скачать рефераты

скачать рефераты

 
 
скачать рефераты скачать рефераты

Меню

Полисемия в древнерусском языке скачать рефераты

p align="center">2.1.Появление полисемии в древнерусском языке

В последние годы в работах историков русского языка все больше внимания уделяется вопросам лексических исследований. В нашей работе мы исследуем полисемию и ее проявление в древнерусском языке.

Так мы в ходе исследования выявили, что появление многозначности в древнерусском языке - это возможность употребления слов в обобщенном и переносном отвлеченном зна-чении. Для этого мы приведем примеры.

Например, в памятниках литературы интересующего нас периода" влага встречается со значением - I) "жидкость", "питье": и яко се нъ при коемь зъданъ съсоудъ малоу нъкакоу влагоу имоуштю -Изб.1076, л.208, а также 2) "сырость", "влажность"; бугль огнь пъ исоушяеть и пожьнеть влагоу_и очиштяеть - Изб.1076,л.208 об.

Смрадъ встречается со значением - I) "дурной запах", "зловонно"; и акы огнъмь тьрьние гръхы попали, доубъ рай быс львиця агня. смрадъ муро. пагоуба богатьство. вранъ голоуби-ця - Усп.202а и 2) "мерзость", "тлон": но вьсе ли прахъ и пч-нелъ. не вьсе ли смрадъ. бывъщгя любая пынъ соуть гноусьная -Усп.275 в.

Оградити I) "окружить забором": чловъкъ нъныи насади ниноградъ и онлотъмъ и оградити - Остр. 55 и 2) "защитить": и оградивъ ся върою п оупованиемь» испълнивъ жо ся доуха святаго начать подвизатися - Усп.576;

Приведем пример появления в древнерусском языке слов с переносным значением( на примере слова «детинец»).

В древнерусском языке существовало слово дЬтинъцъ "внутрен-няя крепость, кремль", как историзм достаточно хорошо известное и теперь. Семантически оно находится в коррелятивной (соотноситель-ной) паре с существительным острогъ "внешняя крепость в про-тивоположность детинцу": "видевше силу Половечьскую повелеша люде(м) всем бежати из острога в детинець" (Лаврентьевская лето-пись под 1152 годом); "Изяслав же пришед к Белугороду, и стоя около детинца (...) острог бяше Ростислав до него сам пожегл" (Ипатьевская летопись под 1161 годом. Словарь древнерусского языка (Х1-Х1У вв.). М., 1988. Т. III).

Можно предполагать, что для носителей русского языка той поры, когда это слово было в активном употреблении, его формальное и смысловое устройство было вполне внятным. Однако со временем эта "внутренняя форма" была утрачена, вернее, сохранилась возмож-ность отождествить корневую базу слова с морфемой дет- (праслав. ), но характер связи значений "дитя, детский" и "укрепление, кремль" формулируется с большим трудом.

В известной работе "Поэтические воззрения славян на природу" А.Н. Афанасьев словом детинец иллюстрирует реконструируемые представления о необходимости кровавой жертвы (вплоть до челове-ческой) при заложении города. Вот его пересказ легенды об основании Новго-рода: "когда Славенск запустел и понадобилось срубить новый город, то народные старшины, следуя древнему обычаю, послали перед сол-нечным восходом гонцов во все стороны, с наказом захватить первое живое существо, какое им встретится. Навстречу попалось дитя; оно было взято и положено в основание крепости, которая потому и названа Детинцем" (Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1994. Т. II.[1,65]. Объяснение носит, конечно, анекдотический характер и принадлежит к типичным топонимическим преданиям, ко-торым свойственны наивноэтимологические и ложномотивационные осмысления, а на этой основе - произвольное конструирование "исто-рических фактов".

Если древнерусское детиньц "укрепление, оплот", "внутренняя крепость" действительно имеет отношение к слову дитя, детя, то се-мантическая мотивация здесь должна быть иная, хотя она и не до кон-ца ясна.

А.Г. Преображенский пытался истолковать слово как "место, где находится гарнизон" и указывал на клишированное выражение дети боярские "служилые люди" (Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка. М.-Л., 1949. Т. 1).

