Исламский радикализм на Северном Кавказе как разновидность сепаратистской угрозы на рубеже XX-XXI в. 
ост числа мечетей является показателем третьего уровня религиозной идентичности, на котором происходит социализация мусульман как членов общины. Мечети возвращается функция центра общения мусульман. Конфессиональная идентичность также реализуется на уровне религиозного образования. Очевидно, это также можно рассматривать в контексте ощущения кавказскими мусульманами их общности с единой исламской традицией. С этой точки зрения важным представляется создание системы религиозного образования, поскольку это может со временем обеспечить преемственность религиозной идентичности. Исламские учебные заведения есть во всех республиках Северного Кавказа. К концу 90-х гг. система религиозного образования сложилась только в Дагестане, где в 2000 г. действовало 13 исламских университетов, 33 филиала исламских вузов, 136 медресе, 203 примечетских школы (96); в Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Чечне имеются исламские институты. Крупнейший на Северном Кавказе Исламский университет имени имама Шафии расположен в Махачкале.Учебные программы школ и вузов разрабатываются местными священнослужителями, алимами и светскими учеными, а также "импортируются" из-за рубежа. Преподавательский состав рекрутируется из местных знатоков ислама, привлекаются и зарубежные богословы, кавказцы, прошедшие обучение в странах Ближнего Востока. В 1996-1998 гг. , по сведениям Управления по делам религий при правительстве Дагестана, за рубежом обучалось до полутора тысяч дагестанцев (97). В 1998 г. - более сотни студентов из Кабардино-Балкарии (98), 200 человек из Карачая (99).Возвращаясь на родину, выпускники ближневосточных институтов и университетов привносят в северокавказскую идентичность иной акцент. Выражается это в более жестких требованиях к окружающим относительно соблюдения обрядов, в подчеркивании "неполноценности" местного ислама и его носителей. Этот пока сравнительно тонкий слой молодежи проявляет высокую социальную и политическую активность и становится проводником непривычного для местных жителей ислама, культурной основы для салафизма. Таким образом, во второй половине 90-х годов ислам, оставаясь фактором идентичности этносов Северного Кавказа, привнес в нее чувство раздвоенности. Человек оказывается перед проблемой, каким мусульманином он является, задумывается, насколько его поведение, соблюдение обрядности, выбор идейной ориентации соответствуют ценностям ислама. Наконец, он задается вопросом: что представляют собой истинные ценности, насколько, будучи привнесены с Ближнего Востока, они соответствуют его привычной самоидентификации?Ответ на эти вопросы он может получить из нескольких источников: от традиционного мусульманского духовенства, от зарубежных миссионеров и выпускников ближневосточных исламских вузов; из религиозной литературы, большая часть которой - переводные работы исламских мыслителей и политиков радикального направления. Сегодня на Северном Кавказе разворачивается по сути открытое сражение за право влиять на формирование постсоветской идентичности, итог которого во многом предопределяет общее развитие событий в регионе, его отношения с федеральным Центром. В ходе этого противоборства определяется облик мусульманина на Северном Кавказе, то, какие духовные ценности, социокультурные и политические ориентации станут для него приоритетными, возобладает в его мировоззрении собственно кавказская доминанта или он будет, прежде всего, "исламоцентричен".В первом случае приоритетность северокавказской традиции не будет фактором отторжения республик Северного Кавказа от России, а ислам - идеологией сепаратизма. Северокавказская идентичность остается "пограничной": местные мусульмане живут на стыке мусульманского и христианского миров. Взаимодействие на протяжении веков с Россией - это также фактор формирования местной идентичности. Сегодняшняя Россия не навязывает этносам Северного Кавказа смену идентичности.Во втором случае ощущение полноценной включенности в исламскую цивилизацию требует от кавказца переоценки собственной идентичности. В условиях дуальности северокавказской идентичности особая роль при формировании духовных стереотипов и поведенческих норм принадлежит мусульманскому духовенству. Однако оно раздробленно на несколько групп, созданных и функционирующих на этнической, политической и собственно религиозной основах Неясно, кого следует причислять к мусульманскому духовенству (100).