всего лгали борцы с "буржуазным искусством" первого призыва - Фриче, Погодин, Вишневский и иже с ними. Именно Фриче и Вишневский, Шекспира отвергающие, сказали правду о нем, а именно, что "Шекспир и реализм несовместимы", что "Шекспир насквозь гиперболичен, чрезмерен, сверхреален или уходит куда-то всегда в сторону от реального", что Шекспир изображал народ как слепую и тупую чернь.

Как там у В.Вишневского? - ""Гамлет" - порождение нисходящего класса", "линия Гамлета - это линия реакционная, линия нисходящего класса, линия гибнущей аристократии".

В. Фриче объявил Шекспира идеологом деградирующего дворянства и защитником колониальной экспансии, восславившим "угнетателя и колонизатора" и идеализирующим аристократию. Согласно Фриче, пока феодализм был еще крепок, в пьесах Шекспира преобладали жизнерадостные мотивы, когда же он понял, что мир этот обречен, он впал в глубокий траур и создал образы Гамлета, Отелло и Лира.

Насколько Шекспир любил старый мир даже в его отрицательных сторонах, настолько он ненавидел новый, даже в его положительных проявлениях.

«Герцог Просперо, подающий в отставку, прощающийся с искусством и публикой, это весь старый аристократический мир с его блеском и его поэзией, который был так дорог поэту и который на его глазах тускнел и гас под напором серой и однообразной жизни демократии.

Если его ранние пьесы были праздником роскоши и наслаждения, то в поздние врываются зловещие нотки тоски и мрачных предчувствий - плачей по уходящему миру.

И это мрачное настроение все разрастается, становится грозным кошмаром и поглощает, как черная туча, голубой, сиявший солнцем небосвод. Там, где раньше виднелись светлые лица богов и богинь, выступают в сгущающемся мраке мертвенно-бледные маски привидений и дьявольские лики ведьм, освещенные отсветом адского огня.» (Фриче)

Луначарский и Горький как в воду глядели, говоря о Шекспире, что он "не может устареть для нас" - все демонстрируемые им мерзости человека - наши. И еще, говорил Луначарский, "его время было такое, когда человек мог выявить особенно ярко всю многогранность своего существа". Наше время куда многогранней: что там шутовские и бутафорские страсти - мордасти Страстного Пилигрима по сравнению с почвой, унавоженной человечиной. Даже шекспировской фантазии вряд ли хватило бы, чтобы представить себе путь из трупов длиной в сто тысяч километров. А ведь именно столько уложили...

В. Шкловский сказал пророческие слова: трагедия Шекспира - это трагедия будущего. И хотя Шекспир не провидел масштабов трагедии, концентрированность трагического в Шекспире - это предвидение нас, ибо наша трагедия - трагедия нравственности, а это и есть главная тема Шекспира, заимствованная им у Данте и Средневековья.

Маркс обнаружил в творчестве Шекспира яростный бунт человека против бесчеловечности товара, и здесь сведя полноту жизни и широту искусства к товарно-денежным отношениям. Наш демиург только то и разобрал в Шекспире, что он "превосходно изображает сущность денег". А вот мало кому в нашей стране известный реакционный поэт Джеймс Колридж восторгался в Шекспире не силой вообще, а силой единения «alter et idem», меня и ближнего моего. Такова разница между "великим вождем" и "реакционным поэтом".

Русское шекспироведение второй половины XX века - во многом "пролетаризация" Шекспира, бесконечное "доказательство" того, что он наш, то есть борец за социальную справедливость, влюбленный в человека труда и красоту жизни. Другая сторона такого рода "доказательств" - "опровержение" символизма, модернизма и экзистенциализма Пророка бездн. Впрочем, первое и второе - одно: наша социальная справедливость и красота нашей жизни - достойны пера Шекспира. Рисуя Калибана, Шекспир упреждал Кафку и Беккета, рассказывая о том, каким может стать мир, когда Калибан расправится с Просперо.

Социальные причины трагизма Шекспира, писали советские критики, - в несправедливой общественной формации, в реакционности правительства, бедствиях ремесленников и крестьян, в засилии торговых монополий. Основы трагического связаны не с сущностью человеческого, а с мистикой социального, существующего как бы вне людей. Так и говорится: магистральный сюжет шекспировских трагедий - судьба человека в бесчеловечном обществе. Человек прекрасен, общество бесчеловечно...

Даже Троил велик потому, что преодолел личный интерес. Даже у Кориолана - не презрение к плебсу, а "презрение к классовому миру":

Шекспир сделал борьбу двух классовых сил не просто фоном, на котором действует главный герой, но основным содержанием [Кориолана].

Спасибо и за то, что "нельзя утверждать, что Шекспир выразил в "Кориолане" идею о неизбежности гибели феодального порядка". А почему, собственно, нельзя? Если ложь глобальна, утверждать можно все!.. И вот уже оказывается, что Шекспир демонстрировал не гнусности черни, он показывал "истину народа и его попранные права". И еще: "видимость народа не совпадает с его существом". Мол, видимость отвратительна, а сущность божественна... И вот уже народник Шекспир - предтеча революции и коммунизма...

Народность шекспировских героев питала буржуазно-демократическую мысль нового времени. Ибо прогрессивно-освободительная борьба в новое время была... борьбой за более органические и народные формы жизни, за демократию на более широкой основе. Эта борьба решается, однако, только в социалистическом обществе, как первой «подлинной» форме органической всенародной жизни.

Но ложь столь вопиюща, что требует пояснения в виде еще большей лжи: Своеобразие шекспировской народности обнаруживается в отношении между героем и народным фоном. В трагедиях Шекспира мы никогда не находим ситуации героя, возглавляющего народное движение, в отличие от автора "Разбойников" и "Вильгельма Телля". Изображение восстания Кеда в "Генрихе VI" дано в целом в отрицательном и гротескном свете. Сознательно-демократическое, отрешенное от личного, прямое служение угнетенному народу - не тема Шекспира.

Вот видите, как все просто: не тема - и все. А вот стань служение угнетенному народу темой Шекспира...

Некогда Тургенев с пафосом говорил: "Для нас Шекспир не одно только громкое, яркое имя, которому поклоняются лишь изредка и издали: он сделался нашим достоянием, он вошел в нашу плоть и кровь".

Правда ли это? Стал ли Лебедь Эйвона российским орлом? Возможно ли вообще "вхождение в плоть и кровь" несовпадающих менталитетов? Реально ли втиснуть безбрежность Шекспира в рабство XIX-го или фаланстеры ХХ-го? Можно ли полноценно ставить и играть Шекспира, если все, что дозволено сказать о жизни и о человеке, так это "человек звучит гордо"?

Сложные вопросы. Ведь и в наших фаланстерах жили и творили Белый, Булгаков, Ахматова, Цветаева, Платонов, Пастернак. Ведь и Шекспира играли Остужев, Чехов, Хорава, Михоэлс. Человек сильнее самой страшной тоталитарной системы, и личность неангажированного художника - единственный критерий мощи воплощения Шекспира.