Александр Брюкнер и вслед за ним Макс Фасмер, по-видимому, не нашедшие более удачных альтернатив, объясняли устройство слова детинец тем, что во внутренней крепости укрывали не принимавших участия в обороне города несовершеннолетних детей [12,92]. М. Фасмер. Этимологический словарь русского языка. М., 1964-1973. Т. I). Веро-ятно, это же назначение внутренней части городского укрепления имеет в виду Франтишек Славский, толкуя древнерусское детинец как "место для детей" [15,71]

Не будучи удовлетворенной подобными решениями из-за их натя-нутости, Ж.Ж. Варбот предложила видеть в слове детинец производ-ное от глагола дети "строить, основывать" с первоначальной мотиви-ровкой "устроенное (укрепленное) поселение"[2,25] (Варбот Ж.Ж. Детинец // Русская речь. 1977. № 1). О.Н. Трубачев в "В словаре древнеславянского языка" эту версию упоминает в контексте идеи о воз-можной контаминации производного от прилагательного детин "дет-ский", каковым определено существительное детинец, с производны-ми от глагола дети "строить, создавать" (Этимологический словарь славянских языков. М., 1974 [далее: ЭССЯ]. Вып. 5). Таким образом, как видим, точка зрения Ж.Ж. Варбот в целом О.Н. Трубачевым все же отклоняется, а связь с понятием "детский" и отнесенность слова детинец "кремль" к гнезду праслав. *с1е1- "дитя, дети, детский" прини-мается как вполне установленная, хотя подробности семантической мотивированности так и оставлены непроясненными.

Решению этимологической (или, если угодно, просто семантико-мотивационной) задачи, задаваемой словом детинец "внутренняя кре-пость, кремль", может способствовать внимательный взгляд на иные смыслы, которые передаются этой и близкими к ней формами.

У восточнославянских слов с корнем дет- (детёнок, детёныш, детыш, детуш, детка и др.) отмечаются значения "не-большой сруб или ящик на дне колодца (для предохранения от засы-пания водяной жилы землею или наполненный углем с песком для очистки воды)"; "(центральная) часть плетеной ловушки для рыбы в виде забора из жердочек"; "деталь рыболовного снаряда, вставляемая внутрь"; "внутренняя конусообразная часть рыболовной верши" и под. (Словарь древнерусского языка. Л., 1965)

Весьма примечательным следует счесть то обстоятельство, что значения тождественные, подобные или построенные на той же общей идее, отмечаются у некоторых словообразовательных продолже-ний корня *та1(ег)-: материк "сруб дома"; матёрье "внутренность храма или вообще какого-либо большого здания"; матица, матка "несущая балка (кровли и пола)", "киль судна", "матня; центральная часть невода", "рыболовный снаряд; верша", "конусообразная плетенка рыболовного снаряда морды" и проч., а да-лее русское слово на территории Удмуртии матер и к "часть пруда, где протекают воды питающей его реки или подземного источника", "русло", "стержень, фарватер реки", "кряж", "густой, дремучий лес; крупнолесье [то есть "срединная, основная часть леса"]" (словарь).

Сказанное дает основание для предположения о том, что в слове де-тинец нужно усматривать аналог слову матка, матица "база, основа, осевая, центральная или главная часть; основание, причина, корень, ис-точник множеством частных реализаций этой общей и широкой се-мантики, включая анатомические ("внутренний орган женского тела, в котором развивается плод"): внутреннюю крепость или кремль должно рассматривать как корень, центр, метрополию в противоположность периферии - внешней крепости {острогу) и, далее, некрепостной застройке {посадам).

Итак, первоначально древнерусское детиньц, восходя к праславянскому "(анатом.) матка" (иначе говоря, "детское место"), представляет со-бою метафору, которая, отталкиваясь от широкой идеи "основы, ба-зы, ц е н т р а, истока, н а ч а л", сводит ее к градостроительному и градооборонительному понятию "внутренняя крепость, кремль (как пространственный центр и историческое начало города)".