С одной стороны, духовенство представлено священнослужителями, общины которых зарегистрированы властями, а также тарикатскими шейхами и устазами. С другой - в республиках Северного Кавказа вне рамок духовных управлений действуют нелегальные имамы, олицетворяющие "параллельный ислам", который составляет духовную оппозицию, а также приверженцы салафизма, занявшие место исламских диссидентов, периодически подвергавшихся публичному остракизму и преследованиям. Противоборствующие стороны пользуются таким приемом, как отлучение друг друга от ислама. Институциональное духовенство стремится убедить местные и особенно центральные московские власти, что салафиты не являются мусульманами. Непримиримые позиции занимают и салафиты, отказывающиеся обсуждать с традиционалистами доктринальные проблемы, поскольку видят в них своего рода вероотступников. Запрет в сентябре 1999 г. ваххабизма в Дагестане никоим образом не изменил внутреннюю ситуацию в республике и во всяком случае не привел к улучшению экономического положения той части населения, которая действительно полагает, что выход из кризиса лежит в русле ислама.Мусульманские священнослужители призваны воздействовать на формирование религиозной идентичности. Обмирщенность и политизация мусульманского духовенства привели к утрате ими в глазах людей непредвзятости, независимости, способности выражать собственное, основанное на глубоком знании ислама мнение. К концу 90-х гг. отношения внутри институционального мусульманского духовенства стабилизировались. Стали набирать авторитет национальные республиканские муфтияты. Решающую роль в укреплении позиции духовенства сыграл консенсус между священнослужителями и частью тарикатистов.Ныне ДУМД представляет собой своего рода симбиоз институционного ислама и мюридизма, что способствует общей внутренней стабильности мусульманских общин Дагестана. И тарикатисты, и институциональное духовенство негативно относятся к салафизму, считая его чуждым северокавказской традиции, фактором дестабилизации общества. Традиционалисты справедливо видят в исламских радикалах конкурентов в борьбе за влияние на верующих. А салафитские имамы рассматривают официальное духовенство как коллаборационистов, обслуживающих светскую власть, неспособную наладить нормальную жизнь.Сегодня ни одно из течений в духовенстве не способно одержать окончательную победу. Разногласия внутри мусульманского духовенства препятствуют созданию на Северном Кавказе целостной религиозной идентичности. Северокавказский ислам остается мультикультурным феноменом, обусловленным этническими традициями, уровнем модернизации того или иного социума, экономическим положением, социальным статусом верующего.На Северном Кавказе существуют предпосылки к разнонаправленной эволюции идентичности местных этносов. Одно ее направление связано с желанием части мусульман, прежде всего в восточной части Северного Кавказа, ощутить себя легитимной частью уммы, приобщиться к ценностям салафийи, которые отождествляются с "истинным исламом". Сторонники другого направления на первое место ставят северокавказскую идентичность, в рамках которой ислам - один из компонентов местной традиции. Вплоть до самого конца 90-х влияние салафитской пропаганды на западе Северного Кавказа было сравнительно слабым. Исламский радикализм стал формироваться там с запозданием, и сегодня нельзя безошибочно предсказать, как будет развиваться религиозная ситуация в этих республиках.С одной стороны, местные мусульмане в массе своей достаточно инертны в отношении религиозных новаций. Их "бытовой" традиционный ислам оказался более стойким по отношению к исламу салафитскому. Население северокавказских республик, убедившись на примере Чечни и Дагестана, что радикализация ислама может привести к дестабилизации общей обстановки, в основном отказывается поддерживать салафитские лозунги. Об их непопулярности свидетельствует тот факт, что ни один из серьезных политиков или влиятельных духовных лиц в западной части Северного Кавказа не стремится разыграть карту исламского радикализма. Нет в этих республиках и сколько-нибудь заметных сепаратистских настроений.