В изменениях значений славянизмов отражаются многие идеи и образы, свойственные христианской фило-софской литературе. Так, представление о ничтожности, смертности материального и величии, бессмертии ду-ховного отразилось в истории слова прахъ, заимствован-ного из старославянского языка. Первоначально старо-славянское прахъ, как и русское порохъ, означало любое сыпучее вещество (пыль, пепел и т. п.). Однако для церковно-книжных памятников было типично употребление слова прахъ по отношению к останкам человека, напри-мер: «приникахомъ бо и къ гробу всегда... что убо тамо видьхомъ бра(т)е... не попелъ [т.е. пепел] ли и прах» («Огласительные поучения Феодора Студита»). Иные употребления слова (в значениях «пыль», «порошок») постепенно уступают место этому наиболее типичному употреблению (ср. «мир его праху» и т. п.). Русское по-рохъ употреблялось в иных жанрах (его фиксации в церковно-книжных памятниках единичны), называя чаще все-го пыль, а также порошок (обычно лекарственный). С XVII в. в деловой письменности это слово стало упот-ребляться преимущественно для называния сыпучей взрывчатой смеси, передав свои первичные значения другим словам (пыль, порошок).

И слово предать, и слово прах получили свои новые значения сходным путем -- путем так называемого се-мантического «заражения» (французское). Этот образный термин введен французским ученым М. Бреалем (84, стр. 206). Явление семантического «зара-жения» состоит в том, что постоянное, типизированное употребление слова для изображения одной и той же си-туации, в одном и том же словесном окружении (контек-сте) приводит к тому, что другие, более редкие употреб-ления становятся невозможными. Слово получает в язы-ке то значение, которое оно раньше выражало совместно с другими словами контекста. Оно получает значение этого контекста, «заражается» значением от контекста.

Путем семантического «заражения» изменяли свои значения многие славянизмы. Это очень важный процесс в истории литературного языка. Мы рассмотрим его под-робнее на примерах еще трех славянизмов. Речь пойдет о глаголах с приставкой про-: превзойти, превознести и преставиться.

В истории этих слов очень много общего. Все они первоначально означали перемещение в пространстве:

превъзити -- «высоко взойти», превъзнести -- «высоко вознести», преставитися -- «переместиться».

Глагол превъзити употреблялся обычно для передачи древнегреческого глагола бяерронусо -- «I) переходить, переступать, пересекать; 2) превосходить, превышать». Прямое (первое) значение этого греческого слова слага-лось из значений его частей: приставка пер- соответст-вует старославянской приставке пре-, а глагол оз-начает «шагать, ходить, восходить, подниматься». На основе прямого возникло переносное значение грече-ского глагола «перегнать кого-либо в чем-либо, превзой-ти». Славянский глагол превъзити (превъсходити) соот-ветствует как структуре греческого глагола, так и его значениям: в старославянских памятниках и в церковно-книжных памятниках, возникших на Руси, он употреб-лялся в двух значениях: «I) перейти, переходить, 2) пре-взойти, превосходить». Употребления в прямом значении были чрезвычайно редки: в большом количестве памят-ников можно найти лишь два-три случая такого упот-ребления; например, «Не можеть о(т)нудь пр-Ьвъзити на вышьнее ноо]» («Ефремовская кормчая», XII в.). Сравните употребление этого гла-гола в Псалтыри (Не. 37, 5), часто цитируемой древнерус-скими авторами: «моихъ грЬховъ множьство превзидоша главу мою [моих грехов множество превысило голову мою]» («Ярославский сборник», XIII в.). Абсолютно преобладало употребление глагола превъзити для обо-значения превосходства в чем-либо, например: «превзити вс-ь(х) добродЪтелию [превзойти всех добродетелью]» («Киево-Печерский патерик»); «злоба ихъ превзиде содому и гомору» («Палея», список 1406 г.).

Глагол превознести (превозносить) употреблялся для перевода греческого глагола-- «высоко воз-носить». В буквальном смысле -- «высоко поднять» -- он употреблялся крайне редко, например: «СЬдъ же убо царь на престол высоць же и превъзнесенъ [Сел царь на престоле высоком и высоко вознесен-ном]» («Житие Варлаама и Иоасафа»). Обычным было переносное употребление глагола -- «высоко вознести на словах, в мыслях; восхвалить», например: «Възвелича тя сама цесарица мати господня и превъзнесе [Возвели-чила тебя сама царица мать божья и восхвалила (превоз-несла)]» («Киево-Печерский патерик»). Впоследствии наиболее частое применение слова превратилось в его единственное значение.