Распространение на Северном Кавказе салафизма является угрозой для стабильности не само по себе, а в общем военно-политическом контексте. Причина радикализации салафизма, его ориентированности на непримиримый джихад в немалой степени заключается в отношении к его сторонникам со стороны власти, которая не только считает салафизм (ваххабизм) девиантным направлением в исламе, но и вообще отлучает их от религии. Большая часть общества остается маловосприимчивой к вызову салафитов. Люди старше 30 лет отказываются менять привычный уклад, жизненные и религиозные стереотипы. Требования пятикратной молитвы, жесткого соблюдения поста, пищевых запретов, не говоря уже о ношении "исламской одежды", они рассматривают как посягательство на личную независимость. В большей степени салафитская идеология привлекательна для молодежи, которая на Северном Кавказе все больше испытывает своего рода усталость от беспрекословного подчинения старшим.На Северном Кавказе традиционная культура ведет борьбу на два фронта. На рубеже XX и XXI в. ее главным противником видится не инновация с Запада, а форсированное проникновение исламского "иноверия" с Востока. Слово "иноверие" здесь не случайно, поскольку салафийя (ваххабизм) рассматривается местным духовенством и солидарным с ним большинством общества как вероотступничество. На протяжении 90-х гг. северокавказские муфтияты ведут борьбу против салафитов. Традиционные имамы и муллы, тесно связанные с тарикатскими шейхами, искренне убеждены в своей правоте и считают, что единственно возможной формой религии на Северном Кавказе является ислам, впитавший местные этнокультурные традиции, создававшийся на протяжении столетий.Перед лицом салафитской угрозы мусульманское духовенство учится проявлять корпоративную солидарность. Во второй половине 90-х гг. духовные лидеры стали координировать усилия как на республиканском уровне, так и в масштабах региона в целом. Практически на каждом съезде мусульман той или иной северокавказской республики ваххабиты подвергаются остракизму. Их критикуют по двум направлениям: политическому (за экстремизм) и собственно религиозному. В том же году в столице Ингушетии Назрани состоялась конференция, на которой шла речь об отражении "ваххабитской угрозы". Участники конференции делали упор на несовместимость ваххабизма с нормами распространенного среди ингушей ислама. В 1998 г. в Грозном по инициативе А. Кадырова прошел Конгресс мусульман Северного Кавказа, целью А. Кадырова было добиться широкой поддержки кавказского духовенства в противостоянии ваххабитам. Такую поддержку муфтий получил. Активность традиционного духовенства в сфере борьбы с салафийей увенчалась созданием в 1998 г. Координационного центра мусульман Северного Кавказа (КЦМСК), куда вошли духовные управления Адыгеи, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Ставропольского края, Северной Осетии, Чеченской Республики Ичкерия. Борьба против салафитов в религиозной сфере идет с переменным успехом. Если в области догматики и обрядности традиционалистам скорее всего удастся сохранить свое влияние, на политическом поле их положение выглядит не столь прочным: в нынешнем институциональном духовенстве и его союзниках люди в значительной степени видят часть того самого административного механизма, который они считают едва ли не главной причиной всех бед. В какой мере в таких условиях ислам может служить средством консолидации общества, сказать трудно.Вопрос в том, станет ли салафийя устойчивым, постоянно действующим фактором, или придется согласиться с некоторыми авторами, которые утверждают, что с улучшением социально-экономического положения, политической стабилизацией в регионе деятельность салафитов сойдет на нет. Против такой позиции можно привести следующие аргументы. Во-первых, преодоление системного кризиса на Северном Кавказе займет весьма долгое время (103). Следовательно, социальная напряженность будет сохраняться. Во-вторых, у салафитов уже сложились организационные структуры, которые в случае давления на них способны к сопротивлению. В-третьих, исламские радикалы будут продолжать получать помощь от зарубежных единомышленников.Можно предположить два варианта развития событий: первый- сохранение постоянной напряженности между приверженцами салафизма (и теми, кто на нем спекулирует) и традиционного ислама, второй - постепенный поиск компромисса и достижение согласия, а также разделение среди мусульман сфер влияния. Естественно, предпочтительным представляется второй путь, но сегодня ситуация развивается по первому. Неудача многоуровнего салафитского проекта, в том числе в Чечне и Дагестане, вялость поддержки этого проекта извне со стороны мусульманского мира противоречит многочисленным рассуждениям на тему об исходящей с Северного Кавказа исламской угрозе для России. С другой стороны, обстановка в регионе и вокруг него не достигла того уровня стабильности, который полностью исключает обострение противоречий и конфликтогенность.Однако вряд ли стоит в связи с этим преувеличивать собственно "исламскую угрозу". Конечно, нельзя сбрасывать со счетов деятельность среди российских мусульман радикальных проповедников. Но за прошедшее десятилетие им не удалось разбалансировать ситуацию внутри российской мусульманской общины. Даже на Северном Кавказе, сумев занять относительно заметную нишу, они столкнулись с неприятием их мировоззрения большей частью мусульман. Не вызвала глубоких сдвигов в сознании большинства населения и миссионерская проповедь из-за рубежа. В любом мусульманском государстве, обществе часть людей будет тяготеть к тому, что называется "истинной верой", к салафийе, к ее политическим интерпретациям.Таким образом, салафизм как легитимную часть мусульманской традиции следует воспринимать и в качестве компонента конфессиональной культуры российского мусульманства. Его приобщение к политике неизбежно. Последнее в значительной степени зависит от остроты социальных проблем, на которые салафиты реагируют особенно чутко. На Северном Кавказе действительно формируются угрозы для стабильности южного макрогрегиона Российской Федерации. Их причины имеют отнюдь не религиозный, но сугубо материальный, социально-экономический и политический характер. ЗаключениеИслам на Северном Кавказе изначально не представлял собой некого единого, монолитного движения, в нем существуют различные толки и течения. Это является характерной чертой ислама практически изначально. На северном Кавказе такое положение вещей во многом сложилось из-за особенностей процесса исламизации. Проникновение ислама в регион изначально происходило извне, причем в разные периоды времени его носителями выступали разные народы, несущие разные течения ислама. Так Юго-восток региона был некоторое время подвержен влиянию шиитского ислама, который является более радикальным.Не удивительно, что и ныне в этих регионах исламский фактор имеет большее значение и именно эти территории более склонны к радикализации. С другой стороны такое положение вещей объясняется еще и историческим развитием ислама в составе российской империи, политикой сначала царского, а затем и советского правительства. Иначе говоря, сначала в бытность Российской империи, а затем и Советского Союза суннитский ислам в форме преимущественно тариката накшбандийя (в Дагестане, Чечне и Ингушетии) и ханифитского мазхаба (для остальных северокавказских республик, а также кумыков и ногайцев) дважды прошел процедуру традиционализации, в результате чего оказался достаточно жестко вмонтированным в существовавшие политические системы.Подчеркнем, что в ходе исторического развития российский ислам, как система и иерархия, формировался именно внутри России, под воздействием ее политических и гражданских институтов, был ориентирован и во многом оформлялся под влиянием Русской православной церкви. Так, иерархическая вертикаль исламского духовенства, включая и процесс его обучения, как и в случае с российским православием, была в основном замкнута на Россию и встроена в нее. Разумеется, данное обстоятельство имело огромное объединяющее внутриполитическое значение и позволяло российской, а затем и советской, администрациям контролировать процессы в нем, как, впрочем, и в других религиозных и конфессиональных образованиях. Более того, в царское и советское время государственные машины, ее институты, включая спецслужбы, одновременно защищали исламское духовенство и верующих от посягательств со стороны чуждых российской ментальности идеологий инородных религий, конфессий, течений и сект.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
|
|