Глагол преставитися, образованный от глагола преставити присоединением возвратного местоимения ся-- «себя», означал первоначально «переместиться с одного места на другое, переставить себя». Однако чаще всего глагол преставитися употреблялся для обо-значения лишь одного перемещения -- «из этого мира в мир иной». В памятниках он постоянно использовался в таких сочетаниях: преставитися -- отъ свъта, отъ жития, к богу, въ вЬчъную жизнь, в бесконечную жизнь, на истинъныи животъ («на истинную жизнь»), отъ временъныхъ на въчныя (т.е. «от временного к вечному»), к животу бесстрастъя («к жизни без страданий») и т. п.

Лишь в очень редких случаях глагол называл какие-либо иные перемещения.

Такие употребления отмечены в наиболее древних памятниках; так, в «Изборнике 1076 г.» читаем: «Аш(т)е бо съ мудрыими члвкы бес-ьдующе скоро въ обрызы [описка вместо въ образы} ихъ прЪставимъся [Если будем беседовать с мудрыми людьми, то скоро станем на них похожими (буквально перейдем, «пере-ставим себя» в их образы)]». Однако типизированное

применение слова -- обозначение смерти -- посте-пенно стало единственно возможным: глагол стал обозначать не «переместиться», а «умереть». Глагол преставити, от которого образован преставитися, также мог употребляться для обозначения смерти, например: «Нъ ба дЬля не повъдаи никому же о мне дондъже о(т) земьля оъ проставить мя [Но бога ради не поведай никому обо мне до тех пор, пока бог не удалит меня с земли (буквально «пока Бог от земли не переставит меня»)]» («Пролог», 1383 г.). Однако такие употребления глагола преставити были чрезвычайно редки. Этим и следует объяснить тот факт, что глагол преставити не получил значения «умертвить»; он мог, как и русский переставити, обозначать любое перемещение.

Итак, развитие значений глаголов превзойти, превоз-нести и преставиться протекало следующим образом: в первичном, прямом значении глаголы применялись ред-ко, типичным было употребление глаголов во вторичных значениях. Это наиболее частое использование в контек-сте стало единственным значением глаголов.

Как видим, во всех рассмотренных случаях типиза-ция употреблений славянизмов вызывала сдвиги в их значениях. А сама типизация вызвана причиной, нахо-дящейся вне языка,-- развитием церковно-книжных жанров с их специфическими особенностями употреб-ления слов.

Перечисленные явления (стандартизация, типизация употребления, ограничение сочетаемости, «заражение» от контекста) -- главные, но не единственные причины изменения значений славянизмов.

Некоторые славянизмы получили новые значения только под влиянием тех греческих слов, для перевода которых они обычно применялись. Таково, например, слово гражданинъ. Чем объяснить развитие у этого сло-ва значения «подданный государства, член общества»? Ведь оно образовано от слова градъ («город») и должно было бы, подобно русскому слову горожанинъ, обозна-чать жителя города. Дело в том, что в памятниках старо-славянского и церковнославянского языков слово граж-данинъ постоянно употреблялось для перевода древне-греческого слова, которое обозначало как жите-ля города, так и подданного государства. Это слово было образовано от греческого -- «город-государство». Как известно, древнегреческие города («полисы») пред-ставляли собой государственные объединения. Поэтому горожанин, член городской общины, был одновременно и гражданином, т.е. подданным определенного государ-ства. Славянизм гражданинъ заимствовал (или, как при-нято говорить, калькировал) значение греческого. Долгое время слово гражданинъ употреблялось в двух значениях: 1) «житель города», например: «Володимеръ же обьстоя [т.е. осаждал] градъ. изнемогаху въ градъ людье. и (реч) Володимеръ къ гражаномъ...» («По-весть временных лет»); 2) «житель, подданный государ-ства», например: «и шедъ прилъпися единому гражанину страны тоя» («Златая цепь», сборник сочинений отцов церкви, список XIV в., это цитата из Евангелия, Лук. 15, 15; однако во многих списках Евангелия в этом месте употребляется слово житель). Но «встретившись» в русском языке со словом горожанинъ, имевшим только одно значение -- «житель города», славянизм гражданинъ постепенно закрепился только в том значении, ко-торое его отличало от русского слова. Почему же горо-жанинъ не получило значения «подданный государст-ва»? Ответ очень прост: оно не могло калькировать зна-чение греческого так как вообще не употребля-лось в памятниках, переведенных с греческого языка:

Страницы: 1, 2, 3